залито солнечным светом.
— Что ж, — робко произнесла я, — ну, тогда я пойду. Выше нос, папа...
Когда я почти добралась до двери, он остановил меня:
— Что это, Эди?
— Где?
— У тебя в кармане. — В его голосе было столько надежды! — Случайно, не почта?
— Это? Нет. — Я похлопала себя по кофте. — Это книга, лежавшая в одной из чердачных коробок.
Он поджал губы.
— Весь смысл в том, чтобы убирать туда вещи, а не выкапывать снова.
— Я понимаю, но это моя любимая книга.
— И о чем она?
Я была поражена. Мне и в голову не приходило, что папа когда-нибудь заинтересуется книгой.
— О паре сирот, — с трудом выдавила я. — Девочке по имени Джейн и мальчике по имени Питер.
Он нетерпеливо нахмурился:
— Это явно не все. Судя по виду, в книге много страниц.
— Конечно... Да. Это далеко не все.
Не знаю, с чего и начать! Долг и предательство, разлука и тоска, пределы того, на что готовы пойти люди ради защиты своих близких, безумие, верность, честь и любовь... Я снова взглянула на папу и решила ограничиться сюжетом.
— Родители Джейн и Питера погибают в жутком лондонском пожаре, и детей отсылают в замок давно потерянного дяди.
— Замок?
— Билхерст, — уточнила я. — Их дядя — довольно приятный человек, и детям поначалу нравится в замке, но постепенно они понимают, что в нем творится больше, чем кажется, и за блестящим фасадом скрывается темная, мрачная тайна.
— Темная и мрачная, да? — чуть улыбнулся отец.
— О да. И то и другое. Просто ужас! — возбужденно протараторила я.
Папа наклонился ближе, опершись на локоть.
— И в чем же она?
— Кто?
— Тайна. В чем она?
Я изумленно посмотрела на него:
— Ну, не могу же я... просто сказать.
— Конечно можешь.
Он скрестил руки на груди, как капризный ребенок, и я принялась подыскивать слова, чтобы объяснить ему договор между читателем и писателем, опасности повествовательной алчности, кощунство простого выбалтывания того, что созидалось глава за главой, секретов, тщательно спрятанных автором за бесчисленными трюками. Но сумела лишь спросить:
— Давай я одолжу тебе книгу?
Отец некрасиво надулся:
— От чтения у меня болит голова.
Между нами повисла пауза, которая становилась все более неуютной по мере того, как он ожидал моего поражения, однако я не сдавалась. Разве я могла поступить иначе? Наконец он уныло вздохнул и печально взмахнул рукой:
— Ладно. Полагаю, это не важно.
Но он выглядел таким несчастным, и я так ярко представила, как впервые попала в мир «Слякотника», когда болела свинкой или чем-то другим, что невольно откликнулась:
— Если ты действительно хочешь узнать, может, я почитаю тебе?
— Что ж, — робко произнесла я, — ну, тогда я пойду. Выше нос, папа...
Когда я почти добралась до двери, он остановил меня:
— Что это, Эди?
— Где?
— У тебя в кармане. — В его голосе было столько надежды! — Случайно, не почта?
— Это? Нет. — Я похлопала себя по кофте. — Это книга, лежавшая в одной из чердачных коробок.
Он поджал губы.
— Весь смысл в том, чтобы убирать туда вещи, а не выкапывать снова.
— Я понимаю, но это моя любимая книга.
— И о чем она?
Я была поражена. Мне и в голову не приходило, что папа когда-нибудь заинтересуется книгой.
— О паре сирот, — с трудом выдавила я. — Девочке по имени Джейн и мальчике по имени Питер.
Он нетерпеливо нахмурился:
— Это явно не все. Судя по виду, в книге много страниц.
— Конечно... Да. Это далеко не все.
Не знаю, с чего и начать! Долг и предательство, разлука и тоска, пределы того, на что готовы пойти люди ради защиты своих близких, безумие, верность, честь и любовь... Я снова взглянула на папу и решила ограничиться сюжетом.
— Родители Джейн и Питера погибают в жутком лондонском пожаре, и детей отсылают в замок давно потерянного дяди.
— Замок?
— Билхерст, — уточнила я. — Их дядя — довольно приятный человек, и детям поначалу нравится в замке, но постепенно они понимают, что в нем творится больше, чем кажется, и за блестящим фасадом скрывается темная, мрачная тайна.
— Темная и мрачная, да? — чуть улыбнулся отец.
— О да. И то и другое. Просто ужас! — возбужденно протараторила я.
Папа наклонился ближе, опершись на локоть.
— И в чем же она?
— Кто?
— Тайна. В чем она?
Я изумленно посмотрела на него:
— Ну, не могу же я... просто сказать.
— Конечно можешь.
Он скрестил руки на груди, как капризный ребенок, и я принялась подыскивать слова, чтобы объяснить ему договор между читателем и писателем, опасности повествовательной алчности, кощунство простого выбалтывания того, что созидалось глава за главой, секретов, тщательно спрятанных автором за бесчисленными трюками. Но сумела лишь спросить:
— Давай я одолжу тебе книгу?
Отец некрасиво надулся:
— От чтения у меня болит голова.
Между нами повисла пауза, которая становилась все более неуютной по мере того, как он ожидал моего поражения, однако я не сдавалась. Разве я могла поступить иначе? Наконец он уныло вздохнул и печально взмахнул рукой:
— Ладно. Полагаю, это не важно.
Но он выглядел таким несчастным, и я так ярко представила, как впервые попала в мир «Слякотника», когда болела свинкой или чем-то другим, что невольно откликнулась:
— Если ты действительно хочешь узнать, может, я почитаю тебе?
