Во всей моей жизни я не знаю большего удовольствия, чем возможность спать.
Собственно говоря, жить значит умирать, потому что нет ни одного дня в нашей жизни, который бы не делал ее на день короче.
дать любой вещи имя, которое к ней не относится, и потом мечтать о результате. И ложное имя, и настоящая мечта действительно создают новую реальность. Предмет действительно становится другим, потому что мы делаем его другим. Мы фабрикуем реальности. Исходный материал остается тем же, но форма, которую ему придало искусство, отдаляет его на самом деле от того, чтобы оставаться тем же. Стол из сосны является сосной, но он является и столом. Мы садимся за стол, а не за сосну. Любовь — это половой инстинкт, однако мы любим не посредством полового инстинкта, а посредством предположения о другом чувстве. И это предположение действительно является другим чувством.
отмечаю с метафизическим ошеломлением, что все мои самые уверенные жесты, самые ясные мысли и самые логичные намерения, в конечном счете, были лишь прирожденным опьянением, естественным безумием, великим незнанием. Я даже не играл себя. Меня играли. Я был не актером, а его жестами.
Моя душа — это таинственный оркестр; я не знаю, какие инструменты — струны и арфы, литавры и барабаны — играют и скрежещут внутри меня. Я знаю себя только как симфонию.
.
Я не возмущаюсь, потому что возмущение — удел сильных; я не смиряюсь, потому что смирение — удел благородных; я не молчу, потому что молчание — удел великих. А я не силен, не благороден и не велик. Я страдаю и грежу.
Я несу с собой сознание поражения, как знамя победы.
Да, то, чем я являюсь, было бы невыносимо, если бы я не мог вспомнить то, чем я был.
Все то, что человек излагает или выражает, есть заметка на полях полностью стертого текста. Исходя из смысла заметки, мы более или менее извлекаем смысл, который должен был содержаться в тексте; но всегда остается сомнение, а возможных смыслов — множество.
Даже у меня, так много мечтающего, есть паузы, когда мечта бежит от меня. И тогда все мне представляется отчетливым. Рассеивается туман, которым я себя окружаю. И каждый видимый угол ранит плоть моей души. Все замечаемые грубости причиняют мне боль оттого, что я о них знаю. Весь видимый вес предметов тяготит меня в душе. Моя жизнь такова, словно меня ею бьют.
