Современная медицина — это мир, который сверкает новыми технологиями и передовыми исследованиями. Для широкой публики медицинские истории часто начинаются с сирен и мигающих огней и заканчиваются выживанием или смертью. Но это только верхушка айсберга. Даниэла Ламас, врач интенсивной терапии, которая лечит людей с самым тяжелыми заболеваниями, интересуется: что происходит с теми, чья жизнь продлевается на дни, месяцы или годы в результате лечения и технологий? В книге — личные рассказы пациентов и их семей. Дедушка, сердце которого было заменено насосом с батарейным питанием; продавец, который оказался донором почки; студент колледжа, который пережил почти смертельную передозировку, — эти трогательные повествования рисуют детальную картину хрупкой границы между болезнью и здоровой жизнью.
Пікірлер18
👎Ұсынбаймын
💤Іш пыстырады
Книга показалась скучноватой, да и настроение после прочтения скверное. В книге описываются просто истории из жизни нескольких пациентов, с тяжелыми заболеваниями, качество жизни во время и после нахождения в реанимации. Автор пишет о том, что несомненно жизнь после такого переворачивается с ног на голову, и человек и его близкие уже никогда не будут прежними, кто- то довольствуется тем что может так жить, пусть и не отлично, но хоть так. А кто- то скорее бы предпочёл смерть, нежели вечные страдания и жизнь в ожидании неминуемого конца.
Дәйексөздер87
— Я не беспокоюсь о том, что могу умереть сегодня. Я проживаю каждый свой день ради этого дня, — сказал он мне однажды.
хроническом критическом состоянии. Этот похожий на оксюморон термин появился в 1980 году для обозначения подобных мистеру О'Брайену больных, которые сумели пережить такие острые критические состояния, как сепсис, инсульт или тяжелую травму, но не поправились и фактически не имели реальных шансов на улучшение состояния. В этом аду продолжающегося острого заболевания, перешедшего в хроническую форму, пребывают около 100 000 человек
Ты видишь боль, которую причиняешь человеку, и встаешь перед этой ужасной дилеммой: что, если причиняешь боль уже не ради человека, а человеку. Мне стало казаться, что мы перешли эту черту
