На вас, однако, очень бледное лицо! Вы сами больной человек! Это ужясно!
– Да, ваше сиятельство… не спал… столько выстрадал… пережил!
– А приходил! Зачем же вы приходили, не понимаю? Разве можно себя заставлять? Разве так можно делать себе больно? Ходите домой и сидите там, пока не выздоровеете! Ходите, я приказываю вам! Усердие хорошее особенность молодого чиновника, но не надо забывать, как говорили римляне, mens sana in corpore sano,[1] то есть здоровая голова в здоровом корпусе!
Вася соглашается, кладет бумаги обратно в портфель и, простившись с начальником, едет домой спать.
В полдень съезжаются поклонники таланта. Они встревожены, испуганы, привезли много цветов, французских книжек. Лизочка, одетая в белоснежный чепчик и легкую блузку, лежит в постели и смотрит загадочно, будто не верит в свое выздоровление. Поклонники таланта видят мужа, но охотно прощают ему его присутствие: их и его соединило у этого ложа одно несчастье!
И оба супруга, хохоча, забыв про болезнь, гоняются друг за другом по спальне. Беготня кончается тем, что Вася ловит жену за сорочку и жадно осыпает ее поцелуями. После одного особенно страстного объятия Лизочка вдруг вспоминает, что она серьезно больна…
Вася, пожалей меня, расскажи мне что-нибудь!
– Что же тебе рассказать?
– Что-нибудь… любовное, – говорит томно Лизочка. – Или расскажи что-нибудь из еврейского быта…
Василий Степаныч, готовый на всё, лишь бы только его жена была весела и не говорила о смерти, зачесывает над ушами пейсы, делает смешную физиономию и подходит к Лизочке.
– А вже не надо ли вам цасы поцинять? – спрашивает он.
– Надо, надо! – хохочет Лизочка и подает ему со столика свои золотые часы. – Починяй!
Вася берет часы, долго рассматривает механизм и, весь скорчившись, говорит:
– Нельжя их поцинять… Тут з одним колесом два жубцы нету.
В этом и заключается всё представление. Лизочка хохочет и хлопает в ладоши.
«А вдруг я в самом деле умру!» – думает она, закрывая глаза.
И Лизочка рисует себе картину собственной смерти, как вокруг ее смертного одра теснятся мать, муж, кузина Варя с мужем, родня, поклонники ее «таланта», как она шепчет последнее «прости». Все плачут. Потом, когда она уже мертва, ее, интересно бледную, черноволосую, одевают в розовое платье (оно ей к лицу) и кладут в очень дорогой гроб на золотых ножках, полный цветов. Пахнет ладаном, трещат свечи. Муж не отходит от гроба, а поклонники таланта не отрывают от нее глаз: «Как живая! Она и в гробу прекрасна!» Весь город говорит о безвременно угасшей жизни. Но вот ее несут в церковь. Несут: Иван Петрович, Адольф Иваныч, Варин муж, Николай Семеныч и тот черноглазый студент, который научил ее пить лимонную воду с коньяком. Жаль только, что не играет музыка. После панихиды – прощание. Церковь полна рыданиями. Приносят крышку с кистями и… Лизочка навеки расстается с дневным светом. Слышно, как прибивают гвозди. Стук, стук, стук!
Лизочка вздрагивает и открывает глаза.
Завтра же ты будешь здорова!
– Едва ли! За себя я не боюсь… мне всё равно, даже я рада умереть, но мне тебя жаль! Вдруг ты овдовеешь и останешься один.
Васечка редко пользуется обществом жены и давно уже привык к одиночеству, но слова Лизочки его тревожат.
– Это у меня нервное, Вася. Я очень нервная женщина. Доктор прописал мне против желудка, но я чувствую, что он не понял моей болезни. Тут нервы, а не желудок, клянусь тебе, что это нервы.
Дня через три я поехала к себе домой посмотреть, как живет мой милый, мой хороший Вася, и кстати взять шёлковое платье, то самое, что цветочками.
Лимонная вода с коньяком очень похожа на шампанское…
Во время антракта я выпила холодной, ужасно холодной лимонной воды с немножечком коньяку… Лимонная вода с коньяком очень похожа на шампанское…
