Прежде всего, сохранение исторической драмы человечества — между историей и ее концом — наводит на мысль о некоей полосе надысторического, напоминающей о мессианском тысячелетнем царстве, каковое согласно и иудейской и христианской традиции будет установлено на земле в промежутке между последним мессианским событием и вечной жизнью (неудивительно найти такое рассуждение у мыслителя, посвятившего свою первую работу философу Соловьёву, чьи труды изобилуют мессианскими и эсхатологическими мотивами)