автордың кітабынан сөз тіркестері  Воспитание чувств

Елена Колина

У нас будет прием по случаю дня рождения Петра». А это просто придут дядя Сеня с тетей Шурой. Могла бы сказать правду: «Придет мой брат-дурак, и мы все вместе будем тупо есть курицу с оптового рынка».

Если сразу не рассказал о чем-то для тебя важном, потом уже никогда не захочешь. Думаю, так люди и становятся чужими.

. А нам в школе говорили: «Героические ленинградцы не сдавались». А вы, оказывается, пластиночки слушали.

— Но ведь это и есть не сдаваться… Папа говорил: «Немцы нас не победят, если мы сохраним стандарты жизни. Сохранять стандарты жизни означает бороться до конца». У каждого своя борьба до конца: у меня, например, были романы один за другим, вымышленные, конечно… Но я все время была влюблена, то в одного, то в другого. Один раз влюбилась прямо в очереди за хлебом… Такой смешной мальчик с мамой, она ему повязала платок на шапку, а он посмотрел на меня и снял платок… она опять повязала, а он снял, она повязывала, он снимал… Он потом отщипнул мне крошку хлеба, пока его мать не видела… Он был благородный человек, я его очень любила.

Если подумать, мы ведем себя странно: не разговариваем с мамой, но едим мамину еду, особенно котлеты.

Но они тоже ведут себя странно: у них оба ребенка с ними не разговаривают, а им хоть бы хны. Шутят, смеются.

Я не могу уехать в чужую культуру: у меня есть своя культура, свой город, знакомый до слез, до прожилок, до детских припухлых желез. У всех питерских детей припухшие железки от нашей сырости. А мне даже не смогли удалить гланды, потому что я был все время простужен. В общем, я никуда из Петербурга не уеду, я сумею найти адреса, о которых твердят мертвецов голоса.

Просто я всегда считал папу благородным человеком. А про маму я так не думал. Про женщину ведь не говорят: «Она благородный человек», к женщинам благородство неприменимо: они у себя на первом месте, а все остальное, люди или философские идеи для них не важны. Я ей все прощал. Но теперь — нет.

любовь — это не килограммы. И поверила, что можно влюбиться в нее. И поняла, дура такая, что ее можно любить. Что не нужно взвешивать человека, прежде чем влюбиться.

Потом мы говорили про интересное, как Зинаида Гиппиус с Мережковским. Она ведь, наверное, и со своим мужем говорила только про интересное, а не про хозяйство. Мои родители никогда не говорят про интересное, это совершенно другой вид брака.

Мама, в отчаянии напомнившая отцу о его еврейской крови, всегда чего-то главного не учитывала — и не учла, что Бабулю, ее русскую маму, нельзя было взять с собой. Они, как всегда, чего-то недоузнали… Так что это вспенилось, пошуршало и как-то забылось, как все планы… Да никто всерьез и не собирался. А я переживал так, будто кончалась жизнь.
— Ты взяла Энен и Скотину, не могу поверить… — Увидев, как Алиса сморщилась, я постарался изменить тон. — …Значит, ты все-таки стала интеллигентным человеком, о Малевиче рассказываешь… Слушай, а ты с Малевичем знакома?

Создание собственной системы морали с целью морального реванша за свои неудачи — история не новая, термин «ресентимент» придумал еще Ницше.