Мышление должно признать, что постметафизический мир, с одной стороны, больше не сковывает воображение какой-либо четко определенной и артикулированной трансцендентностью, такой, как платоновская форма или христианский Бог, а с другой – не возвращает воображение к первобытной дикости. Скорее, он устанавливает новую форму