— Ты прославишься на все отечество. Будешь любим народом даже после смерти. — Затем, помолчав, снова вглядываясь в линии руки Пушкина, продолжала: — Два раза ожидает тебя вынужденное одиночество, вроде бы как заключение, но не тюрьма. А жить будешь долго, если на тридцать седьмом году не погибнешь от белой лошади или от руки белого человека. Их особенно должно тебе опасаться.
