Рефлекс убийцы (детективное агентство «нафталин»)

Оксана Обухова

— А почему потом отбой Пугачеву не дал?!

Разольская пожала плечами:

— Забыл. Тоже — забыл. Закрутился на новогодних вечеринках. Разве такого не бывает?

— Чепуха какая-то, — пробубнил Архипов.

— Не чепуха, — спокойно возразила Генриетта. — А четко разработанный план моего убийства, построенный на том, что я буду так увлечена представлением, что не замечу ничего вокруг.

Надежда Прохоровна на самом деле представила картину, описываемую Лукрецией. Если бы в тот день, утром, в номерах отеля «Мельниково» нашли два трупа, никто бы не стал сомневаться в версии: Богров, которого Генриетта и вправду достала, устал терпеть ее намеки, разговоры, назойливость, и как только та снова заставила сеть рядом с собой — отравил Разольскую, потом покончил с жизнью. (Уж Анна бы придумала, как напоить пьяного соучастника порцией лекарства для сердечников!) Дело закрыли бы за смертью подозреваемого, о Лукреции не вспомнил бы никто, включая подполковника Суворина: не ее почерк, не ее обычный препарат.
— Такой план из-за этого остолопа рухнул! — продолжала негодовать отравительница. — Блеск! Интрига! Холдинг еще не продан, все акции Бяки делятся между совладельцами. — Посмотрела на бабушку, догадалась, что та не в силах оценить всю грандиозность рухнувшего плана, и взялась объяснять: — Вот представьте. Вы с друзьями испекли пирог. Разделили его на дольки, одну решили продать и, разумеется, не по совокупной цене масла, муки, яиц, начинки, как для себя. Цена вынесенного на торги куска пирога возрастает многократно в зависимости от рынка. Понимаете? Съесть кусок в дружеском коллективе — дешево, вынести его на торги — жалко. Все еще не наелись. Самим хочется. Оставшийся кусок нельзя выносить из дома, Надежда Прохоровна, его надо съедать на месте между своими. Как только пирог вынесен из дома, то есть холдинг продан, чужой кусок достижим. У него появляются другие хозяева.
Анна накрутила на палец длинный светлый локон, подергала:
— Как жаль… У Бяки остался ее кусок… Так и сдохнет не проглотив… не поделившись… Ну да ничего. — Улыбнулась лучезарно. — Этой стерве Аделаиде он тоже не достанется, Генриетта передумала оставлять все Богдану… — Посмотрела на Надежду Прохоровну, нахмурилась слегка. — А как вы думаете, Мишка случайно кофейные чашки с ядом перепутал… или в последний момент греха испугался?… — Усмехнулась чуть жестко, чуть брезгливо, чуть-чуть жалостливо. — Остолоп. Мужчины вообще все остолопы… Вы не находите?… Гордятся, пыжатся… А стоит пару слов сказать — «милый, ты лучше всех» да афродизиака в кока-колу добавить… — орел! Крыльями машет, башкой крутит… — Фыркнула. — Этот тоже пыжился. А как до дела дошло — «прости, Шакира»…
Махлакова лукаво прищурилась, закусила губу:
— А знаете, Надежда Прохоровна, оказывается — приятно. Найти такого собеседника, поговорить обо всем без утайки, без прикрас — как есть. Наизнанку вывернуться. Вы ведь не расскажете никому, правда?… — Умоляюще, ерничая, сложила ладони лодочкой перед грудью. — Вы ведь сохраните мою тайну?… Не предадите Аню?…
Засмеялась самодовольно:
— Не предадите! Нет. Все унесете с собой. — Снова села близко-близко к «умирающей» бабушке, заглянула в глаза. — А хотите, я расскажу вам, как все начиналось?… Хотите? Может быть, вы думаете, я порочная такая? Мерзавка, да?…