– Ты чего? – только и успела спросить она, как он схватил ее за локоть.
Да спину прогни! И чуть боком. Нет, вот так… Живот втяни. А попу наоборот… Ты женщина или каракатица?! Изящнее, Кира! И лицо сделай нежнее. Добрее. Улыбнись, но не слишком. Как Мона Лиза. Чууууть… Вот так.
Оля щелкала смартфоном и сыпала командами, от которых у Киры резко заболело все тело. Ее поясница не была приспособлена к изгибам, а лицо – к добродушию. Внезапно мысль о доноре перестала ее страшить.
– Отлично, – подытожила Ольга после самых долгих минут в жизни Киры. – Остальное я сделаю за тебя.
– Покажи хоть фотки! – взмолилась Скворцова, кутаясь в родную и безопасную рубашку.
Истязательница взглянула на нее, что-то просчитывая в уме. И наконец изрекла.
– Не, тебе не понравится.
– Потому что я там похожа на дуру?
– Главное – спокойствие, – подняла руку Ольга и исчезла в коридоре.
Без четверти шесть она уже ждала Киру у пропускной. Вид у Липкиной был загадочный, но страшно довольный. И по пути в клинику выяснилось почему.
– Я написала, что ты не ищешь серьезных отношений, – сообщила Ольга, и только необходимость держать руль и следить за дорогой избавила ее от возмездия Киры. – Нет-нет! Сначала выслушай. Так будет больше кандидатов.
До сего дня у Киры не было возможности воплотить в жизнь мудрые советы голливудского ширпотреба.
о ты не знаешь…
– Да ничего мне не надо знать! Ты не первый год моя дочь. И каждый раз я смотрю на тебя и думаю: откуда это в тебе? У нас в роду не было казаков.
Видимо, она была не первым человеком, кого рассмешило словосочетание «белорусские банкоматы». Господи, вот о чем ему надо было говорить со сцены! Он бы раскатал зал, уложил штабелями на пол. Людей бы с острой икотой вывозили на машинах «неотложки». Даже после трехдневной селедки под шубой, которую Кира беззаботно съела со словами «что ей в холодильнике будет», она неслась к туалету с меньшей скоростью. Хохотала до слез, до спазмов в желудке, до боли в мышцах пресса.
– Отпустило? – Эрик встретил ее с мрачным видом.
– Не-не, – она мотнула головой. – Я в порядке. Выпила много чая…
– Здесь хорошая акустика.
Кот, как и следовало ожидать, молча смотрел на нее. Если бы она спросила совета, стоит ли содрать обои, опрокинуть фикус или сожрать провода от системного блока, тут, может, он и подсказал бы что-то умное.
На этой фразе омлет намертво встал Кире поперек горла, как ребенок, которому с утра не хочется в садик, и он цепляется за двери. Даже омлет решил, что Кире нечего делать в этом бренном мире после слов Эрика. Она поперхнулась, глаза заволокло слезами… Ни выдохнуть, ни вдохнуть. Саакян вскочил, от души шарахнул ей между лопатками, и она закашлялась.
Надо говорить мягко, мелодично, как будто ты успокаиваешь собеседника.
– Как по телефону с психами? – Кира всегда включала подобные интонации, когда кто-то из клиентов начинал буянить и впадать в истерику.
Поначалу ей показалось, что липкую пасту отодрали от нее вместе с кожей. И она больше никогда не сможет носить трусы, ходить в туалет… и вообще ходить. Убедившись, что инфернальное жжение не сделало ее инвалидом, она немного успокоилась и позволила дамам продолжать.
Смерив ее долгим изучающим взглядом, Эрик запрокинул голову назад и расхохотался.
– Не вижу ничего смешного, – начала было Кира, но он ее уже не слышал.
Он икал от приступов дикого, нечеловеческого хохота. Его трясло, как смертника на электрическом стуле.
