Он говорил не умолкая. Последний запрет между ними был снят — запрет бесстыдных слов. Той ночью Габриэль открыл Жаклин сладострастие непристойных выражений.­ Она не решилась — она никогда не решится — повторить их. Но она их принимала, вымаливала движениями рук и поясницы; она отвечала на них хриплыми вскриками, она чувствовала, как они разливаются по всему ее телу. Она запросила пощады, когда наслаждение стало переходить в боль.

Обессиленная, напуганная, пристыженная и оглушенная грехом, совершенным в брачной постели, Жаклин, лежа с широко открытыми в темноте глазами, поняла вдруг, что никогда не испытывала подобных радостей плоти, — и с этой минуты она многое стала прощать своему второму мужу.