Нет, ничего из испытанного им не мог передать великий герой, но Эврисфей даже не попытался спросить его об этом. Он смотрел на мальчика и видел, как непроизвольно движутся его губы, не потерявшие ещё детской припухлости, и он понимал: всё то, о чём не сумел сказать великий герой, – скажет этот мальчик. И сказанное им переживёт, быть может, и его самого, и Геракла, и уж, конечно, его, великого царя Микен Эврисфея; переживёт его труд о бабочках, который со­временники не в силах оценить, переживёт его заботы по разведению высокопородистых поголовий крупного рогатого скота, который, в случае войны, станет добычей победителей или пойдёт под нож для прокорма осаж­дённых… Всё переживёт слово, отлитое в твёрдую, но вместе с тем и такую подвижную, что она кажется живой, форму…