Страшно злилась на себя Варвара – почему не сказала, не настояла, чтобы Кощей её обучал полезному, а не всякой ерунде! Потом злилась на Кощея – и почему он не заметил! Сколько ошибок может понаделать взрослый тысячелетний колдун! Потом ей стало жалко и себя, и Кощея, и Вихря, и все те души, что летели сейчас по бессолнечному безлунному небу… И она вновь упорно пыталась проникнуть в прошлое.
Встала Варвара ещё засветло. Далёкое солнце пока не чувствовалось на небе. Девушка собралась налить воды из кувшина, а Любава уже – или ещё? – сидела за столом. Варвара села тоже.
– Знаешь, – тихо заговорила Любава. – Животные умирают. Часто. Да и пирожки с мясом – не ягоды, они у меня тут на кустах не растут. Но это Вихрь, понимаешь… Разве это его судьба так погибнуть?
«Разве не судьба боевого коня – погибнуть в бою?» – спросил проснувшийся Никита.
Любава промолчала.
– Надо идти, – сказала Варвара. – Разбудим Аннушку – ничего. Зато поговорить успеем.
– Я пока останусь, надо о курах позаботиться, козы вон разбрелись кто куда…
– Любавушка! Да завтра, может, ни кур не будет, ни коз, ни нас с тобой, если мы не поторопимся!
– Нет, Варя, – твёрдо сказала Любава. – Порядок должен быть при любых обстоятельствах. А вдруг будут и куры, и козы, но только из-за того, что я свою работу не сделала, несчастные и голодные будут. Вы идите через твой камень. У меня свой камушек к Аннушке есть. Я догоню!
⁂
Аннушка не расстроилась – она рассвирепела. А Варвара-то успела лишь поведать, как Марья предала Кощея, и только начала рассказывать её историю.
– Ах эта крыса белобрысая! – кричала женщина. – Ах эта гадина болотная! Тварь бессердечная! Собственных детей утопить! Что в голове у этой приморской дуры?!
Дом трепетал, Никита забился под стол. Грудь Аннушки вздымалась так, что грозила порвать платье, а деревянные бусы съехали на спину. Варвара даже позволила себе улыбнуться. Когда Аннушка немного остыла, девушка рассказала ей и о коралловой нити, и о плане Ивана Приморского, и об освобождении Синемордого.
– Слушайте меня, ребята, – отдышавшись после очередных возмущённых криков, сказала Аннушкка. – В Приморье сейчас ночь, самое время пробраться во дворец и выяснить, где держат Кощея.
Встала Варвара ещё засветло. Далёкое солнце пока не чувствовалось на небе. Девушка собралась налить воды из кувшина, а Любава уже – или ещё? – сидела за столом. Варвара села тоже.
– Знаешь, – тихо заговорила Любава. – Животные умирают. Часто. Да и пирожки с мясом – не ягоды, они у меня тут на кустах не растут. Но это Вихрь, понимаешь… Разве это его судьба так погибнуть?
«Разве не судьба боевого коня – погибнуть в бою?» – спросил проснувшийся Никита.
Любава промолчала.
– Надо идти, – сказала Варвара. – Разбудим Аннушку – ничего. Зато поговорить успеем.
– Я пока останусь, надо о курах позаботиться, козы вон разбрелись кто куда…
– Любавушка! Да завтра, может, ни кур не будет, ни коз, ни нас с тобой, если мы не поторопимся!
– Нет, Варя, – твёрдо сказала Любава. – Порядок должен быть при любых обстоятельствах. А вдруг будут и куры, и козы, но только из-за того, что я свою работу не сделала, несчастные и голодные будут. Вы идите через твой камень. У меня свой камушек к Аннушке есть. Я догоню!
⁂
Аннушка не расстроилась – она рассвирепела. А Варвара-то успела лишь поведать, как Марья предала Кощея, и только начала рассказывать её историю.
– Ах эта крыса белобрысая! – кричала женщина. – Ах эта гадина болотная! Тварь бессердечная! Собственных детей утопить! Что в голове у этой приморской дуры?!
Дом трепетал, Никита забился под стол. Грудь Аннушки вздымалась так, что грозила порвать платье, а деревянные бусы съехали на спину. Варвара даже позволила себе улыбнуться. Когда Аннушка немного остыла, девушка рассказала ей и о коралловой нити, и о плане Ивана Приморского, и об освобождении Синемордого.
– Слушайте меня, ребята, – отдышавшись после очередных возмущённых криков, сказала Аннушкка. – В Приморье сейчас ночь, самое время пробраться во дворец и выяснить, где держат Кощея.
