Старушка ласково погладила Уэнсдей по косичкам, та от неожиданности не успела увернуться, а потом уже было поздно. Ее никто никогда в жизни не гладил по голове! Ну уж, по меньшей мере, с тех пор как Уэнсдей научилась отвечать на обиды и провокации. А чем еще можно посчитать несанкционированное прикосновение? Старушка отвернулась, начала шебуршать в своих сумках, и Уэнсдей, воспользовавшись моментом, бросила семейное проклятие: хорошее, отстоявшееся, на облысение.

Ее глаза широко распахнулись, когда проклятие темной кляксой сползло по поношенному пальто, шлепнулось на пол и впиталось в затоптанный линолеум.

– Зря стараешься, девонька. – Старуха даже не обернулась. В голосе ее слышалась усмешка. – К моему возрасту у нас уже все к проклятиям устойчивые. Вот походишь по поликлиникам с мое, посидишь в очередях – и сама проклинать получше научишься, и тебя уже никто не достанет.

Она сняла пальто и повесила на специальный крючок для верхней одежды. Все, не сговариваясь, стянули с себя куртки, про которые успели забыть, и тоже повесили.

– Поликлиника – это какой-то местный филиал магической академии?

Карина подумала, что, может, там и ей смогут помочь, научат становиться невидимой, как умеют все в ее роду. Все, кроме самой Карины.

– Нет, девонька, это не филиал мракодемии – это сразу филиал ада.