Жили еще две пьяницы, родные сестры – Ира и Мила.
Все прекрасно помнили их семью: интеллигентные люди, чудесные родители. Отец – дипломат и мама – искусствовед.
Девочек воспитывали, приучали к манерам. Хорошенькие и нарядные, они всегда ходили за руки и здоровались с прохожими.
На лето привозили из города пианино, и девочки занимались музыкой.
Поступили в университет, заводили романы.
Одна даже вышла замуж и родила.
А потом все покатилось: ушли родители, замужняя развелась, ребенок почему-то остался с отцом. И сестры начали пить.
Московские квартиры были пропиты. Сестры, как это часто бывает с людьми пьющими, попали в лапы к черным риелторам.
Осталась одна дача – сюда они и перебрались. Вместе пили, до крови дрались, делили одного «жениха» на двоих – такого же пьяницу из соседней деревни.
Страшная это была картина, дикая. Смотреть на них было невыносимо. И за что такая судьба?
А еще наезжала «барыня». Так называли Лизку Покледину. Называли с издевкой: разбогатеть-то шлендра Лизка разбогатела, а вот хороших манер не нажила. Как была хамкой, так и осталась. Даром что хоромы отстроила на месте родительской ветхой избушки.
Поклединых тоже все помнили – Пал Иваныч и Марь Семенна.
Тихие люди, скромные. Бедные. Пал Иваныч слесарил при ЖЭКе. Марь Семенна – нянечкой в детском саду.
Домик сами сложили – типа саманного, «хохлацкого», как говорили в поселке.
Мазанка в три окна и в один этаж, две комнатухи. Денег не было – вот и вышла такая избушка.
Дочка Лизка была оторвой с самого детства – заводилой, драчуньей, нахалкой. Ее не любили, и девочкам из приличных семей дружить с Лизкой было заказано. Ира с Милой с ней не дружили.
А она не скучала – дружила с мальчишками. Речка, костры, велосипеды…
Таскали картошку с колхозного поля и пекли в костровище. Воровали яблоки и вишни в садах.
Словом, девка эта, Лизка, была – оторви и выброси!
Моталась в рваных тренировочных и растянутых майках. Под ногтями грязь, волосы неопрятные – чучело, а не девка!
В шестнадцать лет Лизка родила. От кого – непонятно. Ребенка сбросила на мать и пустилась, как говорили, в загул. Были там и иностранцы из жарких стран, и гости с Кавказа. Пал Иваныч умер рано, от инсульта. Поговаривали, что дочурка ручку свою приложила. Марь Семенна скрипела – на ней была внучка.
Лизка завозила своих в конце апреля. Сплетничал
Все прекрасно помнили их семью: интеллигентные люди, чудесные родители. Отец – дипломат и мама – искусствовед.
Девочек воспитывали, приучали к манерам. Хорошенькие и нарядные, они всегда ходили за руки и здоровались с прохожими.
На лето привозили из города пианино, и девочки занимались музыкой.
Поступили в университет, заводили романы.
Одна даже вышла замуж и родила.
А потом все покатилось: ушли родители, замужняя развелась, ребенок почему-то остался с отцом. И сестры начали пить.
Московские квартиры были пропиты. Сестры, как это часто бывает с людьми пьющими, попали в лапы к черным риелторам.
Осталась одна дача – сюда они и перебрались. Вместе пили, до крови дрались, делили одного «жениха» на двоих – такого же пьяницу из соседней деревни.
Страшная это была картина, дикая. Смотреть на них было невыносимо. И за что такая судьба?
А еще наезжала «барыня». Так называли Лизку Покледину. Называли с издевкой: разбогатеть-то шлендра Лизка разбогатела, а вот хороших манер не нажила. Как была хамкой, так и осталась. Даром что хоромы отстроила на месте родительской ветхой избушки.
Поклединых тоже все помнили – Пал Иваныч и Марь Семенна.
Тихие люди, скромные. Бедные. Пал Иваныч слесарил при ЖЭКе. Марь Семенна – нянечкой в детском саду.
Домик сами сложили – типа саманного, «хохлацкого», как говорили в поселке.
Мазанка в три окна и в один этаж, две комнатухи. Денег не было – вот и вышла такая избушка.
Дочка Лизка была оторвой с самого детства – заводилой, драчуньей, нахалкой. Ее не любили, и девочкам из приличных семей дружить с Лизкой было заказано. Ира с Милой с ней не дружили.
А она не скучала – дружила с мальчишками. Речка, костры, велосипеды…
Таскали картошку с колхозного поля и пекли в костровище. Воровали яблоки и вишни в садах.
Словом, девка эта, Лизка, была – оторви и выброси!
Моталась в рваных тренировочных и растянутых майках. Под ногтями грязь, волосы неопрятные – чучело, а не девка!
В шестнадцать лет Лизка родила. От кого – непонятно. Ребенка сбросила на мать и пустилась, как говорили, в загул. Были там и иностранцы из жарких стран, и гости с Кавказа. Пал Иваныч умер рано, от инсульта. Поговаривали, что дочурка ручку свою приложила. Марь Семенна скрипела – на ней была внучка.
Лизка завозила своих в конце апреля. Сплетничал
