Мы потратили так много времени, находясь в разлуке, годы притворства насчет того, что произошло между нами, были пустяком, ошибкой, которую мы оба пытались забыть. Но в ту минуту, когда Жасмин снова появилась в Новой Англии на свадьбе моей сестры, я понял, что мы лгали самим себе.
Думаю, я знал, что Жасмин будет моей, уже в тот вечер, когда она ужинала с моей семьей впервые за семь лет. Не имело значения, что я был в отношениях в то время, как и она. Одно только возвращение в ту же комнату разожгло во мне пламя, которое, как я пытался убедить себя, давно погасло.
Правда заключалась в том, что этого никогда не могло произойти.
Те две недели были адскими. Я пытался держаться от нее подальше, пытался оставить Жасмин в покое, но как бы ни убеждал себя, что делаю все возможное, дабы дать ей пространство, я каким-то образом оказывался с ней в одной комнате. Я придумывал все возможные предлоги, чтобы провести с ней время – например, был на кухне, когда знал, что это будет ее первой остановкой после утренней пробежки, или заставлял отдыхать, когда у нее пропал голос, или брал ее на пробежку по моей любимой тропе. Я хватался за любую возможность остаться с ней.
Каждый раз, когда я получал предупреждающий знак в виде ее парня, напоминающего мне о своем существовании, я с большей силой ощущал всю необходимость держаться от Жасмин подальше.
Но это никогда не длилось долго.
Как только мы наконец признались в чувствах к друг другу, я уже прекрасно понимал, что никогда больше не смогу отпустить ее.
Мы упустили много времени – слишком много времени, – и я бы провел остаток своей жизни, наверстывая упущенные моменты.