ату, чтобы проветрить голову.

Евдоким никогда не любил эту безалаберную пешеходную улицу. Она напоминала о чем-то уже давно ушедшем. О том, что уже давно переросло себя, переродилось. Вот как была, например, раньше юная девушка, приятная своей чистотой, свежестью, готовностью влюбляться, а спустя годы превратилась в силиконовую мадам со слоем толстой штукатурки на лице. Вроде тот же самый человек, да не тот. И дело даже не во внешних изменениях… Уже никакой романтики, одни деньги в голове у мадам, одна липкая корысть в ее взгляде, и голос хрипло, старчески