Там, где маяк сияющ и высок,

Конрад Медоры ищет огонек.

Но нет! Как странно: изо всех одно,

Ее окошко не освещено.

Как странно: он не встречен в первый раз!

И неужели свет ее угас?

На берег первым мчаться он готов,

Нетерпеливо торопя гребцов.

О, если б крылья сокола иметь,

Чтоб на вершину, как стрела, взлететь!

Но вот передохнуть гребцы хотят.

Их ждать нет сил! Уже в воде Конрад,

До берега добрался вплавь, потом

Наверх тропинкой поспешил бегом.

Вот он у двери… В башне тишина

Глубокая, и ночь вокруг темна.

Он громко постучал, но ничего

Не говорит, что слышали его.

Он постучал слабее, и робка

Была его дрожащая рука.

И кто-то дверь открыл, но не она.

Не та, что так любила, так нужна!

Молчание… и дважды он вопрос

Хотел задать, но все ж не произнес.

Взял факел… — все увидит он сейчас! —

Но уронил его, и тот погас.

Другого не подумал ждать огня,

Как здесь не стал бы ждать прихода дня.

Но в темном коридоре, где он шел,

Далекий свет чертил тенями пол.

И он вошел к ней… и увидел то,

Что сердце знало, страхом облито.

ХХ

Он стал без слов, вперив недвижный взор,

И больше не дрожал, как до сих пор.

Так смотрим мы, боря печаль и бред,

Боясь сознаться, что надежды нет!

Она цвела спокойной красотой,

И смерть оставила ее такой.

И вложены холодные цветы

В холодные и нежные персты.

Казалось, спит она притворным сном,

И было бы смешно рыдать о том.

Скрывали шелк ресниц и холод век

То, перед чем бледнеет человек.

Смерть не жалеет блеска ясных глаз,

И волей смерти разум в них угас.

Пришел закат двух голубых светил;

Но рот еще всю прелесть сохранил.

Вот-вот улыбкой дрогнет уголок,

И лишь на миг так замкнут он и строг…

Но пелена, но каждая из кос —

Ряд светлых и безжизненных волос —

Бывало разлетались, так легки,

И летний ветер с них срывал венки!..

Все дышит смертью, мрачен облик весь,

Она ничто… Тогда зачем он здесь?