– Да. Очень.

– Ты поэтому вчера меня не убила? – Кейлус по-прежнему не смотрел на неё; лишь рука его поднялась, накрыв место, пронзённое огненным лезвием. – А ведь могла. Я оценил.

– Ваша сестра убила одну мою знакомую. Которая казалась мне воплощением красоты. Я не хочу стать такой, как она.

На этом месте она всё-таки удостоилась его взгляда – столь пристального, какого Ева не замечала у него раньше.

– Зайди, – сказал он.

Ева, колеблясь, стояла перед порогом.

– Не бойся, – добавил Кейлус мягко. – Из нас двоих убить другого пока пытался не я.

Я совсем не смерти боюсь, подумала Ева, всё же делая шаг вперёд. Не сейчас.

– На чём ты играешь? – молвил Кейлус, когда она в нерешительности замерла у самых дверей.

Ева хотела поинтересоваться, откуда достопочтенному лиэру вообще известно, что она на чём-то играет. Затем вспомнила: вряд ли музыкальный гипноз могут творить те, кто не имеет отношения к музыке.

– Виолончель, – поколебавшись, сухо отрапортовала она. – Это…

– Сиэлла. Так и думал. – Кейлус махнул в сторону местного аналога рояля, ждавшего хозяина посреди гостиной, и Ева со странной смесью удовлетворения и вины заметила, что раненой рукой её тюремщик двигает немного скованно. – А как дела с клаустуром?

Подозревая, к чему всё идёт, она решительно и честно мотнула головой:

– Не слишком.

– Жаль. Впрочем, в крайнем случае я потерплю. – Приблизившись к инструменту, Кейлус откинул тёмную