он был графоманом — страсть к письму составляла его существо, с детских лет процесс письма нравился ему физически: в самом постепенном появлении текста на белом листе (прежде) или на белом экране (теперь) рождалось и подрастало его удовольствие. Подлинное чудо виделось ему в том, как движение пальцев неуловимо превращается в слова.