И она внезапно становится огромной – настоящая великанша, выше самых высоких деревьев, а голова, по-прежнему единственная, только не человеческая, а собачья, сияет на фоне хмурого декабрьского неба ровным ласковым светом, как дополнительная луна. Свет этот, я сейчас явственно вижу, целителен – даже для нас с Нёхиси, хотя мы и так в полном порядке. Нечего исцелять.

Но все равно приятно.

– Ого, – шепчет мне Нёхиси. – Вот как, оказывается, выглядит абсолютно бескорыстный страх за другого человека. А не за себя в связи с возможными неприятностями у него.

– Золотое сердце, – киваю я. – Таким как она непросто живется, но тут ничего не поделаешь. На ком-то должен держаться этот дурацкий прекрасный мир.