Другими словами, 1830‑е годы — критический момент в национальном строительстве России. Империя по-прежнему расширялась, а имперское мышление по-прежнему было характерно для правящей элиты. Но теперь уже проявлялись более видные элементы национального сознания, и разные части страны — или как минимум ее православное ядро — начали сплачиваться в единое целое, отличное от удаленных и пограничных территорий. То есть внутри империи зарождалась русская нация. Пушкин стал национальным поэтом (и его почитание усилилось из‑за романтической истории его гибели), а Глинка подарил России, как считали многие, национальную музыку и собственную оперу. Обращение грекокатоликов отчасти задумывалось для консолидации зарождающейся русской нации, а пожар в Зимнем дворце показал, что он принадлежит не только императорской семье, но и всему народу. Размышления Чаадаева о месте России в мире — это тоже исследование, посвященное русской нации. Между тем провинциальная пресса документировала появление этой нации и заодно выступала в роли ее повитухи. В 1830‑х годах образование нации стало идеологической задачей режима и источником вдохновения для многих российских мыслителей. Я полагаю, что при ближайшем рассмотрении событий 1837 года мы видим становление нации в конкретных институтах и практиках — от оперы и поэзии до газет и дворцов.