Оглавление

Моей Звёздочке посвящается
Глава 1

Должен вас предупредить вот о чём. Выполняя задание, вы будете при оружии для поднятия авторитета. Но пускать его в ход вам не разрешается ни при каких обстоятельствах. Ни при каких обстоятельствах. Вы меня поняли?

Эрнест Хемингуэй

— Семнадцатый! — отчеканил голос Куратора, внезапно прервав мысли Эктора.

Этот голос с металлическими нотками исходил как будто из ниоткуда — словно бы изнутри самой головы, однако же при этом был на удивление чётко слышен. Впрочем, к подобным «технологиям» Эктор уже привык.

— Семнадцатый на связи, — спокойно и даже отчасти буднично мысленно ответил он.

— Двадцатиминутная готовность, — проинформировал Куратор.

— Принято, — спокойно отозвался Эктор, одновременно с этим разглядывая изнутри лобовое стекло своего припаркованного автомобиля.

Стояли ранние майские сумерки. Моросил мелкий дождик. Воздух наполняло пьянящее благоухание новой клейкой листвы липы, настоянное на тонком аромате падавших с неба капель. Эти запахи — липы и дождя, соединённые вместе, — являли собой поистине освежающий коктейль для лёгких.

Сквозь приспущенное дверное окно машины Эктор наслаждался дыханием природы. По лобовому стеклу стекало множество мелких капелек. С каждым мгновением они увеличивались в размерах, а внизу, уже у капота, вдруг полностью исчезали — как бы в никуда.

А в верхней части лобового стекла между тем вновь и вновь повторялся один и тот же процесс: мелкие капельки перерастали в крупные, а вслед за тем они превращались в маленький ручеёк, который, в свою очередь, также бесследно исчезал — и таким образом в нижней части стекла всё по-прежнему становилось чисто.

И каждый раз — одно и то же. Подобно мирской суете. Пока ты живёшь, ты постоянно пребываешь в заботах, число которых день ото дня всё только множится, а когда умираешь — всё вдруг становится чисто. А в это самое время чья-то другая жизнь лишь только начинается…

Так, ожидая начала, Эктор смотрел на лобовое стекло и философствовал над своей «теорией дождя».

По радио звучала песня «Нам с тобой» в исполнении группы «Кино». Эктор автоматически сакцентировал внимание на словах о наличии плана действий.

Хотя на самом деле у Эктора тоже уже имелся приблизительный план действий. Точнее, у него было даже целых три возможных плана — смотря как всё пойдёт. Он ждал команды для начала выполнения этого небольшого задания, которое в перерыве между важными делами — в виде «общественной нагрузки» — ему подкинул Куратор.

Взгляд Эктора упал на табличку, закреплённую на рядом стоящем доме. На ней значилось: «Улица Исаева». Ему сразу же вспомнился сотрудник советской разведки Максим Исаев, а говоря иначе — тот, которого мы все прекрасно знаем под именем Штирлиц. Однако внутренний голос Эктора сразу же опроверг фантастическую версию появления на свет названия улицы в честь данного киногероя. Хотя в наше время, как известно, возможно всё… К своему стыду, он так и не смог припомнить никаких других Исаевых, именем которых могли бы назвать эту улицу. И после этого решил, что позже обязательно восполнит этот досадный пробел в своих знаниях.

— Семнадцатый! Ты на связи? — вновь проявился Куратор.

— Да! — мысленно ответил Эктор.

— Пятиминутная готовность!

— Принято! — отозвался Эктор и, посмотрев на свои надетые на правую руку часы, несколько мгновений спустя добавил: — А дождь не помешает?

— Тебе — нет, — с едва заметной усмешкой ответил Куратор.

Пятиминутная готовность! Это много или мало? Обычно за эти пять минут стараешься ещё раз как следует обдумать свои действия и предугадать возможный ход событий. Эктор чётко ощущал давление двойной плечевой оперативной кобуры.

Стволы остались при нём ещё с предыдущего — утреннего задания. В принципе, боевое оружие на поражение применять было весьма нежелательно, а без необходимости — так и вовсе запрещено. Так что Эктор брал с собой пистолеты только в том случае, если это было нужно для выполнения конкретного задания. Но когда час назад Куратор, отдавая приказ во время выполнения небольшого срочного поручения, уточнил, с оружием ли он, Эктор не удивился. Он просто понял, что стволы могут ему пригодиться, — потому что Куратор никогда ничего просто так спрашивать не будет.

Пока Эктор добирался до места выполнения задания, Куратор минут десять вводил его в курс дела, давал инструкции и сообщал вводные данные. Вроде задание — как задание, да только вот была отдельная установка: «Ситуация нестабильная и может выйти из-под контроля». Так что Эктору требовалась особая концентрация внимания. И запросто могла понадобиться тяжёлая кобура — а точнее, её содержимое.

И вот он ждал начала операции. Внешне Эктор был спокоен, но это — только внешне. А между тем любое проваленное задание запросто могло завершиться дисквалификацией — ну прям от слова «наверняка».

Прошло ещё пару минут. Дождь внезапно прекратился — так, как будто его просто выключили.

«Хорошо, — улыбнувшись, подумал Эктор. — Мой Куратор — профессионал. Дождь часто меняет планы людей, замедляет или ускоряет их передвижение, ведь под дождём люди вынуждены идти быстрее, чем обычно, и таким образом порой они могут опередить предначертанный график событий, хотя их общий хронометраж уже запущен. Бывает так, что ты всё рассчитал, не только до минуты — практически до мгновения, и вдруг — бац! — пошёл дождь, и всё — насмарку… Дождь, безудержный снегопад, неожиданные поступки людей, а иногда даже просто их мысли — всё это нередко мешает качественному выполнению задания».

— Всё по графику. Две минуты, — вновь прозвучал голос Куратора.

«В жизни его голос очень спокойный и мягкий, но во время выполнения задания — один-в-один как у робота, — подумал Эктор. — Хотя, наверное, так и надо — чтобы никто не расслаблялся».

С этими мыслями он вышел из автомобиля и направился в сторону небольшого торгового павильона с тонированными стёклами. На Экторе был классический костюм тёмно-синего цвета, светлая рубашка и галстук — под цвет костюма, но только немного светлее.

«Хорошо, что рубашка светлая, — подумалось ему уже на подходе к павильону. — Если что — не дай Бог, конечно, — следы крови станут заметны всем, а её вид, как известно, охлаждает даже самые горячие головы».

— Тридцать девять секунд до подхода объектов к точке событий. Они в двадцати метрах от павильона за углом, — проинформировал Куратор.

— Я уже на месте, — отрапортовал Эктор.

— Вижу! Удачи! — отозвался Куратор, после чего сразу же раздался щелчок отключения внутренней связи.

А это означало, что дальше Эктора отвлекать уже не будут. С этой минуты он был предоставлен сам себе. Теперь все свои действия он определял сам — и уже никто ничего не мог ему подсказать и чем-либо помочь. Всё сделаешь правильно — ты молодец, а коли сильно ошибёшься, то дисквалификация, и всё — трындец.

«Завидная рифма — „молодец — трындец“, — успел подумать Эктор. — Вот так-то!»

Ответить Куратору на пожелание удачи он тоже уже не успел, так как при входе в павильон столкнулся с женщиной, которая из него выходила. Вежливо её пропустив, Эктор вошёл в помещение.

Внутри оно представляло из себя нечто среднее между ларьком «Союзпечать» из далёкого СССР и продуктовым павильоном средней площади. Слева в нём располагались отдельно стоящие вертикальные полки и витрины, уставленные канцтоварами и печатной продукцией, среди которой почему-то было большое количество юридической литературы.

«Ну да, конечно, ведь рядом же — юридический институт», — тут же вспомнил Эктор.

Полки и витрины, находившиеся справа, ломились от различных продуктов питания и напитков.

За прилавком стояла молодая — лет двадцати пяти — симпатичная брюнетка небольшого роста в фирменном халате знаменитой торговой сети.

Эктор быстро осмотрелся. Больше в павильоне не было ни души. Он отошёл от входа в дальнюю часть помещения и встал за книжными полками — так, чтобы между ним и входом оставалось расстояние, которое позволило бы ему успеть достать пистолет, если ситуация обострится, и в то же время — чтобы его самого не было видно снаружи. Если задание не получится выполнить сейчас по той причине, что в павильоне будет находиться он, то потом придётся снова вычислять, где, когда и как именно эта банда пойдёт на нечто подобное, — а терять на это время совсем не хотелось.

«Тем более что сегодня при мне оружие», — «вдогонку» подумал Эктор.

Он встретился глазами с продавщицей.

— Добрый день! — вежливо поздоровался Эктор.

— Здрасьте, — мгновение спустя дружелюбно отозвалась она, предварительно с головы до ног измерив его — прилично одетого мужчину средних лет — взглядом.

«Классический костюм хорошего покроя всегда производит положительное впечатление. Особенно на женщин», — промелькнуло у Эктора в голове.

Краем глаза он уже увидел у входа в павильон трёх молодых людей примерно семнадцати — девятнадцати лет. Они стояли, оглядываясь по сторонам, и что-то перекладывали за полы своих коротких тёмных курток. Даже их внешний вид, уж точно — недобрый, однозначно свидетельствовал о том, что это вовсе не студенты юридического факультета, находящегося по соседству, а с наибольшей вероятностью гопота, жаждущая в этот вечер лёгких денег и по возможности — увлекательных приключений без последствий. В принципе, Куратор всё именно так и объяснил во время инструктажа. Более того. Он даже разрешил Эктору в случае необходимости произвести пару-тройку выстрелов.

«Тоже мне — гангстеры! — едва заметно улыбнувшись, подумал Эктор. — Насмотрелись дурацких фильмов. Уж лучше бы прочитали какую-нибудь книжку о чувствах и мыслях людей, впервые попавших в изолятор временного содержания. Ну, или в следственный изолятор…»

Ранее по роду своей деятельности он неоднократно слышал из первых уст о переживаниях тех, кто, будучи задержанным, попадал в подобные места. При этом особенно красочными являлись описания проведённой в них бессонной первой ночи. А основная часть размышлений этих людей сводилась в основном к одному-единственному риторическому вопросу: «И зачем мне всё это было нужно?!»

Объекты между тем замешкались у входа. При этом они постоянно озирались по сторонам, не иначе — выжидая, когда проходящих мимо людей станет как можно меньше, хотя их в этот вечерний час и так почти не было, а те, что появлялись в поле зрения, проходили вдалеке от павильона.

«Ну давайте уже, не тяните! — мысленно подбодрил их Эктор. — А то ещё кого-нибудь занесёт в павильон, и ситуация для меня ох как усложнится!»

Краем глаза он продолжал наблюдать за входом и параллельно с этим расстегнул пуговицы на пиджаке. Мало ли что? Ведь потом могло бы оказаться слишком поздно.

«Хотя права на использование оружия на полное поражение у меня всё равно нет, — помнил Эктор. — Максимум — это по конечностям. Чуть промахнулся — и разбор полётов по результатам служебной проверки тебе обеспечен! Так что для принятия решения о применении оружия времени обычно очень мало, но оно, это решение, обязательно должно быть верным. Да и «покалеченным» и уж тем более «убитым» быть ему тоже, если честно, ну очень не хотелось бы!

Объекты по-прежнему топтались у входа в павильон.

«Какие же мы нерешительные!» — с некоторым возмущением подумал Эктор.

Он стоял возле вертикальной полки с книгами. Перед его глазами пестрели всевозможные кодексы и очень много различных комментариев к ним. Да, именно так. Сама Жизнь и здесь показывала то, что желающих комментировать что-либо всегда больше, чем тех, кто действительно что-то делает. Вообще, у Эктора всегда возникал вопрос о том, почему законотворчеством занимаются одни, а комментируют его совсем другие…

В этот момент лицо одного из «гангстеров» прилипло к тонировке павильонного стекла, а двое остальных направились в помещение через тамбур. Один из них — толстенький парень — остался снаружи, встав ко входу спиной.

«Внимание, началось! Так, толстый на стрёме!» — чисто автоматически отметил про себя Эктор.

— Что-нибудь выбрали? — вдруг раздался голос продавщицы, который прервал его наблюдения за происходившим.

Левой рукой Эктор указал на полку с книгами.

Вслед за этим он потянулся за «Уголовным кодексом» в добротном жёстком переплёте, который стоял на полке прямо перед ним и буквально смотрел на него. Полы пиджака Эктора при этом разметались в стороны и из-под них, как он и планировал, показался фрагмент оперативной кобуры из тёмно-коричневой кожи — с тренчиком и рукоятью пистолета.

В этот же самый момент двое молодых людей, зашедших в павильон, неожиданно остановились. Один из них — тот, что был поменьше ростом, — имел очень короткую и почему-то какую-то неровную стрижку — а-ля «жертва стригущего лишая». Этот коротыш спрятал свою левую руку за спину — под куртку. Второй парень — высокий, с угрюмым лицом и нависающей на глаза тёмной чёлкой — держал правую руку за пазухой. Они оба с удивлением уставились на видневшуюся из-под пиджака Эктора кобуру с пистолетом. Сам же он при этом, боковым зрением внимательно наблюдая за обстановкой, неторопливо достал книгу с полки. Одновременно с этим правой рукой Эктор как бы случайно отвёл назад правую полу пиджака, чтобы все присутствующие смогли убедиться в том, что с другой стороны у него имелся ещё один пистолет. После этого Эктор медленно повернулся к молодым людям.

По их глазам и по взгляду продавщицы он сразу понял, что оружие увидели все — и девушка и «гангстеры».

В воздухе повисла напряжённая тишина. Налётчики оказались в ступоре, поскольку поняли, что перед ними находился серьёзно вооружённый человек, который, по всей видимости, отнюдь не являлся амбассадором приключений без последствий, в поисках которых, как было сказано, находилась самонадеянная молодёжь.

Глядя на молодых людей, лица которых внезапно посетила крайняя растерянность, Эктор спокойным голосом отчётливо произнёс:

— Дневная выручка подобных павильонов — не более ста тысяч рублей. Вас трое. Итого, если округлить, по тридцать с небольшим тысяч на человека. Причём использование вами ножа и предмета, похожего на пистолет, — Эктор указал рукой на высокого парня, державшего руку за пазухой, — позволяет квалифицировать это как разбой. Статья 162-я УК РФ.

С этими словами он достал с полки «Уголовный кодекс Российской Федерации» и, подняв его на уровень плеча и ткнув в него пальцем, медленно проговорил:

— Лишение свободы — до пятнадцати лет. — И по слогам добавил: — Пят-над-ца-ти! — подражая речевому стилю своего Куратора.

Молодые люди и продавщица стояли замерев и ошарашенно слушали короткую искромётную лекцию Эктора по уголовному праву.

— Вы, кстати, «Уголовный кодекс» покупать-то будете?.. — после некоторой паузы неожиданно спокойным голосом обратился он к молодым людям. При этом Эктор сделал акцент на слове «уголовный».

Двое парней бегло переглянулись и ни слова не говоря опрометью выбежали из павильона, волоком утаскивая за собой ничего не понимающего третьего — толстенького джентльмена полненькой неудачи.

Проводив убегающих взглядом, Эктор неспешно поставил книгу обратно на полку. Затем он повернулся к продавщице, которая, прижав руки ко рту, смотрела на него вытаращенными глазами.

— А я вот, знаете ли, ничего покупать не буду, — произнёс он, иронично улыбнувшись.

Подмигнув оторопевшей девушке, Эктор не спеша вышел из павильона и направился в сторону своего автомобиля. Молодых людей тем временем уже простыл и след.

— Семнадцатый! — раздался в эфире строгий голос Куратора.

— Да, на связи, — мысленно ответил Эктор.

— За то, что смог выполнить опасное задание без использования оружия, объявляю благодарность. А за разглагольствования при его выполнении — выговор! Пока что устный. Я же говорил — при попытке совершения разбоя они готовы даже на убийство, а ты им лекции читаешь! Мог бы ведь и не успеть произвести положительного впечатления без открытой демонстрации оружия, направленного им прямо в лоб!

— Я понял, — уставшим голосом отозвался Эктор.

— Ну ладно, — примирительным тоном произнёс Куратор. — Возвращайся на базу. Смена закончена. Тебе большое спасибо от группы поддержки этих разбойников. Кстати, продавщица именно сейчас по-настоящему поверила в существование высших сил. И аж прям посветлела в лице. Так что ты сегодня — ма-ла-дец!

Усевшись в машину, Эктор устало откинулся на спинку сидения.

Снова пошёл дождь. Эктор мысленно усмехнулся: «С нашим Куратором приятно работать. Он умеет создавать условия. Когда надо, включит дождь, когда надо — солнце. А многим сотрудникам в отделе он ещё и мозги включать умеет. Короче говоря, настоящий Куратор!»

Уже по пути на базу Эктор, решив не откладывать дела в долгий ящик, через Центральный пост выяснил, что та улица, на которой он находился, названа в честь Героя Советского Союза Алексея Петровича Исаева, погибшего в 1945 году. Дежурный диспетчер Центрального поста такому запросу ничуть не удивился, поскольку самые различные вопросы, касавшиеся всевозможных сфер жизни, регулярно возникали у сотрудников при выполнении ими заданий. Недаром же в Службе говорили: «Знай ДО, а не ПОСЛЕ!» Коллеги Эктора часто запрашивали самую разную информацию — и диспетчеры Центрального поста всегда были готовы ответить почти что на любой интересующий их вопрос. Разумеется, за исключением тех случаев, когда доступ к сведениям был ограничен.

Вот так и прошёл очередной рабочий день Эктора — ещё один день его службы в Управлении корректировки событий…

Как и у всех коллег Эктора, его служба в Управлении началась вскоре после его похорон — то есть тогда, когда у него ещё не было этого имени — Эктор, и он видел окружающий мир в совершенно ином свете.

Глава 2

Хочешь услышать о себе хорошее — умри.

Фридрих Ницше

Эти похороны прошли совсем не так, как я мог себе их когда-либо представить. Это были мои похороны.

Стояла последняя декада сентября. Золотая осень пребывала в самом разгаре. Днём солнце прогревало ещё достаточно хорошо, а вот после пяти-шести вечера уже явственно ощущалось осеннее дыхание — в виде прохладного запаха гаснущих красок недавно минувшего лета.

Кладбище находилось на опушке смешанного леса. И если лиственные деревья уже в значительной мере пожелтели, то зелёные хвойные столбы чётко прореживали этот золотистый «забор», ограждавший кладбище от мирской суеты. И вид этой живой разноцветной изгороди был поистине завораживающим.

Днём светило солнце, однако же рано утром прошёл небольшой дождик. И если в городе про него быстро забыли, то здесь, на природе, стоял просто-таки фантастический запах листвы и ослепительной солнечной осени, умытой лёгким дождём.

Я сделал глубокий вдох. Благоухание осеннего леса, прогретого солнцем, вышедшим после дождя, и сдобренного запахом грибов, был прекрасен. «Интересно, — вдруг подумал я, наслаждаясь этим дыханием осени, — если такие многогранные запахи так сильно будоражат слабое обоняние человека, то что могут чувствовать, к примеру, те же собаки или кошки, нюх у которых в десятки или даже сотни раз острее?.. Вероятно, для них запахи — это огромное собрание впечатлений и даже целых историй».

Разумеется, для меня явилось символичным то, что в день моих похорон стояла самая настоящая золотая осень. Всевозможные гранитные и мраморные памятники и надгробия на фоне описанной выше опушки леса вкупе с пригревающим сентябрьским солнышком — всё это идеально подходило для лирических воспоминаний и светлой грусти. Сероватые и чёрные, прохладные наощупь, надгробия и памятники выглядели как остывшие вулканические реки после бурного извержения, именуемого жизнью, и теперь — уже после её конца — напоминали застывшую чёрно-серую лаву.

Я посмотрел на небо. Там, в вышине, плыли облака самых причудливых форм. Они неторопливо двигались куда-то по своим делам. И им были исключительно безразличны все те события, которые происходили внизу. И в том числе — абсолютно неважен я, одиноко стоявший на кладбище на своих собственных похоронах и переживавший при этом целую гамму совершенно невообразимых чувств. Они, облака, продолжали себе лететь, с полным равнодушием взирая на крохотного меня.

На небе было так красиво, что на минуту я отвлёкся от происходящей на опушке свойственной всем похоронам скорбной суеты и наблюдал за ней так, как будто бы всё это меня особо и не касалось.

«И почему это я раньше не обращал внимания на красоту природы, не стоял и не смотрел вот так вот на облака и на осенний лес?!. Ведь это же так прекрасно! — думал я. — А с другой стороны, ведь я же был так сильно занят — работой, заботами и прочей суетой. Зачем? Для чего?! Неужели только для того, чтобы осознать всё это в день собственных похорон?!.»

«Так ли уж нужна была мне вся эта земная жизнь, если у меня даже не оставалось времени посмотреть на облака?! Да уж, риторический вопрос, — с ухмылкой подумал сразу же после этого я. — А вообще, для пользы восприятия ритма и целей жизни, пожалуй, стоило бы в принудительной форме обязывать всех людей к тому, чтобы они смотрели на облака. Хотя бы по пять минут в день».

Я перевёл взгляд на себя, лежавшего в гробу.

Тот, другой я, был одет в добротный костюм чёрного цвета. Моё лицо после смерти являло собой полное спокойствие. И действительно, а о чём теперь мне было переживать?!

Надо сказать, что со стороны я выглядел, конечно же, так себе. Можно было бы и получше. При этом по мне сразу было видно, что умирать я особенно и не собирался. Кстати, большинство людей почему-то внешне представляют себя лучше, чем они есть на самом деле. И мне тоже почему-то всегда казалось, что я выгляжу гораздо моложе. А тут — после смерти — мой вид оказался значительно хуже, чем я когда-либо мог предположить.

Понятно, что на моих похоронах присутствовали мои самые близкие люди — моя супруга, наши с ней взрослые сын и дочь со своими семьями, а также родственники, друзья и знакомые. Всё протекало обыденно и без всякого драматизма, который я прежде наблюдал во многих художественных фильмах.

Шла церемония прощания. Кто-то развязал верёвочки на моих руках и ногах, а затем положил их в гроб, мне в ноги.

В процессе церемонии время от времени возникали паузы и небольшие технические заминки. В принципе, это нормально, — ведь не проводятся же постоянно репетиции похорон. Хотя, с другой стороны, идея неплохая. Штук пять репетиций этой самой процедуры с друзьями и родственниками — и на самих похоронах уже никто так сильно убиваться не будет. Все уже почти привыкнут к этому скорбному факту.

Я внимательно смотрел на всё происходящее вокруг и поймал себя на мысли, что, наверное, если бы у меня была возможность провести свои собственные похороны самому, то я, конечно же, срежиссировал бы всё несравненно лучше, динамичнее и, может быть, даже несколько повеселее.

И, может быть, я даже устроил бы для провожающих меня в последний путь какие-нибудь приятные сюрпризы. Например, оживление усопшего на целых пять секунд. И всем тем, кто не рухнул бы в обморок, поверьте, было бы что вспомнить!

После этих размышлений мне сразу пришёл на память рассказ моего друга, у которого умер отец, моряк дальнего плавания, — человек, судя по рассказам, неугомонный, — потому что его всегда тянуло на приключения. И вот, прожив около восьмидесяти лет, он покинул этот уже ставший скучным для него мир. На похороны и поминки в кафе съехались друзья отца моего друга — такие же морские волки со своими странностями и бесконечными рассказами о приключениях на сухогрузах, балкерах и эсминцах. Короче говоря, это прощание, со слов моего друга, прошло невероятно оптимистично — что называется, было весело, как на свадьбе. При этом работники кафе, наблюдая за столь ярким и динамичным мероприятием, неоднократно и с удивлением спрашивали друг у друга о том, а действительно ли это поминки или всё же их клиенты отмечают какой-то юбилей. И, убедившись, что это — всё же поминальная трапеза, они растерянно улыбались.

Уже покидая кафе, друзья отца-моряка говорили друг другу:

— Вот Володька — это да, молодец! И жить умел весело, и ушёл красиво — на позитиве!

А ведь действительно, подумал я тогда, выслушав рассказ моего друга, — а кто вообще сказал, что во время похорон обязательно должно быть беспросветно грустно? Ну понятно, близким тяжело, а в принципе — это же просто-напросто исход жизни, — ведь все же заранее знают о том, что умрут! Что тут такого неожиданного?!

Надо сказать, что при жизни я часто ловил себя на той мысли, что в идеале мне нужно заниматься чем-то другим, а совсем не тем, чем я занимался. А чем же я занимался при жизни, спросите вы? Обычно я отвечал: «Помогаю людям». И после этих слов обычно наступала тишина.

Услышав такое обозначение моей профессии, мои собеседники начинали перечислять возможные варианты:

— Волонтёр?

— Нет.

— Врач?

— Не-е-ет!

— Психолог?

— Да нет уж!

И так далее.

Обычно называлось до пяти-шести ошибочных вариантов. И когда мне приходилось уже наконец называть свою профессию, многие удивлялись:

— Что, неужели правда юрист?!

— Ну да, юрист. В хорошем смысле этого слова! — отвечал я.

А некоторые — так даже восклицали:

— Быть юристом и помогать людям — разве это одно и то же?!

Хотя в принципе подобные реплики людей тоже можно было оправдать.

И действительно, я и сам встречал в жизни среди практикующих юристов множество таких, для которых заработок любой ценой, в том числе — с помощью хитрости и ловкого обмана, был в приоритете, но ведь далеко не все мои коллеги таковы! Разумеется, нужно отличать юристов, работающих в организациях и монотонно выполняющих лишь только поставленные перед ними задачи, от свободно практикующих, у которых есть выбор, с кем работать, а с кем — нет.

Я искренне рад тому, что мои жизненные принципы всегда стояли выше желания обогатиться. Скажу больше. Порой я даже отказывался работать с людьми, если они поступали хоть и в рамках закона, но относительно моих моральных устоев вели себя несправедливо или нечестно. Очень важным в жизни для меня всегда было понимание того, что юридическое образование — это не только и не столько про знания, сколько — при правильном подходе — про образ мышления, который остаётся с тобой навсегда.

Стоит добавить, что в своём окружении достойный юрист плюс ко всему играет ещё и роль хорошего психолога. А юрист, думающий в основном о наживе, среди своих друзей и знакомых является провокатором, направляющим людей на дурные поступки ради незаконного получения всевозможных благ.

Однако же наличие юридического образования, даже если ты и не работаешь юристом, налагает на тебя ещё одну социальную роль. Ты постоянно вынужден держать эмоциональный удар от всякого рода внешнего негатива и от множества чужих проблем, которые не кончаются никогда. Юристам ведь не так часто звонят знакомые, чтобы поделиться радостью. Гораздо чаще их телефонный номер набирают для того, чтобы сообщить им о своих неприятностях, — а это регулярная громадная нагрузка. Более того. Очень часто люди просят у тебя совета в тех случаях, когда они сами в силу своей самонадеянности уже конкретно «завалили» свою проблему в глубокий кювет, а говоря иначе — сделали всё то, чего совсем не нужно было делать. При этом на резонный вопрос «зачем?» в основном все отвечают до одури однотипно: «Мы думали, что так будет правильно».

Почему-то, когда я сталкиваюсь с вопросами из области химии, физики, медицины, автомобилестроения и так далее, я честно говорю — «я не знаю» — и обращаюсь к тем, кто в этом разбирается. Зато вот в юридических и жизненных хитросплетениях разбираются почти что все вокруг! Многие думают, что достаточно раза три посмотреть тематическую телепередачу, на досуге прочитать книжку «Сам себе юрист» — и всё! Тогда как на самом деле это означает, что очередной дилетант в области юриспруденции просто сам себя подготовил к созданию собственных проблем.

Но подробнее об этом мы с вами, может быть, поговорим чуть позже. А сейчас возвратимся к событиям на кладбище, где моё остывшее тело всё ещё успешно продолжало бороться за главную роль в фильме под названием «На похоронах». Ха-ха-ха.

Меня удивило как отсутствие на кладбище некоторых людей из моего близкого окружения, так и присутствие на нём личностей, с которыми я при жизни пересекался крайне редко, да и то — по самому малозначительному поводу, а потом больше ни разу их не видел. Как они вообще узнали о моей смерти, мне было совершенно непонятно. Что интересно, лиц некоторых из провожавших меня в последний путь я вообще не узнал, поскольку, скорее всего, видел их впервые. Кто такие были эти люди, так и осталось для меня тайной.

Сама по себе моя смерть наступила, к счастью, довольно быстро. Не было трагических сцен, когда вокруг умирающего в волнении толпится вся семья и ловит каждое его слово, и он, умирающий, так и не договорив последней фразы о том, как он всех любит и где спрятана заначка, всё же отбывает в мир иной. Нет. У меня было совсем не так.

Сидя за письменным столом, я изучал документы, внезапно почувствовал себя плохо и моментально отключился. Тумблер щёлкнул — и всё! Хотя по законам жанра мне, наверное, стоило бы ещё ненадолго очнуться, подползти к столу и на обрывке листа из последних сил нацарапать «всё завещаю…» Или же взять телефон и совершить последний звонок, начав и закончив разговор одной-единственной буквой — «я…»

Наверное, всё это могло бы выглядеть эффектно в фильме или в книге, однако в жизни у меня такого не было. Правда, и здесь юридическое образование мне пригодилось. Ведь я-то своё завещание написал ещё в том, среднем возрасте — ещё полным сил, и в глазах оформлявшего его нотариуса я увидел немой вопрос: «Зачем?!» Но сразу же после этого на его лице я прочитал и предположение о каких-либо опасностях в моей жизни, в связи с которыми я вынужден был написать завещание, будучи ещё далеко не стариком.

Нотариусу я ничего не объяснял, тем более что и я и он знали, что большинство людей вообще не успевает вовремя это сделать, тем самым закладывая первый камень в фундамент будущих конфликтов своих наследников. Так что, если действительно желаешь им счастья, лучше уж определись ещё при жизни, чтобы они, твои наследники, не спорили до стадии свирепой ненависти между собой после того, как ты покинешь этот нелепый мир.

Моё бездыханное тело обнаружили только спустя несколько часов. Врачи «скорой» сразу же констатировали мою смерть. Всё это я видел собственными глазами — видел, находясь совсем рядом. Я сидел на диване в своём кабинете и вспоминал, какие срочные дела у меня остались на этой неделе недоделанными. В дальнейшем оказалось, что все мои так называемые неотложные дела оказались весьма отложными, а ведь именно из-за них я не находил времени ни на книги, ни на спорт, ни на что-либо другое из того, что так любил. «Всё потом, потом…» — утешал себя я. А на деле выяснилось, что потом — просто отключение и смерть, и я — уже просто зритель, сидящий в зрительном зале. Ну, конечно, не просто зритель, а vip, и у меня даже билеты в первом ряду — на моём диване. Хоть какой-то да плюс. Ха-ха-ха…

Да, кстати. Во время моего пребывания на диване у меня перед глазами пронёсся фильм обо всей моей жизни. И особое внимание в нём было уделено тем моим поступкам, которые я бы, мягко говоря, не смог назвать хорошими. Все ситуации, связанные с данными поступками, были показаны мне в мельчайших подробностях, но только очень-очень быстро. Вроде бы как мне намёк, но пока что всё тихо. Ключевое слово — «пока».

Никто ко мне не подходил. Никто ничего не говорил. Всё это как-то не очень совпадало с сюжетами из книг и фильмов, согласно которым события после смерти человека должны развиваться несколько иначе. «А с другой стороны, наверное, когда будет нужно, тогда всё и произойдёт», — подумал я и продолжал наблюдать за происходящим.

Коли уж смерть подступает, то это хорошо, если до своей последней минуты ты находишься в адекватном сознании и сохраняешь хоть какую-то самостоятельность.

Насколько мне было бы тяжело самому, если бы я был уже не в своём уме, не мог бы сам передвигаться и вообще — был бы в тягость моей семье. Не приведи Господь — стать обузой для своих близких из-за собственной немощи! Так что нужно быть благодарными Богу за то, что до последних своих дней многие из нас пребывают в сознании и особо никому не в тягость.

Так что, видимо, мне тоже повезло. И за это я безмерно благодарен Небу.

Во время моих похорон на кладбище на некотором отдалении от проводимой церемонии прощания находились ещё какие-то люди, хотя их было и немного. «По всей видимости — тоже умершие», — предположил я. Кто эти люди и что они делали на кладбище, я не понимал.

Ко мне эти люди не подходили и смотрели на мои похороны издалека и без особого интереса. Некоторые из них вообще не обращали на нашу похоронную процессию никакого внимания, направляясь куда-то по своим делам. «По своим делам! — усмехнулся я при этой своей мысли. — При жизни все по делам ходим и после смерти тоже — по своим делам!» По каким таким делам?! Да есть ли они вообще, эти дела, у умерших, я не знал. И что мне теперь делать, не знал тоже. Поэтому я просто ждал. Хотя из-за неизвестности в моей душе нарастала тревога.

Интересно и то, что у меня не было никаких особенных эмоций по поводу собственных похорон. Я был совершенно спокоен и настроен даже несколько лирически. Тем более что, как было сказано, сентябрьское солнце освещало кладбище весёлым тёплым светом.

Всё происходило так, как это обычно бывает на похоронах. Вначале прошло прощание, вслед за ним — непосредственно погребение, а потом все поехали на мои поминки в кафе.

На поминках я смотрел на присутствующих людей, слушал их разговоры и при этом спрашивал себя: «А что дальше?»

Все разговоры на поминках, конечно же, так или иначе касались воспоминаний обо мне. Вспоминались в основном, разумеется, положительные стороны моей жизни. А я сам в такие моменты почему-то, наоборот, вспоминал именно те истории из своей биографии, за которые мне стыдно до сих пор. Все эти случаи почему-то именно сейчас пришли мне на память, и причём так отчетливо, как будто бы они произошли буквально несколько мгновений назад. В частности, это были те ситуации, в которых я проявил слабость, чувство страха или же просто поступил неверно или несправедливо. Одним словом, стыдоба! Казалось бы — прошло столько лет, а я всё равно обо всём этом помнил. И мне было очень горько оттого, что все эти поступки я совершил.

Как, наверное, многие люди, себя я считал хорошо воспитанным человеком. Вначале моим воспитанием занимались мои родители. Потом на протяжении всей моей жизни меня «воспитывали» мои друзья, моя супруга, мои дети и даже просто знакомые и незнакомые люди. Все они свои личным примером показывали мне, какие последствия несут те или иные наши действия и как в жизни нельзя поступать никогда. Не знаю, как остальных, но меня это не уберегло от тех поступков, которые мне на самом деле совсем не нужно было совершать, — хотя и наверняка помогло не совершить их в ещё большем количестве, чем это имело место.

Шёл уже второй час моих поминок в кафе. Люди стали понемногу расходиться. И вдруг наступило это самое «дальше».

Я сидел на одном из стульев, стоявших вдоль стены неподалёку от поминального стола. Внезапно ко мне подошёл парень в серой одежде, до неприличия похожей на пижаму, которого я до этого момента на поминках не видел. На отвороте его пижамы светился беловатым светом какой-то значок с непонятной монограммой.

— Ну что, насмотрелся? — спросил меня парень в серой пижаме.

Несмотря на то, что он задал свой вопрос достаточно громко, никто из сидящих за столом на его голос не обернулся, из чего я сразу же сделал вывод, что слышу и вижу этого парня только я один.

В моей голове тут же начался поиск достойных вариантов ответа, однако же ничего подходящего я так и не смог подобрать. Нет, я действительно не мог вспомнить ничего подходящего, так как в подобной ситуации до этого момента ещё никогда не был. Как именно мне надлежало ему ответить, — возможно, даже в соответствии с какими-то особыми правилами, — я тоже не знал.

Я уже хотел было пошутить ему в ответ, но потом подумал, что с моими неловкими шутками экспериментировать в такой момент не стоит. Неудачно пошутишь — отправят в ад, а там скажут: «Шути дальше!» Уж лучше промолчать. Поэтому я ничего не ответил этому молодому человеку и продолжал смотреть на него, ожидая, что скажет он.

— Если ты готов, то прощайся с близкими и пойдём за мной, — твёрдо сказал парень и, не дожидаясь ответа, направился в центр зала. Затем он остановился, обернулся, посмотрел на меня и жестом показал, что ждёт.

«Странные слова, — пронеслось у меня в голове, — готов ли я?.. Естественно, готов! Если меня похоронили, то уж точно готов — в прямом и в переносном смыслах этого слова», — сыронизировал я над самим собой.

Я понял, что отказаться куда-либо идти не смогу в принципе, да и тон его речи не предусматривал моего отказа. И поэтому я медленно встал, окинул взглядом всех сидящих за столом, пристально посмотрел на мою супругу, на детей и на внуков, словно бы навек запоминая их образы, погладил каждого из них по голове, улыбнулся и произнёс:

— Простите меня. Простите и прощайте! Я люблю вас всех!

После этих слов, которые никто не услышал, я развернулся и пошёл вслед за молодым человеком в пижаме.

Пройдя за ним сквозь стену, мы, к моему удивлению, оказались не по другую сторону помещения, а в некоем абстрактном пространстве без чётких границ. Цвет этого пространства был неопределённым. Он варьировался от зелёного до светло-молочного.

Так мы и шли — он впереди, а я за ним — на расстоянии примерно двух метров. Затем по бокам появились слабо различимые стены. Их цвет периодически менялся, при этом переливаясь друг с другом. От подобного авангарда у меня начала слегка кружиться голова. Впрочем, некоторое время спустя я привык, и головокружение утихло.

Парень в пижаме шёл молча и не оборачивался. Я хотел спросить у него, куда мы идём, но не знал, можно ли что-либо спрашивать.

Ещё через полминуты нашей прогулки в неизвестном направлении я всё-таки не удержался и спросил:

— А куда мы, собственно говоря, идём?

Молодой человек не останавливаясь обернулся и посмотрел на меня. На его лице была добродушная улыбка. Он хмыкнул и приветливо произнёс:

— Недалеко!

Такой ответ для меня ничего не прояснил, но едва заметная улыбка этого парня почему-то меня успокоила.

Не оборачиваясь, он двинулся дальше, бросая через плечо слова, смысл которых ускользал, как дым:

— Первичную фильтрацию ты прошёл успешно.

— Что-что я прошёл? — переспросил я и решил слегка прибавить ходу, чтобы поравняться с молодым человеком и отчётливо слышать все произносимые им слова.

— Первичную фильтрацию, — повторил он. — Ну, это что-то типа проверки всей твоей жизни, в том числе и на соотношение светлого и тёмного в твоих поступках и мыслях. Баланс у тебя положительный, то есть хорошего намного больше, чем плохого, — буднично разъяснял мне парень в пижаме. — Правда, потом ещё будет комиссионная фильтрация, но в принципе по тебе уже всё ясно. Ну а теперь первым делом ты встретишься с теми, кто хочет тебя видеть. А всё остальное — потом.

— И кто же хочет меня видеть? — удивлённо спросил я и, понизив голос, добавил: — Неужели ОН?!

Молодой человек посмотрел на меня, словно бы оценивая мой вопрос, а потом, улыбнувшись, ответил:

— Нет, не ОН. А они. Они хотят тебя увидеть и поблагодарить, — продолжил он уже в несколько нравоучительном тоне.

— Кто это — «они»? И за что они хотят меня поблагодарить? — неотступно продолжал я свои расспросы.

Внезапно молодой человек резко развернулся ко мне лицом. Он сделал это так быстро и так неожиданно, что я, не успев сбавить шаг, чуть было на него не налетел. Мы стояли лицом друг к другу. Я даже почувствовал его свежее дыхание.

Я пристально посмотрел на молодого человека. Он был примерно одного со мной роста. И он также несколько мгновений очень внимательно смотрел на меня. А затем произнёс:

— Там всё узнаешь. Тем более что мы уже пришли. Идём за мной! — И он вошёл прямо в стену, расположенную справа. Так что мне ничего не оставалось, как только, безмолвно повинуясь приказу, пройти вслед за ним сквозь стену.

Глава 3

Пройдя сквозь очередную стену, мы с парнем в пижаме оказались в просторном помещении, уставленном множеством кожаных кресел коричневого цвета. В нём уже находилось около полутора десятков человек — мужчин и женщин разных возрастов и в разной одежде, преимущественно ярких тонов. С левой стороны зала возвышался подиум, на котором стояло ещё два кожаных кресла.

При нашем появлении многие из присутствующих заулыбались и начали приветственно хлопать в ладоши. Я несколько смутился, но после этого предположил, что хлопают всё-таки не мне, а пижамному парню.

Молодой человек провёл меня к двум креслам, стоявшим на подиуме, предложил присесть на одно из них и жестом попросил у собравшихся тишины. Затем он и сам уселся во второе кресло. Аплодисменты резко прекратились. Все присутствующие также опустились в свои кресла, после чего наступила тишина.

Усевшись поудобнее, я стал внимательно рассматривать людей, сидящих передо мной в зале. Я предположил, что могу увидеть здесь знакомые лица. Однако же, достаточно пристально рассмотрев всех, я пришёл к выводу, что знакомых мне лиц здесь нет.

Люди, находившиеся в зале, при этом также внимательно изучали глазами меня самого. Мой провожатый, сидящий со мной рядом, бросал свой взгляд то на меня, то на собравшихся и, как мне показалось, даже получал некое удовольствие от созерцания визуального контакта между мной и этими людьми. При этом парень молчал. Молчал и я. Безмолвие сохраняли и все люди в зале. Я напряжённо подумал: «Ну вот оно, начинается!»

Прошло ещё несколько мгновений, и тишину прервал мужчина, сидевший в первом ряду. Он был упитанным, среднего роста и с небольшой аккуратной седоватой бородкой. Одет мужчина был в светлые брюки и рубашку и в серого цвета жилет.

Встав со своего кресла, он неторопливо произнёс:

— Пожалуй, с позволения присутствующих давайте начну я.

Послышались одобряющие выкрики из зала:

— Давай уже начинай!

— Давно пора!..

— Меня зовут Виктор, — улыбаясь, представился мужчина, глядя именно на меня.

Из этого я сделал вывод, что парень в пижаме был с ним знаком.

— Мы, — продолжил Виктор, развернувшись к залу и окидывая его взглядом, — собрались здесь, чтобы лично встретить Вас и поблагодарить за ту помощь, которую Вы вольно или невольно оказали всем нам, здесь присутствующим.

Он говорил размеренно, выдерживая почти что театральные паузы. Я слушал молча, поскольку сказать в ответ мне было совершенно нечего, а брякнуть что-нибудь лишнее я как-то опасался. Ситуация для меня пока что была непонятной.

«Пусть выскажутся по максимуму, а там будет видно, кто эти люди и чего я там такого сотворил. Может, меня и благодарить-то не за что. А вот за что наказать, определённо есть — это уж точно, — подумал я, снова вспомнив свои отрицательные поступки. — К тому же, возможно, если сейчас кто-то за что-то меня поблагодарит, то потом появится другая группа товарищей, которая пожелает за что-нибудь меня наказать. Поэтому посидим, помолчим и пока просто слушаем».

Не иначе, видя мой растерянный взгляд, Виктор замолчал, поднял руки кверху, а после этого сжал ладони крест-накрест, на уровне груди. Затем он обернулся и посмотрел на моего проводника, вопросительно приподняв брови. «По всей видимости, этот жест и эта мимика означают некий вопрос», — предположил я. А боковым зрением при этом увидел, что в ответ на действия Виктора молодой человек в серой пижаме едва заметно мотнул головой, тем самым показывая отрицание.

После этого Виктор вновь перевёл взгляд на меня и, с некоторым волнением потирая ладони друг о друга, ещё более дружественно произнёс:

— Оказывается, до Вашего сведения ещё не довели все нюансы данного вопроса, по которому, собственно говоря, мы здесь и собрались. Ну что же, тогда это сделаю я. — Он замолчал и, слегка прикусив нижнюю губу и посмотрев в пол, взял очередную театральную паузу.

Какой-то мужчина из зала с абсолютно лысой головой, которая буквально сверкала, отражая свет от лампы на потолке, иронично заметил:

— Ну давайте уже говорите, а то тут с Вашими паузами он ещё раз умрёт!

Несколько человек в зале громко и весело рассмеялись. Я тоже улыбнулся, хотя пока что по-прежнему ничего не понимал.

Я заметил, что мой поводырь, приложив к лицу правую руку с вытянутым указательным пальцем, прикрыл ею улыбку на своём лице. Да-да, он определённо получал удовольствие от наблюдения за моей встречей с этими людьми. Причём по тому, как молодой человек в пижаме на меня смотрел, мне стало понятно, что его интересовала именно моя реакция на происходящее. Не знаю точно, как я в тот момент выглядел, но, по всей видимости, моё лицо, выражавшее недоумение, умиляло всех.

Между тем Виктор продолжал держать сжатые ладони на уровне груди, потом посмотрел куда-то вверх, затем на меня и медленно произнёс:

— Итак, начнём с основных событий!

Он вышел в центр зала — между подиумом и сидящими на креслах людьми — и, прохаживаясь из стороны в сторону, начал размеренно вещать, добавляя к своим репликам изрядную долю жестов. Это мне сразу же напомнило лекции в вузе, в котором я учился. Наш преподаватель, человек с добрым характером, но с грозным именем — Лев, как раз именно так доводил свои мысли до студентов в лектории. Я внутренне улыбнулся, поймав себя на мысли об удачном сравнении. При этом я внимательно слушал Виктора, который, обращаясь ко мне, изрекал следующее:

— Как Вы, наверное, понимаете, сейчас в Вашей жизни начался очередной этап! А точнее говоря — в Вашем бытие, поскольку Вы как бы умерли. Хотя правильное название для данного события — это переход. Да-да, именно так. Это просто очередной переход.

Я невольно хотел задать уточняющий вопрос по поводу того, что это значит — «как бы умерли», но молодой человек в пижаме, сидевший рядом со мной, увидев мою попытку поднять указательный палец, наклонился ко мне и настойчиво, но очень тихо — почти шёпотом — проговорил:

— Да-да. Ты КАК БЫ умер.

Свои слова он сопроводил помахиванием кистью левой руки по сторонам.

— Подробности позже, — также тихо добавил мой поводырь, а после этого во всеуслышание произнёс: — Виктор, продолжайте!

Эти слова — «как бы умер» — вселили в меня надежду. «То есть, получается, я всё-таки не умер, а сделал это КАК БЫ. А это уже хорошо, — подумал я. — КАК БЫ умирать всё же легче, чем просто умирать».

— Так вот, — продолжил Виктор. — На протяжении Вашей очередной жизни мы, то есть Ваша группа поддержки, — и он указал рукой на присутствующих в зале, — скажем так, в какой-то мере курировала Вашу жизнь в части определённых поступков. На самом деле участников этой группы намного больше, нежели чем здесь находится сейчас, но кто-то из них уже ушёл дальше, кто-то занят другими делами и так далее.

Виктор посмотрел на меня, потом в зал и, слегка рассмеявшись, добавил:

— Каждый раз в подобной ситуации я вспоминаю себя — тот момент, когда мне самому объясняли то же самое, — и живо представляю своё непонимающее лицо.

Присутствующие вновь весело засмеялись.

— Ну так вот, — вновь продолжил Виктор, сопровождая свою речь жестикуляцией. — Мы — точно такие же, как и Вы, с той лишь разницей, что мы, как бы это сказать… умерли несколько раньше Вас. Кто-то на десять лет, кто-то на все пятьдесят, а кто-то — и ещё раньше.

Мужчина на последнем ряду поднял руку и выкрикнул:

— Восемьдесят семь!

При этом более половины сидящих оглянулись, чтобы на него посмотреть.

Виктор тоже направил взгляд в конец зала и повторил:

— Вот! Он умер целых восемьдесят семь лет назад! И вот пока все мы ожидаем возможности вновь поучаствовать в земной жизни людей, которых мы называем просто — живущие, по мере возможности мы стараемся изменить наш жизненный баланс в лучшую сторону. Этот баланс есть у каждого человека после его перехода. У кого-то он положительный, у кого-то — отрицательный. Чтобы вновь стать живущим, этот баланс должен достичь определённого — достаточно высокого — уровня. Этот уровень может как увеличиваться, так и падать. Изначально он у всех разный. Всё зависит от предыдущей жизни умершего. У одних этот уровень совсем маленький, а кто-то стартует, имея высокие показатели. Хотя, конечно, старт при высоких показателях жизненного баланса — это большая редкость. Так что все здесь собравшиеся стараются улучшить свои показатели для того, чтобы однажды вновь начать жить. Таким образом, все мы здесь — ожидающие. А вот для пополнения жизненного баланса нужно либо по возможности оказывать помощь тем живущим, с которыми мы когда-то поступили нехорошо, либо их родственникам, живущим уже после них, и так далее. Или же использовать второй способ. В принципе, он в некотором роде связан с первым. От нас требуются добрые поступки, которые в итоге образуют добрую память о нас среди живущих, — и это тоже пополняет наш жизненный баланс.

После этих слов Виктор взял очередную театральную паузу. А затем продолжил:

— Пополнение баланса за счёт положительных воспоминаний о тебе происходит не у всех и не всегда равномерно. В первые годы после перехода — обычно больше, а затем всё меньше и меньше. Правда, бывают исключения. Некоторые из ожидающих пополняют его постоянно — даже с помощью не имеющих к ним никакого отношения живущих — и порой даже делятся своим балансом с другими. Добрая память об умершем трансформируется в положительный баланс по определённому курсу. Однако же при этом мы сами нужные поступки совершать не можем, потому что нашим родственникам, друзьям или просто знакомым людям напрямую помогать нельзя. Вот, стало быть, мы и стараемся курировать жизни других людей, чтобы в определённый момент они смогли чем-то помочь нужным лично нам людям — ныне живущим нашим родственникам, друзьям и прочим. Причём очень часто нужные нам люди — не кто иные, как наши родственники по той, прошлой жизни. Почему-то получается так, что именно их, наших родственников, мы ну очень часто не щадим!

Сказав это, Виктор засмеялся. Присутствующие его поддержали. Кто — смехом, кто — просто улыбкой.

Я тоже улыбнулся — потому что в этих словах была как минимум доля истины.

Когда смех утих, Виктор вновь продолжил:

— Каждый из нас самостоятельно выбирал себе того человека, который, по нашему мнению, мог бы как-то помочь в решении наших вопросов. При этом, безусловно, имеет смысл обращать внимание на определённые вещи, и прежде всего — на место проживания живущего. Как вы понимаете, нет смысла привлекать к помощи живущего, если он живёт в Китае или в Бразилии, а помочь он должен в Египте или, к примеру, в России, — хотя и такое бывает, но очень редко. Затем мы смотрим на профессию, пол и прочие факторы. Очень часто бывает так, что долгое время курируешь живущего, тратишь на это силы, время и жизненный баланс, но так и не можешь с его помощью совершить хотя бы какие-то действия для пользы нужных тебе лиц — и в связи с этим не можешь помочь себе.

— Я бы сказала, так случается даже очень часто! — вдруг выкрикнула миловидная блондинка лет тридцати, сидящая на втором ряду.

— Только на прошлой неделе — два раза! И всё зря! — опять раздался голос лысого с первого ряда, который, видимо, являлся одним из самых инициативных участников подобных посиделок.

— Да-да, — согласился Виктор, — даже чаще всего — не выходит по разным причинам. Положительный результат — это если получается примерно раз пять-семь из десяти попыток. И если так происходит, то это большая удача! Так вот, — продолжил он, уже обращаясь ко мне, — для каждого из нас Вы совершили те или иные благовидные поступки, в нужный момент оказав помощь тем из живущих, которым один из нас хотел это сделать с Вашей помощью. За что все мы Вам искренне благодарны! — чуть понизив голос, на позитивной ноте завершил своё выступление Виктор.

В зале раздались аплодисменты. Молодой человек в пижаме тоже вежливо похлопал в ладоши. Правда, точнее было бы сказать — он даже не хлопал, а больше показывал, что это делает.

Признаться, я был несколько ошарашен всем происходящим, и когда овации стихли, я сбивающимся от волнения, смешанного с изумлением, голосом медленно произнёс:

— Вы хотите сказать, что… я жил ради того, чтобы в нужный момент совершить те или иные поступки, нужные вам? То есть — жил, чтобы выполнять задуманное вами?!

— Ну конечно же нет! — улыбнувшись, возразил мне Виктор. — Вы спокойно жили бы себе и без нас. Но в нашем с Вами случае всё было честно. Мы ведь тоже помогали Вам. Порой — по собственной инициативе, а иногда — по просьбе других ожидающих и за счёт их жизненного баланса. Ну а Вы, в свою очередь, сами того не ведая, помогали нам. Более того. В конечном счёте Вы в какой-то мере помогали и самому себе, ведь многие Ваши поступки также положительно влияли на Вашу жизненную позицию и формировали Ваш характер, что в итоге наверняка благотворно отразилось и на Вашем жизненном балансе!

Виктор повернулся к молодому человеку в пижаме и спросил:

— Как у нас обстоят дела с балансом?

Я тоже посмотрел на моего соседа — молодого человека, который тем временем на мгновение поднял глаза вверх и левой рукой сделал непонятный мне жест

— Ну вот! Ну ведь хорошо же! — громко выкрикнул лысый, который, в отличие от меня, сумел понять жестикуляцию парня в пижаме.

С красноречивым осуждением посмотрев на лысого, Виктор поднял руку вверх, тем самым призывая всех к тишине. Затем он повернулся ко мне и произнёс:

— Да! С жизненным балансом для начала у Вас всё хорошо, и в этом есть пусть небольшая, но всё-таки и наша заслуга! А с другой стороны, ещё раз подчеркну — не только Вы помогали нам, но и мы ведь тоже помогали Вам на протяжении всей Вашей жизни!

И, обернувшись к сидящим в зале, Виктор задал вопрос:

— Ведь это так, правда же? И причём такое было много-много раз! Давайте озвучим хотя бы пару особенных примеров.

Худощавый мужчина в клетчатом пиджаке, сидевший в зале по правую от меня сторону, поднял руку и, посмотрев на меня, произнёс:

— Приветствую Вас!

— Пожалуйста, говорите, — отозвался Виктор. — Только, если можно, давайте без имён — не представляясь. — Затем он повернулся в мою сторону и добавил: — У нас так принято.

— Ну что ж, моя история короткая, — заговорил, глядя на меня, худощавый мужчина. — Когда Вашей дочери в детском возрасте нужна была экстренная консультация и, возможно, срочная госпитализация в ту больницу, в которую было очень сложно попасть, то Вам помог именно я!

Всё это худощавый произнёс торжественным тоном — и особо выделяя слово «я».

— Это именно я, — продолжил он, — организовал цепочку людей — от Вас до главного врача той самой областной больницы. В этой цепочке участвовал и Ваш коллега по работе, который был соседом по даче с двоюродным братом главврача этой больницы. Я отыскал всех этих людей и свёл их в единую цепочку знакомств, и причём знакомств доверительных — то есть таких, чтобы люди не могли отказать друг другу в выполнении просьбы. Так что Ваш вопрос по этой самой цепочке был решён всего за сутки, хотя мобильными телефонами в ту пору ещё не пахло. Уже на следующий день Вас пригласили на консультацию к лучшим врачам этой больницы, после чего экстренно госпитализировали и вылечили Вашу дочь!

— Было такое дело?! — спросил меня Виктор, при этом выразительно разведя в стороны свои ладони.

Глядя на худощавого мужчину, я сразу же и во всех подробностях вспомнил ту, как казалось в тот момент, совершенно безвыходную ситуацию, которая закончилась неожиданно хорошо. Комок подкатил у меня к горлу от воспоминаний. Я утвердительно закивал и не совсем своим голосом произнёс:

— Да, да, такое было! Спасибо Вам!

— Разрешите? — раздался из зала женский голос.

Я поднял голову и увидел пристально смотревшую на меня брюнетку лет тридцати — тридцати пяти.

— Да, конечно, — вновь оживился Виктор!

— Если помните, — посмотрев на меня, начала брюнетка, — однажды у Вас возникла острая необходимость в заёмных деньгах. Причём в очень большом размере. Банки Вам отказали. У родственников и у друзей Вы, сколько смогли, заняли. Однако же при этом Вы не смогли собрать и половины нужной суммы. И вдруг Вам дал эти деньги взаймы человек, которого Вы знали всего-то пару месяцев. Он дал нужную Вам сумму в тот же день, когда Вы в его присутствии обмолвились о потребности в деньгах. Этот человек одолжил Вам столь необходимые денежные средства без расписки и на большой срок. Причём Вы прекрасно знаете, что богатым или даже просто обеспеченным его уж точно назвать было никак нельзя. Так вот. Это я организовала ту цепочку событий, при которой у него эти деньги появились. Причём, — девушка заулыбалась, — сложнее всего было повлиять на супругу этого человека, которая так толком и не поняла, откуда у них появились эти деньги и зачем их семья так помогает Вам, хотя им самим эти средства очень бы пригодились. Ну да, и этот вопрос я тоже решила — и помогла его супруге всё понять и одобрить эт