Дориан весьма охотно занял то положение в обществе, какое было ему предоставлено по достижении совершеннолетия, и его радовала мысль, что он может стать для Лондона наших дней тем, чем для Рима времён императора Нерона был автор «Сатирикона»[75]. Но в глубине души он желал играть роль более значительную, чем простой arbiter elegantiarum[76], у которого спрашивают совета, какие надеть драгоценности, как завязать галстук или как носить трость. Он мечтал создать новую философию жизни, у которой будет своё разумное обоснование, свои последовательные принципы, и высший смысл жизни видел в одухотворении чувств и ощущений.