Но был ли Сережа палачом? Я не могу себе этого представить. “Я – сталинский пес, и мне иного пути нет”, – сказал он как-то Михаилу Давыдовичу. Попав однажды в эту страшную машину, он уже не мог не крутить ее, а чего ему это стоило, знаю только я… Но что бы он ни переживал, он не мог не выполнять приказы и не выносить приговоров. “Гениальнейшему” все было мало, мало. Молоху нужна была кровь, кровь, кровь… Чтобы спасти себя, Сережа не мог не проливать ее.

И эта кровь – на Сереже…

Где хоронили расстрелянных в Лефортово, в какой братской могиле, в какой свалке? Этого я не знаю. Знаю только, что никогда не будет места, куда бы я могла прийти и оплакать Мирошу. И это ему посмертная кара.