Оглавление

Глава 1

Когда окончательно понимаешь, что в твоей жизни больше не осталось ничего, что способно заставить твое естество продолжать жить (хотя ты все еще очень далек от того, чтобы всерьез задуматься о суициде), ты неизбежно, как бы по инерции, неуклонно насыщаемой всегда безотказно работающим инстинктом самосохранения, продолжаешь надеяться, что рано или поздно возьмет да и вдруг выпадет счастливый случай обрести единственно весомый и необычайно мощный побуждающий стимул задержаться на этом свете еще на какое-то время. И совсем не важно, что именно это будет, смена ли рода деятельности, либо переезд на постоянное жительство за границу, может, неожиданное получение огромного наследства, которое существенно изменит твою жизнь, а возможно это будет внезапно вспыхнувшая подлинная несказанная любовь, полная возвышенных, нежных и непременно взаимных чувств. Не знаю, может быть это даже будет…

В общем, неизвестно, что могло бы еще повлиять на мое желание продолжать жить, дышать, встречать закаты и восходы, что называется, радоваться каждому прожитому дню, только то, что, в конце концов, произошло со мной, нельзя отнести ни к одной известной человечеству причине, побуждающей продолжать оставаться на этом свете. В течение всего своего жизненного пути мне приходилось часто менять работу, постоянно пребывая в поиске того, что подходит для моей натуры, я неоднократно пробовал себя в разных сферах деятельности, как по когда-то полученной в Ярославском государственном медицинском институте специальности врача-терапевта, так и работая в разных местах без специального образования. Несмотря на активную личную жизнь, счастья в семье ощутить в полной мере не удалось, в молодости у меня была единственная жена, девушка, с которой поначалу вспыхнул весьма трогательный, очень романтический и до умопомрачения страстный роман, закончившийся свадьбой, а потом через несколько лет разводом, но, к сожалению, без потомства. Впрочем, наш общий ребенок, сын, умер через несколько месяцев после рождения от последствий генетически обусловленной тяжелой патологии крови, с которой моим коллегам, увы, не удалось справиться…

Потом одиночество и моя растущая год от года меланхолия вперемешку с легкой, но уже ощутимой депрессией. Это сначала привело меня, разумеется, прямиком к психологу, который так и не смог мне помочь разобраться в себе. Через некоторое время я решил обратиться уже к психотерапевту, однако нескольких полученных мной его сеансов оказалось недостаточно, чтобы привести к главной цели — существенному улучшению моего внутреннего состояния, а именно к смене отношения к жизни с крайне негативного на сугубо позитивное и даже оптимистичное. Много позднее, в более зрелом возрасте, давая оценку своему состоянию как врач, я вынужден был предположить наличие у себя какой-то патологии личности. И к этому я пришел не случайно, а год от года осознавая, что изменений к лучшему в моем общем состоянии не происходило, а жизненной энергии хватало, чтобы худо-бедно зарабатывать на хлеб и жить по привычке, по инерции, почти как зомби, без интереса, увлечений и вообще без внутренней жизненной искорки. Область человеческого мозга и все, что связано с его необъятной деятельностью, не входила в мою медицинскую специализацию, поэтому я обратился за консультацией к психиатру. По понятным причинам, я позвонил своему однокурснику, который чуть ли не с ранних лет обучения в медицинском вузе увлекся клинической психиатрией, не вылезал из факультативных занятий студенческого кружка по этой специальности. В итоге, успешно окончив вуз, спустя много лет напряженной работы, он стал одним из ведущих мастеров своего дела, и, насколько я знаю, даже получил ученую степень, поэтому уже многие годы работал в клинике, и преподавал на кафедре психиатрии медицинского университета.

Коллега, хоть и не сразу, но вспомнил сокурсника и с удовольствием откликнулся на мою просьбу, ведь согласно негласной этике, врачи должны помогать друг другу, особенно, если это касается личного здоровья. И вот однажды я пришел к нему на индивидуальный прием. Правда в его кабинете я пообщался также и с другими психиатрами, которых он пригласил для консилиума, так, на всякий случай, потому что совместными усилиями диагноз поставить немного легче. Однако после обстоятельной беседы и небольших тестов, которым подвергли мою персону, никому из этих инженеров больных человеческих душ ничего заслуживающего их особого внимания обнаружить у меня не удалось. В итоге они единогласно и, как я заметил, с искренней радостью за меня, пришли к единодушному заключению, что я обладаю специфическими особенностями характера, имею свои только мне свойственные странности, что личность я чрезмерно впечатлительная, в принципе склонная к пессимистическому взгляду на жизнь, и вообще, такая, дескать, у меня конституция организма. Само собой, из приличия они высказали несколько добрых пожеланий в мой адрес и дали некоторые ничего не значащие для моего состояния советы. То есть, по мнению эскулапов от психиатрии, выходило, что никаких патологических изменений в моей психике не обнаружено.

Конечно, мне пришлось всерьез призадуматься над сложившейся ситуацией, так как раз уж у меня нет каких-либо реальных нарушений психического здоровья, надо было что-то делать с этой моей никчемной и бессмысленной жизнью. И при этом я совершенно не страдал зависимостью от никотина, а тем более от наркотиков. Правда оставалась еще одна порочная и пагубная привычка… Но нет! И она во мне не прижилась, ибо генетически обусловленная крепкая сила воли удерживала меня от того, чтобы пуститься в беспробудное пьянство и в скором времени окончить свои жалкие дни на улице законченным опустившимся алкоголиком.

Я стал замечать, что за последнее время изрядно похудел, и это, собственно, не очень меня удивляло, потому что я ежедневно делал физические упражнения и вообще в обыденной жизни много двигался, особенно на работе, которая давно не приносила мне удовольствия и морального удовлетворения. Пожалуй, движение — это единственное, что я в этом своем подавленном душевном состоянии мог заставить себя делать, чтобы совсем, что называется, не «заплыть жиром» и хоть немного чувствовать себя бодрее. Через некоторое время от былой полноты почти не осталось и следа, и в этом есть свои плюсы, касающиеся как здоровья (у полного человека повышена нагрузка на сердце), так и внешних данных. Фигура моя стала заметно стройнее, я стал чувствовать себя легче, но, тем не менее, хорошо сохранившихся в мои годы волос все же коснулась седина. Мне даже показалось, что я стал лучше выглядеть, привлекательней, что ли, но все эти позитивные моменты ни капли не изменили моего состояния и пессимистического отношения к жизни. И в конечном итоге, к своим всего лишь сорока пяти годам я, оставаясь в полном бессемейном одиночестве, пришел к такому финальному состоянию, что уже никто и ничто не могли меня воспалить бациллами жизни…

Но вдруг (о, чудо!) меня осенило, будто отрезвило ведром ледяной воды, да так, что неожиданно для себя я сделал кардинально новый шаг по дороге своей извилистой и не слишком легкой судьбы, благодаря которому у меня появился мощный стимул просто продолжать жить. А все оказалось довольно просто…

В поисках романтики и имея непреодолимое желание не только отвлечься от действительности, но и познавать мир, при этом безмерно обожая железную дорогу до сего момента, как пассажир, я подал заявление на работу проводником почтового вагона. Да, да, именно почтового! Опыта у меня в этой сфере деятельности, разумеется, не было совсем никакого, но внезапно возникшее, как бурное извержение полинезийского вулкана Хунга-Тонга-Хунга-Хаапай, желание оказалось и вправду настолько энергичным, что меня больше уже ничего другое не интересовало. Понимая все это, я, в самом деле, буквально воспрянул духом, потому что именно на этом поприще видел смысл моей дальнейшей жизни, это чувство было сродни некому жизненному вдохновению. Кроме того, я знал, нет, я был уверен, что эта работа просто обязана принести мне моральное удовлетворение и вернуть почти окончательно утерянный вкус к жизни.

Для начала я выяснил, что подвижной состав почтовых вагонов относится и к системе железных дорог, и к «Почте России», но это меня нисколько не смутило. Через Интернет я подал заявление о приеме на работу в московское отделение, по скайпу (это в последнее время стало очень распространенным явлением) дистанционно пообщался со специалистами кадровой службы на неминуемом собеседовании. Какое-то время с неподдельным волнением ждал ответа, и как это ни странно меня приняли, даже без опыта! Не знаю, возможно, их впечатлило мое высшее образование, впрочем, как оказалось, других желающих по разным причинам было не слишком то и много. Значит, мои шансы резко возросли. Из всемирной паутины я также узнал, что в силу особой специфики этой деятельности не каждый человек захотел бы и смог бы трудиться проводником почтового вагона. Но я, подхваченный резким порывом ветра своих жизненных перемен, не обращал внимания на такие мелочи. Впервые за много лет я был сверх меры полон сил и внутренней энергии для того, чтобы верой и правдой послужить железнодорожным почтальоном, а посему мою голову не занимали иные мысли, кроме этой самой одной единственной. Что ни говори, а этот мой судьбоносный шаг на самом деле, и помог мне в дальнейшем избежать неминуемого преждевременного, возможно даже насильственного, ухода…

Работа показалась мне не слишком тяжелой, как морально, так и физически, но безмерно ответственной, и я не боялся этого, потому что был по натуре человеком очень добросовестным и к выполнению любой работы привык подходить со всей тщательностью и вниманием. Кроме того, я совершенно не страдал клаустрофобией, что особенно важно при такой работе. Не пугало меня и то, что придется работать сменами, периодически не спать ночами, ведь поезд часто останавливается на станциях в ночное время и рано утром. Но все это и казалось мне элементами той самой заветной романтики, ради которой я, собственно, и пошел на эту работу.

Проводнику почтового вагона, на мой взгляд, было гораздо проще, чем обычному проводнику, работающему в пассажирских поездах, потому что не было необходимости постоянно контактировать с большим количеством людей, заниматься обслуживанием и бытовыми вопросами пассажиров, даже часто выслушивать их жалобы. Психика не всякого человека готова такое выдержать. В почтовом же вагоне предстоит заниматься самостоятельной, размеренной, в чем-то может быть рутинной, но очень важной работой. Разумеется, перевозки такого рода имели свою специфику, поэтому железнодорожному почтальону нужно было обладать не только отличными знаниями технического устройства и обслуживания почтового вагона, но и разбираться в канонах и регламентах почтового дела. Поэтому сразу же после моего официального трудоустройства меня, прежде всего, направили на курсы профессиональной подготовки проводников почтовых вагонов…

В моей памяти всплывает эпизод из далекого детства, связанный с железной дорогой. В те годы, когда я еще не ходил в школу, мы с моей мамой и бабушкой ежегодно пользовались услугами железнодорожного транспорта. По два раза в год, в течение нескольких дней покачиваясь в вагоне под мерный стук колес, мы приезжали в гости к близким родственникам, жившим тогда, как принято сейчас говорить, в экологически чистой местности, в одном из небольших сибирских городков под названием Иланский, где до сих пор функционирует крупный железнодорожный узел. Меня маленького специально привозили туда, и с ранней весны до поздней осени оставляли жить у моих родных теток, чтобы я в достатке получал то, чего, к сожалению, не мог в те давние советские времена получить в своем родном городе. То есть, чтобы я в гостях мог питаться качественной домашней пищей, запастись натуральными витаминами, подышать чистым лесным и даже таежным воздухом, и, разумеется, просто хорошо отдохнуть за целое лето.

И вот однажды, когда пришло время в очередной раз собираться в дорогу, вышло так, что мы с бабушкой поехали в гости не на обычном поезде. Дело в том, что один из наших многочисленных родственников как раз работал проводником вагона почтового поезда, маршрут которого часто проходил через мой родной Ярославль. И как-то раз дядя Коля пригласил нас с бабушкой совершить путешествие в своем необычном вагоне.

Во время поездки мне, трехлетнему малышу, все это казалось каким-то сказочным, удивительным. Моя детская память до сих пор сохранила особую атмосферу вагона, целиком пропахшего запахом курева и угля, которым традиционно топили печку, чтобы кипятить чай и готовить еду, а зимой, конечно, чтобы еще и ехать в тепле. Я хорошо помню решетки на окнах и огромное по моим детским меркам помещение почтово-багажной части вагона, где во время движения состава я всегда слышал громкий шум и лязг металла, когда заходил туда посмотреть, как дядя работает за столом с большими ячейками, раскладывая письма и сортируя посылки. Осталось в памяти и то, что на больших станциях дядя Коля запрещал мне не только высовываться из окна, но и даже смотреть через него на улицу, чтобы никто случайно меня не заметил, так как в специальном вагоне перевозить посторонних людей категорически запрещалось. Возможно, где-то в глубине моего подсознания сохранился осадок от этих приятных детских воспоминаний, что, скорее всего, и привело меня к тому, чтобы спустя множество лет, поездки на почтовом поезде стали моей работой…

Итак, я поехал в столицу, сдал все необходимые документы и был направлен на двухнедельные ускоренные курсы специальной подготовки, по окончании которых мне выдали служебное удостоверение, определили в конкретный вагон и дали назначение в первый рейс. Когда я узнал, что буду работать в почтовом вагоне, включенном в состав пассажирского поезда курсирующего по направлению «Москва — Владивосток», который идет через всю нашу огромную страну, то очень обрадовался, потому что долгая дорога позволит насладиться пейзажными красотами Урала, Сибири и Дальнего Востока. Не говоря уже о том, как будет приятно полюбоваться природными красотами мировой пресноводной жемчужины — озера Байкал, проехав вдоль его берега! Полагаю, что и скучать на работе не придется, ведь такие вагоны в составе поездов дальнего следования собирают и доставляют почту со всей страны. Однако, в плане удобства и эффективности доставки почтовых отправлений предпочтительнее использование целых почтовых поездов, как тот, в одном из вагонов которого я имел удовольствие прокатиться в детстве. Это выгодно отличается от просто вагонов, включенных в пассажирские составы, потому что почтовые поезда имеют собственный график движения с необходимым количеством остановок и достаточным временем стоянки, что позволяет более качественно выполнять непосредственно почтовые функции. В качестве преимущества для себя я видел в самостоятельности при выполнении служебных обязанностей, наличии достаточного свободного времени, чтобы ощутить всю романтику путешествия, вдоволь начитаться художественной литературы, просто поразмышлять, а то и написать что-нибудь, если ненароком посетит вдохновение…

Отправление поезда в очередной рейс стало моим первым рабочим днем в качестве проводника и одновременно работника почты. Насколько я успел узнать от специалистов по кадрам, моими коллегами по цеху будут люди, имеющие большой опыт работы на этом поприще. И это меня даже обрадовало, потому что новичку лучше работать именно с теми людьми, которые могут не только помочь на первых порах, но и научить всем практическим тонкостям этой необычной специальности.

В ту пору на дворе стояла зима, и хотя мой первый рабочий день выдался не очень морозным, но я понимал, что во время рейса в вагоне работы прибавится, так как надо будет еще и топить углем котел для обогрева и следить за водой в системе отопления вагона. Начиная со времени прохождения подготовительных курсов, я проживал в общежитии в комнате, которую получил как иногородний. Мое общежитие находилось минутах в тридцати ходьбы от «Желдорпочтамта» станции «Москва-Ярославская», поэтому в день отправления я очень быстро добрался до нового места работы с большой сумкой из кожзаменителя, заполненной сменным бельем, туалетными принадлежностями и, конечно, съестными припасами, среди которых преобладали разного рода консервы.

Заранее испытывая радость от того, что меня ждало в рейсе, я пришел даже раньше назначенного времени. Зайдя в большое пятиэтажное здание через широкие стеклянные двери, я с чувством трепетного волнения и душевного подъема предъявил мое новенькое железнодорожное удостоверение дежурному службы охраны, и, выслушав его пояснения, направился к месту, где находился мой почтовый вагон. Для этого мне пришлось пройти через все здание по коридорам первого этажа, которые, в конце концов, вывели меня на улицу, а точнее, на перрон, сверху покрытый большим навесом синего цвета, судя по виду, из поликарбоната, защищающим это место от осадков. Именно здесь производится загрузка всей почты, предназначенной для обмена, когда вагон находится на станции отправления. Не случайно рядом в стене были оборудованы большие двери, которые пока оставались закрытыми. Выйдя на этот крытый перрон и вдохнув свежего прохладного воздуха, я заметил два вагона — почтовый и багажный. Они стояли у перрона рядом и, похоже, были сцеплены вместе.

По известному мне номеру я быстро понял, какой из них мой, и не мог не отметить, что он оказался не новым, постройки примерно восьмидесятых годов прошлого века. Таких вагонов, которые, служа верой и правдой, все еще бегают по железным дорогам страны, остается немало, но их все вскоре заменят современные модели, где пребывание и условия быта проводников станут более комфортными. Ведь люди, выполняя почтовую работу, очень долго живут в таких вагонах, как в домах, такова уж специфика.

Внешне вагон был привычного и знакомого всем серого цвета, в который окрашен весь подвижной состав российских железных дорог, с полосой вдоль всего корпуса в стиле российского триколора и надписью «Почта России» с государственным почтовым гербом, а также уточняющей надписью «Почтовый вагон». Два небольших световых окна, как и в прежние времена, были покрыты окрашенными светлой краской решетками. Для обмена почтовыми отправлениями в вагоне были предусмотрены большие двухстворчатые двери, также с решетками, расположенные по обеим сторонам вагона, как в багажной, так и в почтовой секции, а где-то между ними располагался отсек для размещения членов разъездной бригады.

Я подошел к маленькой входной вагонной двери, она была не заперта, и, открыв ее уверенным движением руки, сделал пару шагов и сразу же оказался в тамбуре, выкрашенном темно-коричневой краской. Внутри я в первую очередь обратил внимание на опломбированный густо окрашенный красной краской стоп-кран, без которого, как известно, не полагается существовать ни одному железнодорожному вагону. Пройдя немного вперед по узкому коридору, в глубине вагона я услышал какие-то голоса, громко обсуждающие что-то, поэтому мне удалось сразу же отыскать купе отдыха проводников, где, сидя на вагонных полках, меня уже ждали мои новые коллеги.

Дверь была полностью открыта, и я, не заходя в купе, приветливо поздоровался, окинув взглядом присутствующих, на что получил ответное приветствие. При этом от моих глаз не ускользнуло, что с первых мгновений моего появления в вагоне коллеги начали пристально изучать меня оценивающими взглядами, присматриваться, как бы решая, можно ли положиться на новичка в долгом совместном пути, где от каждого работника требовались профессионализм и непременно взаимопомощь…

— Илья Николаевич Скорин, можно просто Илья, назначен в этот вагон проводником, — сразу представился я и продолжил разговор, — знаете, коллеги, в моем уже немолодом возрасте опыта такой деятельности у меня нет никакого, но имеется большое желание работать.

— Что ж, это уже не плохо, — приветливо улыбаясь, отозвалась женщина лет пятидесяти, невысокого роста с аккуратно уложенными волосами, одетая в темно-серый пиджак и брюки свободного покроя, не слишком удачно скрывающие ее небольшую полноту, — Наталья Петровна Жильцова, начальник вагона, работаю в системе уже более двадцати лет.

— Очень приятно, — ответил я, слегка кивнув.

— Иванов Виктор Степанович, можно просто Степаныч. Я здесь проводник-электромонтер, работаю на дороге почти всю свою жизнь, а на почтовом последние лет пять. Будут если какие вопросы, пожалуйста, обращайся, — протягивая мне свою большую мозолистую ладонь, с легкой хрипотцой в голосе произнес лысоватый коренастый мужчина лет шестидесяти с открытой располагающей внешностью и добрыми глазами, одетый по-домашнему в серые тренировочные штаны и черную майку с короткими рукавами на которой было написано «Россия».

— Спасибо, Виктор Степанович, непременно, — сказал я с ответным рукопожатием и также кивнул.

— Геннадий Олегович Никитин, проводник и одновременно помощник начальника вагона. Можно просто Гена, — протягивая мне руку, продолжил знакомство мой третий коллега, молодой человек лет тридцати, нормального крепкого телосложения, с короткой стрижкой, карими глазами и открытой улыбкой, обнажающей ровные белые зубы, — я работаю на почте недавно, третий год, а до этого был водителем «скорой», пока не попал в ДТП.

— Мне жаль, Гена, — сочувственно ответил я.

— Ничего, это было давно, при случае расскажу…

— Очень приятно, коллеги, — приветливо ответил я, улыбаясь в ответ. — Буду рад с вами работать.

— Илья, мы рады пополнению в наших рядах, наш маленький коллектив очень дружный, можно сказать, семья, надеюсь, что и вам у нас понравится. Я считаю, что проводники почтовых вагонов сродни космонавтам, ведь и тем, и другим приходится долгое время работать в ограниченном пространстве вместе с одними и теми же людьми, поэтому в таком коллективе обязательно должна быть психологическая совместимость коллег и, конечно, желание работать. А вообще, здесь у нас все по-простому, мы друг с другом на «ты», не до этикета, одно дело делаем…

— Принимается, — живо ответил я.

— Ну что ж, отлично, а теперь, раз все в сборе, начнем инструктаж, — бодро произнесла Наталья Петровна и, присев на вагонную полку, начала говорить…

Во время обучения я узнал, что начальника почтового вагона (или на железнодорожном «языке» ВПН) отвечает за все, что происходит в вагоне, включая организацию работы бригады, обеспечение соблюдения членами бригады техники безопасности, противопожарной защиты, обеспечение сохранности почтовых отправлений и ценностей, именных вещей членов бригады и оборудования почтового вагона, а также за его санитарное содержание. И само собой, начальник вагона организует обеспечение обмена почты на стоянках поезда и заблаговременно подготовку почты к обмену. Проводник-электромонтер, в свою очередь, отвечает за уборку и отопление почтового вагона, наблюдает за снабжением водой, осуществляет техническое обслуживание приборов электропитания. Проводники, к числу которых себя теперь отношу и я, как правило, занимаются обработкой почты в пути следования и обменом почтой и посылками на стоянках, а по сути, работают, как грузчики. Но и эта работа требует особенного внимания и точности, потому что в случае ошибки, исправить ее будет очень сложно. Во время инструктажа Наталья Петровна рассказала коллегам об условиях и изменениях в работе, касающихся данного рейса, а также четко распределила обязанности между членами бригады на предстоящую поездку.

После планерки ко мне сразу же подошел Гена и бегло в своей особой манере изъясняться сказал.

— Пойдем, сейчас пока есть время, я покажу тебе наш вагон, а то примерно через пол часика начнется погрузка почты, а потом уже нас на вокзал потянут и к «пассажирскому» прицепят. Здесь на приемке надо будет поворачиваться, сам от начальника почтового вагона слышал, что загрузка будет полная.

— Прекрасно, я готов! — с искренней радостью во всем своем естестве подтвердил я.

— Кстати, перед нами еще багажный вагон будет, а мы за ним в сцепке. Думаю, ты уже заметил, когда подходил. Все же лучше, чем возле самого локомотива ехать, трясет меньше, да и гула почти не слышно.

Затем Геннадий очень оперативно и подробно показал мне все, где что находится в вагоне, сопровождая экскурсию пояснениями. Мне многое было знакомо из далеких уголков памяти, и в то же время все было в новинку. Увидел я большой просторный зал с кладовыми для крупного груза и посылок, отделение для сортировки писем и бандеролей с ячеистыми полками, узнал, где будет и мое место для отдыха в купе проводников. С особым интересом и даже с нотками гордости Геннадий представил моему вниманию водный котел для обогрева и электрощит, где сосредоточено все электропитание вагона, а значит, наше удобство и комфорт в поездке. После уже знакомого мне четырехместного купе для отдыха, мы заглянули в купе ВПН и в купе проводника-электромонтера. В маленькой уютной кухне из бытовых приборов я обнаружил титан для кипячения воды, небольшую электроплиту с двумя конфорками, холодильник и микроволновку, само собой в вагоне имелся старого образца (то есть не биологический, а со сливом наружу) туалет. Во время экскурсии меня поразило то, что в самом вагоне я ощутил тот же самый запах, который помнил с детства — угля, мазута и табачного дыма. Сейчас я понимаю, что так пахнут очень многие старые вагоны, в том числе и пассажирские, только здесь детские воспоминания о путешествии в почтовом вагоне слились с реальностью.

Пока мы с Геннадием осматривали вагон, Виктор Степанович вместе с Натальей Петровной в оставшееся до погрузки почты время отправились принимать наш вагон к рейсу, как требовали правила. Я уверен, что они пришли на работу еще раньше и что-то уже успели проверить, а сейчас продолжили выполнять обязанности. Они ходили по разным отсекам вагона и проверяли исправность систем отопления и освещения, внутренних замков и запоров, надежность крепления оборудования, наличие противопожарного оборудования и инвентаря вагона, наличие воды в системах и заполнение углем специальных емкостей. Все это крайне необходимо было сделать, чтобы потом в рейсе случайно не возникло проблем с техникой.

Закончив знакомство с вагоном, в котором я теперь буду проводить очень много времени, я уложил свой пакет с припасами в холодильник, вернулся в купе отдыха и сел у окна в ожидании начала погрузки. Спустя минут десять, на перроне под навесом появились сотрудники железнодорожного почтамта, которые шли рядом с трактором «Владимирец», который на небольшой скорости выехал из уже открытых больших дверей почтамта, таща за собой вереницу из шести тележек до самого верха заполненных посылочными коробками и тюками с корреспонденцией. Их было легко узнать по знакомым, думаю, всем жителям страны, синим лентам с надписью «Почта России». Наталья Петровна и Геннадий с нужной стороны открыли двухстворчатые двери почтовой кладовой и после традиционного обмена приветствиями с коллегами на перроне начали принимать почтовый груз, предварительно уложив поддон между вагоном и перроном для удобства работы и соблюдения техники безопасности.

Мы вместе с Геннадием и Степанычем стали заносить коробки и тюки в кладовую, а Наталья Петровна следила за процессом и с особым вниманием и точностью отмечала в документах все, что мы получали для рейса. Во время того, как я перетаскивал почтовый груз к нам в вагон, я попутно размышлял о том, что на станциях отправления и конечных у железнодорожных почтальонов есть запас времени для обмена почты либо до отправления поезда, либо после его прибытия в пункт назначения. Но когда почтовый вагон включен в состав скорого поезда, то на крупных станциях придется шевелиться гораздо быстрее, чтобы успеть все точно и аккуратно сделать за время традиционно коротких по времени стоянок. Здесь все зависит не только от проводников вагона, но и от сотрудников, которые ждут на перроне. Все-таки хорошо, что мы идем в рейс в составе пассажирского поезда, потому что остановок в его расписании значительно больше, а на крупных железнодорожных станциях время стоянки, как правило, больше, чем у скорого поезда, а значит, мы можем делать свою работу не особо торопясь, таким образом, резко снижая вероятность ошибок. В любом случае от совместной организованной, слаженной и точной работы зависит своевременное получение почтовых отправлений адресатами. Скорость и точность — в этом и заключается главная суть всей почтовой деятельности.

Попутно я обратил внимание, что и к соседнему с нами багажному вагону подъехал грузовичок «Газель» с надписью на синем тенте «Почта России», и из него также началась выгрузка багажа и перенос его в вагон тремя молодыми мужчинами. Я, между прочим, заметил, что у них груза было явно меньше, чем у нас, правда, все, что происходило в соседнем вагоне, меня не сильно интересовало, у самих хватало работы. Когда заполнение кладовой почтовым грузом было закончено, ВПН закрыла двухстворчатые двери на запоры, теперь мы были готовы к рейсу. По поручению Натальи Петровны мы с Геннадием сразу же подхватили тюки, перенесли их в зал для сортировки, сели за столы на небольшие, но удобные круглые табуреточки и принялись письма и мелкие бандероли раскладывать в многочисленные квадратные ячейки с указанными названиями станций, через которые следует наш пассажирский поезд. Это делается для того, чтобы предельно точно знать, какую корреспонденцию и в каком пункте назначения следует отдать встречающим наш поезд коллегам. Причем, чтобы сделать это достаточно быстро, особенно на кратких по времени стоянках. Поэтому выполнение такого вида сортировки корреспонденции имеет очень высокую важность.

Несколько минут спустя, я почувствовал легкий толчок, наш вагон слегка дернулся, а еще через полминуты начал двигаться, сначала медленно, а потом все больше набирая скорость, и, увлекаемый маневровым тепловозом в сцепке с багажным вагоном, направился к Ярославскому вокзалу, отправной точке всех рейсов и маршрутов, идущих на восток. «Ну, вот и все… Наконец-то начинается мой первый рейс, — не без радости и душевного волнения подумалось мне, и на лице появилась сияющая почти блаженная улыбка, — на ярославском к поезду подцепят, и поглотит меня моя новая, надеюсь, увлекательная почтовая жизнь, можно сказать, откуда-то свыше призванная спасти меня от почти неизбежного конца».

Глава 2

Маленький маневровый тепловоз, дизель которого издавал характерный для короля маневровых путей «чмэзика» знакомый, пожалуй, каждому человеку «тракторный» звук, толкая перед собой, благополучно подтянул нашу пару почтового и багажного вагонов на нужный путь вокзального перрона, где нас уже ждали сцепщики. Было слышно, как коротко лязгнул механизм автосцепки, когда «чмэзик» подкатил оба наших почтово-багажных к головному вагону уже стоявшего на пути состава пассажирского поезда «Москва — Владивосток». Быстрыми отточенными до автоматизма движениями рабочие отсоединили нас от маневрового, который сразу же уехал, издавая все тот же «тракторный» звук, а потом надежно прицепили наш почтовый к первому вагону пассажирского состава. Посадку еще не объявляли, согласно расписанию, которое я уже успел изучить, отправление назначено позднее. Минут через пятнадцать я вновь ощутил легкий толчок вагона и услышал где-то рядом очень знакомый гул, какой обычно исходит от работающего электровоза. Значит, к нам прицепили локомотив, который повезет наш состав по своему участку дороги, возможно, до станции Киров, где будет произведена смена бригады машинистов и замена локомотива, а может быть и раньше… Пока я еще точно не знаю, так как первый раз еду по этому маршруту… Где-то во Владимирской области заканчивается граница Московской железной дороги, и начинаются пределы Горьковской, куда относятся станции Нижний Новгород и Киров, а вот станция Пермь уже входит в подчинение Свердловской железной дороги…

Когда-то очень давно большинство поездов, идущих на восток страны, курсировало по другой железнодорожной ветке, то есть отправление было неизменно с Ярославского вокзала столицы, только маршрут следования поездов проходил по Северной железной дороге через Ярославль, Данилов, Буй, Нею, Шарью, Киров и далее уходил на восточное направление. Поэтому в те давние времена я, как постоянный пассажир, точно знал, что смену локомотива всегда производили на станции Данилов, где до сих пор существует локомотивное депо. Со временем порядок следования составов изменили, потому что Северную дорогу переориентировали на грузовые перевозки, а может еще и для того, чтобы сократить время в пути и разгрузить линию, и теперь мы доезжаем до Кирова, «срезая» путь через Владимир и Нижний Новгород. Вот и приходится почти каждый раз ехать на восток страны только из столицы, а по прежнему «ярославскому» участку Северной железной дороги давно бегают преимущественно грузовые составы…

Увлеченный сортировкой писем, через несколько минут я услышал едва уловимый голос диктора вокзального радио, извещавший об отправлении пассажирского поезда «Москва — Владивосток». Так как два наших почтовых вагона находились в начале состава, спустя минуту, где-то совсем рядом я услышал непривычно громкий и долгий гудок электровоза, всей своей мощью в клочья разорвавший окружающий воздух. Этот неожиданный гудок, испускаемый локомотивным клаксоном, так сильно ударил в мои нежные барабанные перепонки, что я буквально ощутил шевеление всех элементов моего внутреннего уха, передающих звуковые импульсы в височную зону коры головного мозга. Такой гудок привычно сигнализировал всем находящимся на станции об отправлении поезда. Когда сигнал затих так же внезапно, как и появился, вагон почти сразу с легким толчком и негромким приятным моему уху лязгом автосцепки и буферов тронулся с места, и, постепенно набирая скорость, увозил меня в первое путешествие по Восточно-Сибирской магистрали в качестве железнодорожного почтальона…

Катившиеся по рельсам металлические колеса издавали знакомое с детства и ласкающее мой слух мягкое гудение, правда, привычного стука колес на рельсовых стыках практически не слышно или слышно не часто, потому что в современное время большинство рельсов на магистральных железнодорожных направлениях монтируют по технологии бесстыкового пути. Только при проезде по стрелкам колеса издают небольшой стук и легкий скрежет колесных пар, а вагон при этом слегка покачивается.

Во время коротких двухминутных перерывов при сортировке для отдыха глаз, через одно из вагонных окон, я поглядывал на улицу, чтобы немного ориентироваться в том, где мы едем…

— Ну что, друг, поехали! С первым рейсом тебя, Илья! — радостно произнес сидящий рядом Геннадий с письмами в руках, глядя на меня и радуя своей обаятельной улыбкой, — часа через три будет Владимир, там стоянка минут тридцать, можем работать спокойно.

Какое-то время мы еще разбирали почтовые отправления, сидя на табуретках и покачиваясь в такт колебаний вагона, позднее, когда сортировка была закончена, а до станции Владимир оставалось еще примерно два часа пути, я решил просто посидеть у окна в купе отдыха проводников и уже начать, наконец, наслаждаться железнодорожным путешествием. Нашлось время слегка перекусить съестными припасами, что собрал в дорогу на первое время, и, разумеется, попить традиционного поездного хоть и пакетного чайку. Геннадий сказал, что будет просто отдыхать в купе, а я пошел на кухню разогреть в микроволновке мою любимую холостяцкую перловку с мясом и вскипятить воду в электрочайнике, а, когда все было готово, снова вернулся в купе, предложив выпить чаю с сахаром также и своему новому коллеге…

Передвигаясь по вагону, я видел, как Наталья Петровна и Виктор Степанович общаются в купе начальника вагона, и обедают вместе. И это было очень даже логично, ведь они в нашей бригаде ближе всех друг другу по возрасту, у них всегда найдется общая тема для разговора, причем не только по рабочим вопросам. От Геннадия я узнал, что у нашей Натальи Петровны есть дочка и внук, с которыми она время от времени говорит по мобильнику. Вот Степаныч, напротив, редко разговаривает со своими близкими, потому что «они все уже взрослые и живут сами по себе, я их лишний раз не хочу беспокоить», как он сам однажды выразился в разговоре на эту тему.

Геннадий, сидя на купейной полке, читал какую-то свою любимую книгу, периодически отхлебывая чай из стакана, помещенного в фирменный железнодорожный подстаканник, а я продолжал трапезу, глядя в окно на все, что проносилось мимо. При этом я испытывал несказанное удовольствие от движения и мерного покачивания вагона, и даже чувствовал, что все происходящее придает мне сил и уверенности в себе…

Ближе к моменту прибытия на станцию Наталья Петровна заглянула к нам в купе.

— Ребята, скоро Владимир, давайте готовить почту для обмена, — привычно произнесла она спокойным и почти официальным тоном начальника и сразу вышла. Мы с Геннадием ту же поднялись со своих мест и, чтобы выполнить свою работу, почти мгновенно перешли в зал сортировки писем, благо он располагался через стенку от купе отдыха проводников.

Сама ВПН со Степанычем отправилась в кладовую, чтобы отобрать необходимые посылки и более габаритный почтовый груз, который мы должны были отдать. На этой станции у нас примут не много почты, поэтому все было подготовлено без спешки минут за пятнадцать, осталось ждать прибытия на станцию Владимир.

Вскоре я заметил, что поезд как обычно постепенно сбавляет ход, приближаясь к станции, в окне показались окраины города, дома, улицы, деревья, люди… Я смотрел на все это через зарешеченное окно двухстворчатых дверей кладовой, молча стоя там вместе со всей нашей бригадой в ожидании остановки. Издав все тот же громкий гудок, извещавший в данном случае о приближении к станции и призывающий к осторожности всех, кто мог находиться рядом с путями, локомотив протянул состав мимо здания вокзала с вывеской «Владимир» почти до самого края перрона, и когда поезд окончательно затормозил, мы открыли дверь. Тотчас после прибытия, к нашим вагонам подъехал знакомый трактор с прицепленными тележками и подошли работники местного железнодорожного почтамта. Началась выгрузка почты, и когда я вышел на заснеженный перрон, перетаскивая посылочные ящики, то заметил, что и в соседнем багажном вагоне происходит примерно то же самое. Закончив обмен почтой и багажом достаточно оперативно, коллеги со станции пожелали нам счастливого пути, трактор увез тележки с грузом, а мы в качестве знакомства обменялись парой ничего не значащих фраз с нашими соседями из бригады багажного. Для этого пришлось даже покричать, потому что двери наших вагонов были на значительном удалении друг от друга. Среди этих людей мне удалось разглядеть одну темноволосую женщину и троих мужчин, все примерно одного возраста, лет тридцать пять — сорок. Все они были в зимних шапках и одеты во что-то похожее на утепленные желто-серые рабочие спецовки, а женщина стояла в черном полушубке без головного убора, а на ногах у всех были валенки без калош. Мужчины, улыбнувшись и приветливо махнув нам рукой, зашли в вагон, а женщина задержалась еще на пару минут, чтобы докурить сигарету. Я решил воспользоваться моментом и успел выкрикнуть в прохладный зимний воздух.

— Соседка, как Вас звать-величать?

— Полина Сергеевна я, Стрельцова, — улыбнувшись, крикнула она мне в ответ, а потом тут же добавила, бросая на перрон окурок и почти зайдя внутрь своего вагона, — ладно, мне пора, увидимся на следующей станции!

— Хорошо, до встречи! — крикнул я и помахал ей рукой, а она полностью скрылась за широким дверным проемом багажного вагона и с характерным тупым звуком изнутри закрыла большую дверь.

Я сделал то же самое, несмотря на то, что стоять поезд должен был еще минут десять. Так требовала инструкция, потому что почтовый груз это всегда чья-нибудь собственность, чаще всего ценная, которую люди доверили почте для перевозки, и нельзя было допустить, чтобы кто-то посторонний оказался рядом с открытыми дверьми вагона и потом бы что-то пропало.

«Она сказала, „увидимся на следующей станции“, — думал я, возвращаясь в купе для отдыха, — но следующая крупная станция, где можно было снова обменяться несколькими фразами будет только в Балезино, судя по расписанию, даже в крупном городе Нижнем Новгороде стоит только десять минут. Ну что ж, подожду». Мне почему-то просто хотелось еще раз поговорить с этой женщиной, хотя я видел ее издалека и не смог толком разглядеть даже черты ее лица. Разумеется, я совсем ничего не знал о ней, да и что можно знать о человеке, которого видишь первый раз в жизни и то мимолетно, но что-то меня в ней привлекло, пока было не понятно, что именно, может быть ее приятный голос. Это, пожалуй, то немногое, что я мог пока знать о ней…

До станции Балезино, где расписанием предусмотрена долгая получасовая стоянка, поезд сделал две небольшие по времени остановки в Нижнем Новгороде и Кирове, но в данном рейсе на этих станциях обмена почты было немного, поэтому меня даже не приглашали помочь на погрузке. Однако вновь поступавшие к нам письма, мешок с которыми каждый раз приносил мне Геннадий в зал сортировки, мне удавалось в течение сорока минут разбирать по ячейкам согласно пунктам назначения корреспонденции.

Когда до Балезино оставалось около часа пути, мы принялись готовить к обмену почтовый груз, потому что там были не только письма и бандероли, но и посылки разных габаритов. В этом процессе приходилось принимать участие уже всем членам бригады, включая ВПН. Все было подготовлено вовремя, и после того, как почтовая сцепка из двух наших вагонов вместе с составом окончательно затормозила на перроне, двери кладовой были широко распахнуты. На этот раз обмен почтой происходил несколько дольше, почти двадцать минут, а когда мы с Геннадием и Степанычем загрузили полученную почту в вагон, обе створки грузовых дверей тут же были закрыты. Но перед этим я попросил Гену подождать меня у маленькой входной двери, чтобы я смог потом войти через нее обратно в вагон. Сам же решил хотя бы на несколько минут подойти к обитательнице багажного вагона Полине Сергеевне, заметив, что они закончили погрузку багажа, и она опять задумчиво стоит одна на перроне около входа в их вагон с зажатой между указательным и средним пальцами дымящей сигаретой.

— Доброго дня, Полина! — обратился я к женщине, подойдя к ней достаточно близко, чтобы не кричать.

— А, это Вы, — ответила она и слегка улыбнулась уголками рта, продолжая курить и смотреть в сторону в одну точку, — как рейс?

— Нормально, я вообще первый раз еду, только устроился, — продолжал я беседу, пытаясь как-то наладить контакт, — а Вы сами сколько уже катаетесь на почтовых?

— Да лет восемь уже. Раньше года два поработала проводницей пассажирского, но обслуживание пассажиров меня вообще не привлекает, а здесь все по-другому, — объяснила она с заметной грустинкой в голосе, делая вид, что не очень-то ей и охота со мной разговаривать.

— Вы знаете, я тоже бы не пошел работать в пассажирские вагоны, в почтовом интереснее, и время свободное есть, да и вообще я люблю железную дорогу, можно в полной мере ощутить всю романтику…

— Я тоже люблю железку, иначе бы не пошла сюда, — уже немного веселее ответила Полина, выбросив окурок и впервые направив полноценный взгляд в мою сторону, — а Вы по профессии кто?

— Как это ни странно, я врач, окончил наш медицинский институт, но по специальности работал не слишком долго, жизнь вносила свои коррективы.

— Как же это Вас занесло в почтовую систему? — не без интереса спросила Полина, продолжая смотреть на меня почти в упор.

— Знаете, дорога длинная, как-нибудь расскажу, хорошо? — произнес я, понимая, что эта тема требовала много времени для рассказа, а стоянка уже заканчивалась. Тут я где-то вдалеке со стороны вокзала услышал голос диктора, объявившего отправление нашему пассажирскому поезду.

— Отправление дают, надо бежать, кстати, а Вас как зовут? — спросила она, подарив мне теперь уже радостную открытую улыбку и махнув рукой, а я только в этот самый момент понял, как привлекательна была эта женщина.

— Илья меня зовут… Илья… увидимся на остановках! — почти крикнул я, помахав женщине рукой, потому что в этот момент уже отдалился от нее, быстрым шагом возвращаясь в свой вагон, и едва успел запрыгнуть туда через открытую входную дверь, потому что поезд уже тронулся и начал набирать ход.

Я вернулся в купе для отдыха и решил отдохнуть, растянувшись на полке с блаженной улыбкой на лице и заложив руки за голову. Я понимал, что в моей душе что-то происходит, но пока это ничего для меня не значило, но, как знать, возможно, именно сейчас в глубине моего «каменного» и «пустого» сердца зарождалось новое светлое чувство… как знать… как знать…

В купе зашел Геннадий и сообщил, что у нас сейчас есть время на отдых и чтобы перекусить, а потом надо готовить очередной обмен почты, на станциях Пермь и Екатеринбург поезд будет останавливаться в течение ночи с получасовыми стоянками, и тут важно не проспать. Но Наталья Петровна, нервная система которой годами закалялась в чередовании дневных и ночных смен в череде бесконечных почтовых рейсов, пообещала разбудить нас вовремя.

После этого, с хитрой усмешкой Геннадий добавил:

— Илья, ну как, пообщался с девушкой? Ты ведь ходил с соседкой из багажного поговорить?

— Ну… пообщался, а что?

— Да нет, все нормально, — невозмутимо ответил Гена, — я с ней знаком с тех пор, как работаю здесь, она из нашего железнодорожного почтамта. Хорошая женщина, муж у нее тоже на дороге работал, путейцем, но около года назад она стала вдовой, супруг погиб, можно сказать, прямо на работе, поездом его… в общем, несчастный случай…

— Как это страшно! Представляю, что она пережила! А что, она разве так ни с кем и не связала жизнь? — с тайным интересом спросил я. — Такая привлекательная женщина…

— Смотрю, уже успел заметить… Слышал, что нет, говорят, очень уж она своего мужа любила.

— А дети есть?

— Говорили, вроде дочка у нее, так она все больше с бабушкой живет, Полина сам понимаешь все в рейсах, да в рейсах. Понять человека можно, поездки по железной дороге прекрасно отвлекают от жизненных неприятностей, здесь она чувствует себя по-другому, не так больно на душе, — рассуждал Гена.

— Понятно, когда теряешь близких тебе людей, это всегда печально, — грустно заметил я и сразу замолчал, вспомнив о своей трагедии…

— Ну, ты, это, если хочешь, можешь продолжить общение…, — осторожно, чтобы меня случайно не обидеть, произнес Геннадий.

— Ладно тебе, дальше видно будет… Что, давай спать, пожалуй!

— Да, давай покемарим, у нас еще часа четыре до Перми…

Петровна, как и обещала, разбудила нас с Геной вовремя, минут за сорок до подхода к станции. Мы встали с купейных полок, сонные и ежеминутно зевающие, и направились в кладовую, где принялись за привычную работу. Степаныч отдыхал, поэтому мы все готовили без него, и когда поезд прибыл в Пермь, то обмен почты был проведен нами продуктивно и слаженно, под светом ночных станционных фонарей, бьющих в непривычную к такой яркости сетчатку глаза своим обжигающим белым светом. Багажный вагон на этот раз отдал свой груз очень быстро, разгрузку проводил один из мужчин их бригады, Полины на перроне я не заметил по вполне понятной причине (пусть ночью женщина поспит!). После окончания обмена, мы с Геннадием вернулись в купе и тут же завалились на свои полки и сразу заснули, потому что следующая станция Екатеринбург будет часов через пять, уже под утро, поэтому надо было выспаться. Ближе к утру нас также разбудила всегда бодрая на вид Наталья Петровна, и мы совсем вялые, продирающие глаза ото сна, направились в кладовую готовить очередной обмен почты. Все-таки удивительно, как наша ВПН может оставаться такой энергичной, несмотря на ночное время суток?! Понятно, что в этом играет роль не только многолетняя привычка и богатый опыт, но и, само собой, высокое чувство ответственности за свое дело, за наше общее дело…

Поезд уносил нас все дальше и дальше на восток. К сожалению, весь Средний Урал мы проехали ночью, и в этом рейсе мне не удалось полюбоваться красотами обширного горного массива, разделяющего Европу и Азию, увидеть разделяющий обе части света приграничный знак. Из прежних своих путешествий по Транссибирской магистрали я помнил, что после этих красивых горных мест, поезд будет долго проноситься по очень ровной и скучной местности, которая географически является продолжением зоны казахских степей, поэтому можно будет не особенно стараться смотреть в окно, а заняться своими делами, что-то почитать или просто отдохнуть. На этом участке пути, где из окна не видно ничего, кроме унылого лесостепного, но больше степного, пейзажа с время от времени пролетающими за окном небольшими полустанками, наш неутомимый пассажирский состав в течение целого дня делал получасовые остановки на станциях Тюмень, Ишим и Омск.

Наша бригада как всегда оперативно и слаженно делала свое почтовое дело, выгружая и загружая тюки с письмами и посылочные коробки с наклеенными синими лентами с надписью «Почта России» точно в соответствии с сопроводительной документацией. Это делалось как обычно под зорким контролем начальника вагона Натальи Петровны, которая привычно заносила в учетную ведомость данные о полученном и переданном почтовом грузе.

Вышло так, что на всех этих трех станциях поезд принимали не на первый путь, как бывало чаще всего, а на третий или четвертый, то есть, платформы там были низкими, поэтому появлялись некоторые неудобства для осуществления погрузки и выгрузки почты. Но такая мелочь меня совершенно не беспокоила и моего бешеного рабочего энтузиазма ни капли не снижала. Однако каждый раз, выходя на платформу во время погрузки и устремляя свой взор в сторону багажного вагона, среди членов ее бригады я почему-то не видел Полины, хотя все мужчины привычно суетились с обменом багажа. Я не знал, почему именно женщина не выходила на воздух вовремя остановки в дневное время, но спросить об этом у ее коллег я не решался, было по-человечески неудобно. Ничего, постараюсь узнать потом…

Кстати, для себя я отметил, что с каждым разом у меня получалось делать работу все лучше и лучше, а значит, начал появлялся опыт, приобретались новые незнакомые мне доселе навыки. Например, я уже не путался в сопроводительных документах на почтовые отправления и цепким тренированным взглядом сразу же находил нужные во время процесса сортировки и выдачи, также увеличилась моя скорость сортировки писем по ячейкам. Конечно, в свободное время, я обязательно читал не только художественную литературу, которую предусмотрительно взял с собой, или брал из Интернета, но и учебные пособия, которыми была в достаточном количестве обеспечена наша бригада, как впрочем, и остальные.

Наш поезд продолжал свой неутомимый бег вперед, чтобы через еще полстраны доставить нас и наш специальный груз прямо к самому берегу бухты Золотой Рог, которая, сообщаясь сначала с Амурским и Уссурийским заливами, выходит прямиком к Японскому морю. Дело в том, что железнодорожный вокзал во Владивостоке расположен так сказать у самого синего моря, то есть практически возле берега упомянутой бухты. Подъезжая к вокзалу, из вагонного окна твоему взору открывается великолепный вид на залив, на берегу которого расположен также и морской порт. Я знаю, о чем говорю! Мне однажды уже посчастливилось побывать в столице Приморья, этого расположенного на широте Сочи дивного края многочисленных поросших лесом сопок, просторных долин, небольших быстрых весело журчащих на мелководье и извилисто снующих по местности речушек, многочисленных мохнатых ночных мотыльков, ночных полевых светлячков и… запредельно высокой влажности атмосферного воздуха. Только она способна превратить любую мелкую царапину в долго незаживающую и очень болезненную ранку…

Цепкая память мгновенно вернула меня в то время, когда я был совсем молодым и в этом удивительном крае проходил срочную службу в рядах Советской армии. Именно во время службы и удалось мне по разным причинам побывать и во Владивостоке, и в городе Находка, и в Партизанске, и даже в Уссурийске, где я впервые в жизни попробовал красную икру… Более того, мне удалось искупаться в Японском море, правда в тот период вода была очень холодная, несмотря на жаркое лето. Помнится, в местности, где располагалась наша воинская часть, однажды началось такое сильное наводнение, что я смог наблюдать, как вода прибывает буквально на моих глазах, в результате, автомобильные мосты были разрушены, дороги размыты, линии электропередачи порваны. Но военные нашли способ продолжать жить и непрерывно нести службу даже в таких условиях. Разумеется, со временем все было восстановлено. Думая о своей былой службе, не перестаю удивляться тому, что судьба забросила меня именно в Приморье… Ведь как раз в этих местах во время Гражданской войны мой дедушка воевал в отряде небезызвестного красного командира Сергея Лазо…

…Согласно расписанию, поздним вечером наш пассажирский поезд сделал получасовую остановку на станции Барабинск. Здесь нам предстояло выгрузить не очень много почты, поэтому я с надеждой в душе думал о встрече с Полиной, хотя шансы у меня были не велики, потому что наступил вечер, и кто знает, может она уже отдыхала после дневной смены. Закончив погрузку, Геннадий и Наталья Петровна зашли обратно в вагон, а я нарочно задержался на перроне, стоя рядом со Степанычем, который запалил сигарету и с наслаждением курил. На улице было слишком зябко, поэтому я вышел на воздух в теплых ботинках и штанах, зимней куртке и шапке, а мой очевидно закаленный коллега, не боясь простудиться, стоял в пушистом вязаном свитере, в летних брюках, в вагонных шлепанцах на босу ногу и с непокрытой головой.

— Степаныч, ты не слишком легко одет? Воздух-то морозный! — заботливо поинтересовался я, начиная сам переминаться с ноги на ногу на пощипывающем кожу морозе.

— Ничего, Илюха, я закаленный, сейчас докурю и пойду, а ты смотри не опаздывай к отправлению, еще есть минут пятнадцать…, — живо ответил Виктор Степанович.

При этом я заметил, как он подозрительно хитро улыбнулся, потом бросил окурок в проем между перроном и вагоном, подошел к входной двери, быстро отворил ее, и, пройдя внутрь, немного прикрыл за собой, не закрывая на замок, чтобы я смог войти…

Время шло, а я стоял на перроне, делая вид, что дышу вечерним морозным воздухом, а сам ждал… В соседнем багажном вагоне члены бригады уже давно завершили свои манипуляции с обменом багажа и скрылись в вагоне, захлопнув за собой дверь. Вечером на улице было спокойно и даже тихо, яркие вокзальные фонари освещали перрон, по которому время от времени проходили люди, несущие ручную кладь, возможно спешащие на наш поезд, чтобы успеть заскочить в него в последние минуты до отправления. Мой слух машинально улавливал привычные с самого детства звуки, характерные для любой железнодорожной станции, которые в ночной тишине всегда слышатся намного острее. Лаконичные объявления диспетчеров по внутреннему радио для работающих путейцев, гул от которых гулким эхом мгновенно разносился по округе и тут же резко затихал. Редкие чуть приглушенные короткие гудки маневровых тепловозов, работающих на дальних путях станции, и конечно слышимый издалека каскадный звон, издаваемый лязгающими и бренчащими автосцепками вагонов, перегоняемых с одного пути на другой во время ночных станционных маневров…

Мороз стал прохватывать меня, несмотря на теплую одежду, и я уже собирался вернуться в вагон, но вдруг входная дверь багажного вагона открылась, и я в надежде бросил взгляд в ее сторону. Из двери вышла Полина все в том же самом полушубке и валенках с сигаретой во рту. «Наконец! Дождался!», пронеслось в голове.

— Добрый вечер, Полина! — глядя в ее сторону крикнул я, потому что, стоя около своего вагона, опять находился далеко от нее.

— Добрый вечер, Илья! Вы вышли подышать? — приветливо спросила она.

— Да, мы все погрузили быстро, вот и решил немного постоять… А Вас что-то давно не видно было, — спросил я, делая вид, что интересуюсь просто так, для поддержания разговора.

— Занята была бумагами, я же начальник вагона! — ответила она, улыбнувшись.

— Понятно, у нас ВПН тоже женщина, Наталья Петровна зовут.

— Я знаю ее, мы уже несколько лет вместе в одном почтамте работаем.

— Как у вас рейс проходит?

— Пока все в порядке, спасибо! У Вас как?

— Тоже все в норме! Пока без происшествий…

— Вы тогда не успели сказать мне, кто вы по профессии…

— Да, действительно, не сказала. Я окончила железнодорожный техникум вместе с моим мужем, мы вместе с ним и работали на железке, он путейцем, а я провлодником и потом почтовиком. Работали до того момента, пока он… — здесь она немного замешалась, очевидно, ей не хотелось бередить вспоминания о погибшем супруге…

— Извините, Илья… Как нибудь потом…

— Все нормально, не переживайте… — мгновенно отреагировал я.

В это время мягкий женский голос диктора вокзального радио объявил об отправлении нашего поезда.

— До свидания, Илья! — крикнула мне Полина и, открыв дверь с решеточкой над оконным стеклом, запрыгнула к себе в вагон.

— До встречи на станции! — успел я крикнуть, хотя, возможно, она этого и не услышала, а наш поезд в этот момент уже тронулся и начал постепенно набирать ход. Я же, вовремя оторвавшись от своих мыслей, едва успел подбежать к двери и запрыгнуть в вагон…

Примерно часа через три, уже поздней ночью, нас ждала очередная станция Новосибирск. Это большой город, который называют столицей Западной Сибири, настолько большой, что, прежде чем довезти нас до станции и вокзала, поезд еще минут пятнадцать двигался в пределах городской черты на приличной скорости. Мы с Геннадием в ожидании обмена почтой, которой на этот раз было достаточно много, пока находились в купе, и я просто наблюдал в окно проплывающие мимо многоэтажные дома со светящимися в темноте окнами, ярко освещенные широкие улицы и проспекты, бегущие по ним многочисленные автомобили…

Когда состав начал торможение, минут за пять до полной остановки, мы всей бригадой перешли в кладовую, где по обыкновению заблаговременно были подготовлены необходимые для обмена почтовые отправления для этой станции. Поезд прибыл к первой платформе, на этот раз для удобства разгрузки в нашем вагоне была открыта большая двухстворчатая дверь, а мы взялись за привычную работу. На этот раз пришлось поторопиться, потому что стоянка на станции Новосибирск-Главный была чуть больше пятнадцати минут, а тюков с посылками и почтовой корреспонденцией было предостаточно. О встрече с Полиной думать не приходилось, потому что выжидать на перроне, чтобы как бы случайно ее встретить, просто не было времени.

После обмена почтой все вернулись в вагон, и Наталья Петровна изнутри закрыла двери кладовой. Поезд покидал Новосибирск, а у нас появилась возможность несколько часов отдохнуть, потому на двух ночных остановках, длящихся не более минуты, мы почту не обменивали. Но зато ранним утром на станции Мариинск стоянка согласно расписанию длилась около получаса. На этот раз мы должны были подготовить для обмена немалое количество почты, а потом эффективно поработать на свежем и морозном воздухе. Что касается Полины, то на перроне я виделся с ней мельком, потому что начальник багажного вагона не имела права отвлекаться, когда контролировала обмен багажа. Нам удалось случайно увидеться всего на пару мгновений, но даже этого мне было достаточно… Во время двух других коротких стоянок в Боготоле и Ачинске, мы с Геннадием даже не выходили на платформу, потому что грузить было нечего, а небольшой пакет с письмами коллегам передала сама Наталья Петровна.

Часа через три нас ожидала приятная встреча с хорошо знакомой мне станцией Красноярск. Пока у нас было свободное время, мы с Геннадием после обеда отдыхали в купе проводников, он с интересом играл в какую-то игру на своем смартфоне, а я молча смотрел в окно. И смотрел не просто так, от нечего делать. Ведь с этих самых мест начиналась Сибирь, я имею в виду не географическую, а мою Сибирь, которая была мне родной с самого раннего детства… Теперь поезд уже какое-то время шел по местности, относящейся к Среднесибирскому плоскогорью, а там в рельефе преобладали невысокие горы, холмы и таежные лесные массивы. Здесь можно было по-настоящему полюбоваться красотами здешних мест, поэтому я сидел и наслаждался видами из окна вагона.

При подходе к Красноярску поезд, как обычно, начал замедлять свой шумный бег по бесконечным стальным путям, а я наблюдал в окно вагона за местными городскими пейзажами под нежный гул металла катящихся по рельсам колесных пар. Ранее, уже в недетском возрасте, я посещал этот город и не единожды. В то время в Красноярске жила одна из моих двоюродных сестер с мужем и дочкой. Помню, когда я гостил у них, они показывали мне местные достопримечательности, как например, часовню на высоком холме, с которого открывался чудесный вид на город, на машине возили на отдых к водохранилищу, чтобы заодно посмотреть на Красноярскую ГЭС…

По прибытии поезда на станцию, наши двухстворчатые двери привычно открылись, мы обменялись приветствиями с красноярскими коллегами, а потом сразу же приступили к обмену почтой. Закончив работу, я уловил несколько минут до отправления состава, чтобы пообщаться с Полиной, которая к моей большой радости тоже вышла на перрон со своей бригадой. Погрузка багажа у них также была закончена достаточно скоро, члены ее бригалы сразу же зашли в вагон, а Полина осталась подышать воздухом и покурить. Вдруг, увидев меня и заметив, что я смотрю в ее сторону, она улыбнулась, помахала мне рукой.

— Привет, Илья! Давно не виделись! — первой начала она разговор, а ее приятный голосок звонко переливался на чистом морозном воздухе.

— Здравствуй, Полина! Куда я денусь, на каждой станции выхожу, потому что работа не ждет.

В это время стоявший рядом со мной Геннадий сказал, что если я хочу спокойно поговорить с Полиной, то могу подойти к ней поближе, а он останется рядом с дверью вагона и подождет меня. Поблагодарив коллегу за понимание, я, разумеется, тут же быстрым шагом подошел к женщине достаточно близко, чтобы говорить спокойно.

— Чтобы нам не кричать друг другу, решил подойти ближе, — произнес я, застенчиво улыбаясь, — Вы знаете, Полина, вообще, сейчас мы проезжаем чрезвычайно знакомые мне места, можно сказать, с детства знакомые…

— Очень интересно, но жаль, что у нас сейчас очень мало времени, а то бы Вы могли рассказать обо всем более подробно, — произнесла Полина.

— Ничего страшного, успеется, дорога еще длинная… Ну как Вы? — вдруг спросил я, не зная о чем поговорить в такой короткий срок.

— Спасибо, Илья, все в порядке… — ответила она с легкой, едва заметной грустью в голосе.

— Как Ваша семья? — решился спросить я, потому что этот вопрос нельзя считать неприличным, даже если говоришь с не очень знакомым человеком, это просто вежливость.

— Спасибо, нормально, моя пятилетняя дочка сейчас с бабушкой, у них все в порядке, она здорова. Я регулярно общаюсь с ними по мобильнику.

— Ну и, слава Богу…

— А как у Вас дома? — в свою очередь спросила она меня, возможно, также из вежливости.

— Я, знаете ли, семьи так и не нажил, как-то так… не получилось… Вот и решил убежать от суровой действительности на железную дорогу… знаете, отвлекает прекрасно…

— Пожалуй, соглашусь с Вами, — улыбнувшись одними углами рта, с явным оттенком грусти произнесла Полина, глядя куда-то в сторону, держа сигарету между пальцами, — в рейсе о многом забываешь, особенно из того, чего не хочется помнить…

«Выходит, что и она, и я искали в работе на железной дороге некоего утешения, отдыха от обычной жизни, то есть даже в этом у нас с этой женщиной было что-то общее», подумалось мне…

— Ой, слышите, Илья, отправление дают, бегите, а то не успеете в вагон зайти! — вдруг, как бы очнувшись, произнесла начальник багажного вагона, когда по радио прошло объявление.

— Спасибо за заботу, Полина, уже бегу, до встречи на следующей станции! Пообщаемся позже! — крикнул я ей уже на бегу, махая рукой.

В это же время меня окликнул и стоявший возле нашего вагона Геннадий, энергично машущий мне рукой. Я пустился бежать к своему вагону и опять успел заскочить в дверь в тот самый момент, когда поезд уже начал движение…

Продолжая курсировать по Транссибирской магистрали все ближе и ближе к Приморью, наш поезд, покинув станцию и выехав за пределы городской черты Красноярска, с характерным гулом пересек железнодорожный мост через большую сибирскую реку Енисей. Именно в этот момент можно заметить ее изумительной красоты высокие и крутые скалистые берега, покрытые хвойными лесами. Где-то здесь находятся и знаменитые «красноярские столбы» — созданные искусницей природой торчащие из земли узкие тонкие скалы, вершины которых покоряло и продолжает покорять множество не только настоящих альпинистов, но и людей, весьма далеких от скалолазания, но жаждущих острых ощущений. Когда моя мама в ранней молодости жила и училась в Красноярске, она тоже забиралась на вершину одного из столбов…

Через четыре часа будет короткая, ничего не значащая для нашего рейса остановка в Канске-Енисейском, а еще спустя примерно час, меня ожидала долгожданная и во все времена волнующая встреча с небольшим сибирским городком под названием Иланский…

Глава 3

На станцию Иланская наш поезд прибывал охваченный быстро надвигающимися сумерками. На вокзале уже включили яркие фонари для освещения перрона. Здесь у нас планировался незначительный по объему обмен почты, включающий несколько посылок, небольшой мешок с письмами и бандеролями, а значит, нашей работы было всего ничего. Но зато на Иланской по давней железнодорожной традиции производилась очередная смена локомотива, поэтому и стоянка поезда предусмотрена не самая короткая, минут двадцать. Сам городок невелик, но здесь располагалась большая узловая станция с крупным локомотивным депо, которое когда-то дало толчок в развитии населенного пункта Иланского и во все годы являлось, как принято говорить, «градообразующим предприятием»…

Когда наша почтовая работа была выполнена, мои коллеги ушли в вагон, а я остался возле знакомого, до глубины души знакомого мне вокзала, чтобы постоять на платформе, всегда низкой даже на первом пути. Меня переполняло непередаваемое трепетное чувство, как будто я вернулся обратно на родину, и это было почти правдой, я всегда называл «иланский край» своей «малой родиной». Потому что там были мои корни. Мама родилась не в Иланске, но прожила там все детство и юность, пережила Великую Отечественную войну, девчонкой работая в тылу для нужд фронта, окончила среднюю школу, а потом уехала учиться дальше, и много лет спустя осела в Ярославле, где впоследствии и появился на свет ваш покорный слуга. Но все же небольшой сибирский городок и весь «иланский край» нашел в моем сердце глубокое и надежное пристанище. Давно я не был в этих краях, очень давно…

Незаметно реальность буквально ускользнула от меня, и ее место вдруг заполнили бурным потоком не только многочисленные детские воспоминания о беззаботном времени, проведенном в этом городке, но и более зрелые, потому что, когда я стал старше, я продолжал приезжать к родственникам в гости. Но, как известно, именно детские воспоминания всегда самые яркие. Однако с тех пор, как мне исполнилось тридцать, мне больше не удалось побывать в этих краях, правда, сейчас в Иланском моей родни-то почти не осталось, потому что кто-то из них или уже умер, или давно покинул свою родину, перебравшись на постоянное жительство в более крупные города…

С самого детства, когда мы собирались поехать к родственникам в Иланск, то я всем друзьям и знакомым, даже взрослым, говорил, что «я поехал в Сибирь», также говорили бабушка и мама. Правда, в том возрасте я даже не имел четкого представления, что на самом деле означает слово «Сибирь», но для меня маленького именно Иланск и ассоциировался именно с этим самым местом — «Сибирь». В моей памяти мгновенно пронеслись многое из тех детских воспоминаний, что удалось сохранить. Это небольшой деревянный дом бабушки с двумя окнами, где я жил, когда был совсем маленьким, но хорошо помню, что бабушка разрешала любимому внуку почти все, например, натаскать прямо в дом земли и сделать дорогу для игрушечной машины, потому что в тот момент на улице шел сильный дождь. Это и подарок двоюродной сестры — привезенная из командировки железная дорога (то, что я любил), а именно, красного цвета пластмассовый локомотив с двумя зелеными пассажирскими вагонами на обычных колесиках. Это и большой добротный деревянный дом моей родной тетки, где мы неизменно останавливались с матерью, приезжая в гости, с большим участком земли, сараем для домашнего скота и сеновалом, широкими воротами для въезда техники, ну и, разумеется, с небольшой домашней баней. Одна из дверей дома выходила на улицу, и к ней было приделано деревянное крашенное коричневой краской крыльцо с массивными ступеньками и перилами, украшенными незатейливыми балясинами. Когда я приезжал в гости, уже студентом, на этом крыльце мы с племянниками частенько с разрешения тети сидели ночью у разведенного рядом костра, пекли картошку, смотрели на звезды и говорили, говорили… Мы часто ходили в смешанный лес, протянувшийся своей широкой полосой недалеко от крайних городских улиц, который отделял эту местность от настоящей сибирской тайги. В лесу мы находили уютную полянку, собирали сухие ветки и разводили костер, чтобы посидеть в природной тишине, время от времени нарушаемой лишь легким дуновением ветра, по сибирской традиции запечь любимую картошку в горячих углях. Хорошо запомнились мне и прогулки вместе с тетями и дядями, двоюродными братьями и сестрами в лес за ягодами и грибами, а особенно в глухую тайгу за сибирским чесноком — черемшой. Помню, как в теплом солнечном мае мы с приятелями делали небольшие разрезы в березовой коре и на веревочках подвешивали бутылки для сбора стекающего каплями сока, а сами шли гулять в лес, чтобы потом на обратном пути собрать «жидкий урожай». В числе ярких воспоминаний остался и тазик с огромным количеством восковых пчелиных сот, переполненных настоящим живым привезенным с пасеки медом, который мы с племянниками с удовольствием ели… Однажды в трехлетнем возрасте я даже побывал на настоящей охоте, и один из моих дядей доверил мне в руки свое настоящее охотничье ружье, чтобы я, сидя в мотоциклетной люльке, мог самостоятельно пострелять по расставленным на доске пустым консервным банкам. Разумеется, под его строгим надзором. Моя любовь к железной дороге можно сказать, была в крови, потому что несколько моих родственников работали на дороге проводниками или машинистами локомотивов. Когда я был совсем маленьким, один из них, дядя Паша, неоднократно угощал меня привезенным из рейса не съеденным им самим хлебом с салом. Дядя всегда рассказывал мне, что, когда он ехал на паровозе, на дороге ему встречалась лисичка или зайчик, и что, мол, она передала мне гостинец, и, конечно, я по-детски верил в это, с наслаждением уплетая «подаренное» сало, хотя просто так не всегда к нему и притрагивался. Очень ярким осталось воспоминание о моей короткой поездке в кабине старого паровоза, который, отбегав свое на больших магистралях, в то время продолжал исправно служить на станции Иланская маневровым. Машинистом паровоза был другой мой дядя, тоже ветеран войны и почетный железнодорожник. Пока мы катались туда и обратно в пределах станции, дядя Валя рассказывал мне о том, как все устроено в кабине машиниста, что и для чего предназначено, каким образом поступает в топку уголь, а главное, непередаваемые ощущения во время процесса движения и незабываемый звук паровозного гудка…

«Внимание! Пассажирский поезд „Москва-Владивосток“ отправляется от первого пути», — услышал я звонкий с легкой хрипотцой голос диктора вокзального радио, который мгновенно вырвал меня из потока охвативших мое сердце теплых воспоминаний, в которые я погрузился, совершенно не замечая, что происходит вокруг. На какое-то время я забыл даже о существовании Полины, которой, кстати сказать, и не было в этот момент на платформе. Вернувшись в реальность, я заметил, что поезд начал движение и тут же буквально запрыгнул в наш почтовый вагон, мысленно сказав себе: «До встречи, моя малая родина, моя Илань, надеюсь, еще увидимся и не раз!», а потом не отходил от окна до того момента, пока не скрылся из виду последний дом, и местное озеро, называемое в народе «Бульзомен», и городское кладбище, где покоились некоторые из моих близких родственников…

После минутной остановки в Тайшете, наш поезд, спустя три часа, ближе к полуночи прибыл на станцию Нижнеудинск, где простоял минут пятнадцать. Мы с Геннадием очень быстро передали коллегам заранее подготовленную почту и вернулись в вагон. На этот раз я не остался постоять на морозном воздухе, но хорошо знал о том, что в этом небольшом городке когда-то очень давно родилась моя мама, но вскоре их семья перебралась в Иланск, чтобы осесть в нем на многие годы. Справедливости ради скажу, что ни я, ни мама за всю свою жизнь ни разу не побывали в Нижнеудинске, кроме как проездом…

Следующая долгая остановка на станции Зима выпала на середину ночи, но мы с Геннадием и Степанычем как обычно все подготовили заранее и завершили обмен почтой предельно оперативно. На следующих станциях с короткими стоянками, Черемхово и Усолье-Сибирское, Наталья Петровна сама передала коллегам пакеты с письмами и бандеролями, чтобы не тревожить нас до самого Иркутска.

Утром, когда я проснулся и привычно посмотрел в окно, наш состав уже миновал «загазованный» из-за многочисленных химических заводов Ангарск, сделал двухминутную остановку на станции Иркутск-Сортировочная и прибыл в столицу Байкальского края Иркутск, город с богатой историей, хорошо известный тем фактом, что здесь в 19 веке жили ссыльные декабристы. Мировую известность городу придает его близость к хрустально чистому пресноводному озеру Байкал, водной жемчужине России и всего мира, богатому уникальной флорой и фауной, окруженному живописными сопками, покрытыми многочисленными вековыми кедрами и соснами. Это и величественная красавица Ангара, берущая свое быстротечное начало из этого удивительного озера. В ста километрах от Байкала на ее низких берегах и был построен Иркутск. Во все стороны раскинулся здесь необыкновенный сказочный заповедный таежный край с девственной природой, чистейшим и здоровым лесным воздухом. Надо быть поистине настоящим заправским писателем, чтобы перенести на бумагу точное описание здешних красот!

Эти дивные места всегда привлекали и до сих пор привлекают немало туристов, в том числе и иностранных, а вот, слышал, много китайцев давно живет в Иркутске на постоянной основе. Когда-то я тоже неоднократно посещал эти места, приезжая в гости к родственникам, в частности, к тем, кто в свое время переехал в этот большой город из Иланска. На этот раз я решил не беспокоить никого из родных своим звонком и сообщать, что я здесь, потому что на этой станции поезд останавливался минут на двадцать, а предстояло многое успеть…

Примечательно, что в Иркутске станция и вокзал расположены прямо на берегу Ангары. После остановки состава мы всей бригадой вышли на свежий морозный воздух, потому что здесь ожидал очень большой обмен почтой. Когда местный почтовый трактор увез в своих тележках все загруженные нами тюки и коробки, в вагоне остался только Степаныч, чтобы не нарушать требований инструкции (не оставлять вагон без присмотра). Все остальные пошли прогуляться по покрытому дебаркадером перрону и в очередной раз купить что-нибудь съестное, потому что на больших станциях всегда есть, что приобрести в дорогу. Бригада багажного вагона тоже вышла на перрон подышать воздухом и покурить. Увидев Полину, я сразу уже смелее подошел к ней и предложил в оставшееся до отправления время пройтись по торговым точкам вокзала для пополнения запасов провизии. Пока мы ходили, выбирая из огромного разнообразия предлагаемых в дорогу блюд, я увлеченно рассказывал Полине про свои впечатления об Иркутске, о городе, каким его знал я, и мне показалось, что она слушала меня с неподдельным живым интересом. Говорил я про чистую воду Ангары, которая подается в городской водопровод почти без очистки. Вспомнил и про легендарный ледокол «Ангара», один из первых ледоколов в мире. В начале двадцатого века он служил в качестве парома, пробивавшего дорогу во льдах замершего зимой Байкала, и перевозившего необходимые грузы. Это ежегодно длилось до того момента, пока не был закончен кругобайкальский участок Транссибирской магистрали. Ледокол даже успел повоевать в Гражданскую войну, а теперь стал музеем, стоящим на вечном приколе у пирса недалеко от моста через плотину Иркутской ГЭС. Рассказывал и о поездках к родственникам, о том, как мы интересно проводили время, отдыхали на лоне природы этого чудесного края. Конечно, поведал и про выезды в поселок Листвянку, ближайший к Иркутску населенный пункт, расположенный прямо на берегу Байкала у подножья крутых заросших хвойными деревьями холмов. Также и о том, как пил воду, черпая ее кружкой прямо из озера, и о том, что в сосновом лесу прямо на берегу Байкала впервые вкусил легендарного байкальского омуля, который водится только там. Кстати, эта уникальная рыба до сих пор продается в Иркутске, и даже на станции можно было купить омуля копченого и слабосоленого. Я знал, как это вкусно, поэтому не удержался и приобрел у торговавшей рыбой женщины средних лет несколько штук разного вида, как, впрочем, и Полина.

Гуляя по перрону от одной торговой точке к другой, мы с Полиной не только мило беседовали, а точнее, она не без интереса слушала мои рассказы, но и делали необходимые продуктовые покупки, при этом, не обращая внимания на то, что общаемся гораздо дольше по времени, чем предусмотрена стоянка по расписанию. Мне показалось, что с каждым разом наши, пусть и короткие, встречи с Полиной становятся все теплее, обоюдно приятнее, и что у меня появилось реально ощущаемое нежное влечение к этой женщине. Мне было уже приятно быть рядом с ней. Но не стоит торопить события, времени у нас предостаточно… Когда составу дали отправление, я только тогда заметил, что нас задержали на целях двадцать минут, и мы, коротко, но тепло, попрощавшись, стали спешно возвращаться в свои вагоны, неся в обеих руках по паре добрых пакетов с продуктами.

Едва я запрыгнул в свой почтовый вагон, поезд сразу тронулся, и стоявший в тамбуре Степаныч, закрыл входную дверь. Неспешно пройдя по коридору слегка покачивающегося на ходу вагона, я сначала перенес все продукты в небольшую кухню и скоропортящиеся положил в холодильник, а потом начал продвигаться к своему купе. Идя мимо открытой двери купе начальника вагона, я заметил, что Наталья Петровна не зря походила по торговым точкам станции Иркутск, купив продукты и себе, и Степанычу, они вместе сидели и разбирали пакеты с накупленной провизией. Похоже, съестных припасов у всех нас было достаточно, чтобы спокойно ехать дальше хоть до Хабаровска. Я вошел в купе отдыха, где Геннадий уже пил чай и уплетал приобретенную на станции копченую курицу, которая традиционно была завернута в пищевую фольгу.

— Приятного аппетита, — сказал я ему.

— Спасибо! А ты-то хоть что-нибудь успел прикупить или все время с Полиной проговорил?

— Успел, вот во время общения и успел, совместил приятное с полезным. Кстати, а кто-нибудь омуля купил?

— Думаю, да, просто мы уже не первый раз по этому маршруту едем, омуль всегда берем, а еще кедровые орешки, я их просто обожаю! Их можно приобрести только в этих местах, — произнес Геннадий, при этом показав мне увесистый кулек с орехами.

Пока коллега продолжал трапезу, я решил просто посмотреть в окно на красивые места, которые мы сейчас проезжали. Покинув Иркутск, поезд начал свой путь прямиком к «славному морю, священному Байкалу» по новой постоянно действующей ветке Транссибирской магистрали, потому что, как известно из истории, прежний участок дороги, построенный еще в царской России, проходил вдоль берега Ангары, но в связи с последующей постройкой плотины Иркутской ГЭС, был затоплен. И уже многие десятилетия прибрежная станция Порт-Байкал, по сути, теперь уже начиная Кругобайкальскую железную дорогу, соединяется с основной веткой магистрали только небольшим участком. Кстати, то, что когда-то дорога проходила вдоль берега Ангары, можно было понять по тому, как прямая железнодорожная ветка после выезда со станции вдруг резко уходит вправо и подходит к Байкалу только у станции Слюдянка, расположенной на берегу южной оконечности озера.

История железной дороги, построенной вдоль берега Байкала, очень интересна и насыщена событиями. Строителям Кругобайкалки пришлось столкнуться с огромными трудностями, дорога строилась в сложнейших географических условиях, а значит, сюда было безмерно вложено и тяжелейшего людского труда, и гениальной технической мысли. Эту дорогу не зря считают произведением инженерного искусства, потому что в ней построено множество уникальных мостов и тоннелей, и это все в начале прошлого века, когда технологий, подобных современным, просто не существовало. Но, к сожалению, мы не сможем увидеть все то, что было построено, но большая часть пути все-таки проходит вдоль берега Байкала, и это даст нам возможность во время рейса получить удовольствие от созерцания вечных красот Прибайкалья.

Через пару часов поезд достиг одной из самых известных, да что там, культовых станций Транссиба, крупного железнодорожного узла магистрали станции Слюдянка. В народе ее всегда называли и продолжают называть омулевой столицей России, потому что рыбаки одноименного поселка спокон веку добывали из безупречных по чистоте вод Байкала эту уникальную рыбу, и промысел этот жив до сих пор. Эта местность вообще чрезвычайно богата различными минералами. В прежние времена здесь производилась добыча мрамора, слюды и лазурита, откуда, собственно, и произошло название поселка, а потом и станции, а статус города Слюдянка получила в середине двадцатого века…

На станцию наш поезд прибывал на первый путь с низким перроном. Постепенно снижая ход, электровоз протянул состав до границы станции так, что наши почтово-багажные вагоны немного выехали за пределы перрона. Состав, громогласно прозвенев всеми металлическими деталями вагонов, включая ударно-тяговые приборы и ходовые части, с режущим ухо кратковременным «щенячьим» визгом тормозных колодок, наконец, остановился. И все замерло в морозной тишине. Стоянка по расписанию предусмотрена всего на пару минут, почта здесь не обменивалась, и члены моей бригады даже не намеревались выходить из вагона, чтобы просто подышать воздухом. Однако я из любопытства все же накинул на плечи теплый полушубок, вышел в проходной тамбур в майке, своих синих спортивных штанах и тапочках на босу ногу, и открыл наружную входную дверь, но не стал поднимать площадку и опускать лестницу.

Держась за поручни, стоя на площадке и выдыхая изо рта пар, я начал осматривать видимые пределы станции, оглядываясь по сторонам, а потом решил увидеть отсюда само озеро. По прямой расстояние от станции до Байкала составляло метров триста, но мне все же удалось разглядеть вдалеке едва заметную береговую линию и сливающуюся с ней покрытую снегом и, разумеется, замерзшую водную гладь озера… Помнится, однажды я побывал на Байкале ранней весной, и тогда по его очень толстому и кристально чистому льду можно было спокойно ходить, да что там ходить, когда-то очень давно по толстому полутораметровому байкальскому льду была налажена регулярная зимняя переправа. Слева от того места, где стоял наш вагон, мой взор упал на необычной формы маленькие зеленые купола Свято-Никольской церкви, которая, как известно, является памятником истории и культуры федерального значения.

Несмотря на весьма морозный день, на перроне недалеко от здания вокзала стояло несколько женщин, одетых в зимние шапки, тулупы и валенки, приплясывая возле своих импровизированных прилавков и лотков, судочков и ведерок, покрытых белыми полотенцами. По давней местной традиции они торговали омулем разных способов приготовления, но я решил не покупать здесь этой вкусной рыбы, так как мы ее достаточно набрали еще в Иркутске, да и времени на покупки совсем не было, стоянка же очень короткая.

Разумеется, я не мог не обратить внимания на одноэтажное и очень красивое здание вокзала, возведенное, по историческим данным, более ста лет назад. Известно, что оно в своем роде уникально и построено специально для этого места, это единственный в мире вокзал, целиком созданный из местного белого мрамора. Говорят, что этому зданию по красоте нет равных на всем Транссибе. Легендарная станция была непосредственно связана со строительством Кругобайкальского участка магистрали, и именно здесь в Слюдянке магистраль встречается с Байкалом. Я читал, что прямо внутри здания вокзала около двадцати лет существует небольшой музей Транссиба, и вообще своими экзотическими достопримечательностями это место постоянно привлекает туристов…

Местность, где расположена Слюдянка, очень необычная, согласно историческим данным, здесь в древние времена жили гунны, потом пришли тюркские племена курыканы, а уже позднее эти места заселили буряты и эвенки. В семнадцатом веке там был построен острог для добытчиков слюды, который вскоре был перенесен в другое место, где сейчас находится Култук, и до начала девятнадцатого века поселений на этом месте не было. Потом появились исследователи и добытчики местных полезных ископаемых, в середине века построили колесную дорогу вокруг Байкала, создав в Слюдянке почтовую станцию, а уже в конце позапрошлого века начали строить Кругобайкальскую железную дорогу, что в конечном итоге сделало Слюдянку крупной узловой станцией и районным центром в Иркутской области…

Постояв у двери вагона, вдыхая морозный воздух, я вдруг отвлекся от своих мыслей и наблюдений, заметив, что поезд снова слишком долго стоит, уже минут пять или даже больше. На это я обычно никогда внимания не обращал, потому, как правило, пассажирские поезда частенько опаздывали, но, помнится, это было в стародавние советские годы, а в наше время железнодорожники такого старались не допускать, кроме, пожалуй, чрезвычайных случаев, когда для задержки была очень веская причина. Несмотря на это, я продолжал любоваться видом станции и вокзалом, а когда поезд, наконец, начал движение, сначала медленно, а потом с каждой секундой увеличивая скорость, я плотно закрыл дверь на защелку и вернулся в вагон.

Часа через три наш поезд должен сделать двадцатиминутную остановку в столице Бурятии городе Улан-Удэ, и, по словам Натальи Петровны, обмен почты на этой станции должен быть очень объемный, поэтому у нас было только часа полтора на отдых, а потом надо было приниматься за свою обычную работу. Разумеется, после отправления со станции Слюдянка все мое внимание было приковано к окну, из которого были видны байкальские заснеженные берега и покрытая снегом белая пустыня, временно распростертая по массивному ледяному покрову замершего до самой поздней весны озера. Несмотря на то, что стояла настоящая сибирская зима, это ни капельки не умаляло красот здешних мест, я смотрел в окно и мой взор получал истинное удовольствие от этой удивительной картины нашей русской природы…

Примерно с этого момента и началась череда всевозможных событий, которые, в конце концов, привели меня к фатальному изменению всей моей будущей жизни, и, как оказалось, не только моей…

Глава 4

Началось все с того, что после прохождения поездом очередного кругобайкальского тоннеля в вагоне вдруг полностью отключилось электричество, на первый взгляд, казалось бы, безо всякой видимой причины, просто взяло и отключилось. Такое в принципе было невозможно, потому что в случае обрыва отдельных коммуникаций или частичного выхода из строя оборудования все сразу отключиться, разумеется, не может. Это нонсенс! Особенно на ходу поезда, когда постоянно работает генератор переменного тока, приводимый в движение карданным валом от постоянно вращающейся колесной пары, и обеспечивающий вагон автономным и бесперебойным электропитанием. Понимая друг друга без слов, мы с Геннадием сразу же покинули свое купе и молниеносно вышли в коридор, где уже находились Наталья Петровна и Виктор Степанович, пытаясь понять что произошло. Всем было ясно, что без электричества продолжать рейс просто невозможно и даже опасно, полное отключение это настоящее ЧП для любого вагона, а не только почтового. Улучшив минуту, я позвонил по мобильнику Полине (в Иркутске во время прогулки по перрону мы обменялись номерами), чтобы узнать, как ситуация у них. После предельно короткого разговора с ней выяснилось, что и у них происходит то же самое, и они тоже пока не понимают, что именно случилось с электрической системой вагона прямо на ходу поезда. К сожалению, я ничего не мог ей посоветовать для решения проблемы, и поэтому, пожелав удачи, не стал больше ее беспокоить, она же в багажном начальник, и ей сейчас не до меня…

…Поначалу наш главный специалист по оборудованию решил, что где-то «просто закоротило», и начал штатную проверку по инструкции, что называется, «как учили».