„Женская половина рода человеческого, — писал В. И. Ленин, — при капитализме угнетена вдвойне. Работница и крестьянка угнетены капитализмом, и сверх того они даже в самых демократических из буржуазных республик остаются, во-первых, неполноправными, ибо равенства с мужчиной закон им не дает; во-вторых, — это главное — они остаются в „домашнем рабстве”, „домашними рабынями”, будучи задавлены самой мелкой, самой черной, самой тяжелой, самой отупляющей человека работой кухни и вообще одиночного домашне-семейного хозяйства”.
И крепко молилась несуществующему богу трудящаяся женщина. Молилась и не понимала, что это более ухудшало ее положение, ибо религиозность делала трудящуюся женщину неспособной к борьбе за освобождение от цепей капиталистического гнета и домашнего рабства.
Мой брат — рабочий, твой брат — рабочий; мой брат не хочет воевать, и твой брат не хочет воевать. И вот мой брат и твой брат один другого бьют, а за что? Война нужна капиталистам”.
Дома только и слышишь: „бог всемогущий, бог всевидящий, бог покарает, бог помилует”. Весь воздух был пропитан кухонным дымом и религией. Вот мы такие и вышли: темные и религиозные.
Поп часто объезжал дворы. Молебен не начал, а уже любопытствует. Амбар открыт, он туда: „Хозяин здесь? Вот у тебя горошек, а у меня поросенок, сыпь ему”. Увидит окорока, тоже заглядывает и говорит про то, что у матушки скоромного ничего нет. Осматривает: где куры, где творог. Оно и ясно, если он сам не зайдет, хозяин вынесет гарнец овса и в мешок скорее, чтоб неудобство скрыть. А если поп пальцем на колбасу покажет, тут уж перед священником не отвертишься. Так вот и кормили дармоедов.
Когда в 1915 г. снова солдатам накидывали на шею кресты, то я теперь уже думала иначе: не крест, а петлю надеваешь ты на шею солдатскую, да еще благословляешь эту петлю.
