— Спасибо тебе, — тихо, сама себе удивляясь, проговорила Адер.

Он взглянул ей в лицо:

— За что, ваше сияние?

— За то, что пошел за мной. Что остался после... после того, что я сделала. У Колодца...

— Благодарности излишни, ваше сияние, — ответил Фултон. — Мы исполняли свой долг. Ваш долг — править, наш — хранить вашу жизнь.

— Я просто хочу, чтобы ты знал: я благодарна за все, что ты для меня сделал.

Он помолчал, глядя на нее.

— Прошу вас, поймите правильно, ваше сияние, но это не ради вас.

Адер в недоумении покачала головой.

Фултон опять надолго замолчал. А когда снова заговорил, голос звучал тихо, словно эдолиец забыл о ее присутствии и беседовал сам с собой.

— Я давно решил, каким хочу быть. Я присягал вашей семье, но прежде всего я верен слову, которое дал самому себе.

Она ждала продолжения, но эдолиец снова устремил взгляд на север, чуть придержал шаг и оставил Адер мучиться и гадать. Она поймала себя на ревности к его неколебимой верности своим понятиям о чести и безмолвным клятвам самому себе. Она завидовала его приверженности своим убеждениям, а еще больше завидовала самой его убежденности. Когда-то и она во что-то верила: в справедливость и честь, в победу добра над злом, но жернова истории своим медленным вращением перемололи веру в муку такую мелкую, что последние крупицы бесшумно утекали меж пальцев.