«1917», Издательство «Захаров» сөресіндегі кітаптар

Этой книги нет уже ни в каких книжных магазинах. Она небольшая по объему, но очень насыщенная. Мы слышим его голос. Размышления, негодование, страхи нежность и опять размышления и рефлексия. Может, рефлексии было как раз слишком много и включалась она ровно тогда. когда нужны были решительные действия? А решительные действия основывались на эмоциональных позывах и затмевали любую рефлексию?.. Может и так. Но не сочувствовать этой мятущейся душе - не получается.

как ужасно жаль, что такого опытного человека, адмирала, создателя с нуля русской военной авиации, отстранили от дел вскоре после Февральской революции! А ведь он крайне хотел быть полезным своей стране, старался удержать тонущий корабль на плаву...
Дневники читаются очень хорошо. Недаром у книжки столько переизданий!

Мистификация или трагедия? Ложь или правда? До самого конца книги не оставляют вас сомнения. Вы сочувствуете, негодуете, ужасаетесь, раздражаетесь и снова сочувствуете. Питер Курт смог сделать своих героев живыми и неоднозначными. Это самое главное в книге - точные портреты, "живая" география и - милость к павшим.

Знаменитая книга и интересная, как все рассказы очевидцев и участников событий.
"Генерал Курлов не входил, может быть, в первый эшелон тогдашней российской бюрократии – он был несколько раз губернатором, главой тюремного ведомства и корпуса жандармов... Убийство премьер-министра Столыпина (1911 г.), охраной которого он занимался, снизило возможности его служебного роста. Тем не менее, Курлов продолжал вращаться в правительственных верхах, где его ценили как грамотного управленца. С докладами допускали вплоть до государя, и Курлов, конечно, знал, о чем писал, будучи к моменту первого издания своих мемуаров эмигрантом, вовремя сбежавшим от Советской власти".

Историк Петр Сергеевич Пороховщиков:
"Барон Алексей Павлович Будберг был поистине рыцарь без страха и упрека и, конечно, не сознавал этого…

В Михайловском артиллерийском училище профессора называли его «юнкером с особым мнением». Независимый ум сказывался уже с ранней юности. А сознание долга сложилось, наверное, еще раньше.

Слишком мало было таких знатоков военного дела и столь сильных духом, как он, на командных местах в роковую войну".

... Гиппиус была такой своего рода хлыстовской Богородицей петербургской интеллигенции в 17-м году. Она одной из первых всё поняла. Как она в 14-м всё поняла, когда написала в стихотворении, посвящённом Сологубу, что сейчас не время для патриотических криков, сейчас нужны тихие молитвы, точно так же она и в 17-м, уже к июлю, к августу поняла, куда всё заворачивает. И не ошиблась.

Она очень скептически относилась к монархии, очень скептически — к большевикам. Керенский, Савинков, Корнилов в какой-то момент — вот эти люди переходного периода внушали ей надежды. Её дневники — я думаю, лучшее, что от неё останется главное, они удивительно откровенны.
(Дмитрий Быков)

Чрезвычайно любопытно читать детей, когда они пишут о своих родителях. Особенно когда это такие "неоднозначные" родители. И тем не менее Матрена Распутина смогла, не теряя эмоциональности, остаться наблюдателем. Она предоставляет слово противникам отца, она честно пробует разобраться в причинах ненависти к нему.

Это весьма полезное, хоть и горькое чтение. Сколько накручено мифов вокруг отношений этих двух людей, сколько неясного и темного до сих пор остается... Трагедия царской четы - в письмах. Тут только три года, до конца 1917-го. А писали они друг другу все время, в течение двадцати лет.