нул Вовку в нос, прижался к нему щекой, чего сроду не делал, и выдохнул — жуть какая померещилась.

Но таким, как прежде, Вовка-младший так и не стал. Он больше не хулиганил и не носился по двору, пугая жирных голубей, не смеялся и не плакал, ничем не интересовался и даже не разговаривал. Мать таскала его, медленного и равнодушного, по врачам, но те только пожимали плечами. Вовка покорно следовал пустым взглядом за докторским молоточком, поднимал и опускал по команде руки и молчал.

Словно душа его так и осталась