Его сводит будто какой-то внешней силой, и когда она тужится, головка ребенка наполовину высовывается наружу.

— Еще! — требует Лекарка.

Ребекка подчиняется — на это уходят остатки ее сил, — и ребенок, скользкий и сердитый, выскальзывает Лекарке в руки. Я стою на коленях на другом конце кровати, но даже мне видно, что пуповина слишком короткая. Двенадцать дюймов, а должно быть двадцать. Неудивительно, что ребенок не повернулся.

Лекарка перерезает пуповину маленьким перочинным ножом, а я снова опускаю Ребекку на постель, потом переворачиваю на спину. За нами Лекарка что-то мурлычет себе под нос, проверяя, нет ли у ребенка