— Скажу, сэр, — отвечал Альфред, — что вы оказали бы величайшее одолжение и мне и себе, я думаю, если бы старались иногда забыть об этом поле битвы, и других подобных ему, ради более обширного поля битвы жизни, над которым солнце восходит каждый день.
— Боюсь, как бы это не изменило его взгляда, мистер Альфред, — сказал Снитчей. — Бойцы жестоки и озлоблены в этой битве жизни; то и делают, что режут и стреляют, подкравшись сзади; свалят с ног, да еще и придавят ногою; не веселая картина.
— А я так думаю, мистер Снитчей, — сказал Альфред, — что в ней совершаются и тихие победы, великие подвиги героизма и самопожертвования, — даже во многом, что мы зовем в жизни пустяками и противоречием, — и что подвиги эти не легче от того, что никто о них не говорит и никто не слышит. А они каждый день совершаются где-нибудь в безвестном уголке, в скромном жилище, в сердцах мужчин и женщин, — и каждый из таких подвигов способен примирить со светом самого угрюмого человека и пробудить в нем надежду и веру в людей, несмотря на то, что две четверти их ведут войну, а третья процессы. Это не безделица.