Никто не учил меня разбираться в людях двадцать первого века, не говоря уже о тех, кто почил в позапрошлом веке. Мне было больно, потому что я чувствовал – его просьба о хорошей жизни будет мной заброшена. Было слишком поздно менять те паттерны, в которых я рос, настраивать меня на новую волну, учить видеть мир по-другому. Я мог попытаться, ведь теперь никто меня не преследовал, – но зачем? Ведь в этом, как мне казалось, и был единственный смысл моего существования?

Если я покину эту «клетку», куда же я пойду?