Веял и ветерок, случалось и такое, но еле-еле, что даже сникший лист не шевелился на осине – на той всегда, какое ни стояло бы затишье, после известного удавленника, листва дрожит, – едва­едва, настолько вяло, будто не веял, а вздыхал, вспомнив вдруг что-то невесёлое.