Позже, в тот же вечер, ребенок вышел из нее. Физическая боль была ужасной. Душевная — еще хуже, когда она, засунув под себя руки, пыталась удержать внутри оставшееся.

Чарльз не сидел сложа руки, успокаивал ее и утешал, вытирая ей пот со лба влажной фланелью.

Когда взошло солнце нового, пустого дня, он пробормотал ей на ухо:

— Ты не должна чувствовать себя неудачницей, любовь моя.

Она и не чувствовала, пока он этого не сказал.