Все формы самоорганизации и самоуправления трудового народа — от профсоюзов до, собственно, советов — он уничтожил, а их пустые, мертвые структуры подчинил своей партии. Он не мог терпеть своеволия, неподконтрольности (даже личной), не говоря уже о социальных экспериментах «масс». Махновщина его нервировала и раздражала так же, как меньшевистские профсоюзы, эсеровские крестьянские кооперативы и совсем уже безобидные толстовские сообщества.