Государственные интересы как тип рациональности отношений власти у большевиков дополнился дисциплинарным измерением. Почему появилась дисциплина как лексическая единица в публичном дискурсе? В фукианском прочтении дисциплина, какой бы она ни была — школьная, армейская, медицинская или заводская, — это средство управления множеством [401]. Большой террор требовал установления контроля фактически над всеми жителями страны, что в реальности было невозможно без принятия всеми единых правил поведения. Соответственно, большевики ввели категорию «государственной дисциплины» в публичный дискурс для превращения населения в тотальное дисциплинарное общество.

Мне представляется, что именно в предвоенные годы большевики начали всерьез воспринимать население как проблему (у)правления. На это есть три причины. Во-первых, массовые репрессии в период Большого террора привели к пониманию, что путем одного насилия государство было не в состоянии контролировать все население страны и требовались дисциплинарные техники (у)правления. Во-вторых, трудности учета населения, связанные с отменой «вредительской» переписи населения 1937 года и сложностями новой переписной кампании 1939 года, которая для многих рассматривалась как «узковедомственное дело» [402]. В-третьих, в условиях советского вторжения в Польшу и Советско-финской войны государство фактически переходило в состояние военного положения. Тем самым эпоха заставляла большевиков рационализировать принцип большевистского холизма в иной конфигурации. Следовать государственным интересам было недостаточно. Теперь ведомственность как вредительство нарушала не столько государственные интересы или разрушала целостность всего народного хозяйства, сколько установленный государством дисциплинарный порядок.