Докса современных профессиональных исторических исследований предполагает, что в истории (событиях прошлого) нет сюжетов так же, как и нет огромного, всеохватывающего всеобщего сюжета Истории (то есть плана, предопределенного конца, задачи, цели, или телоса всей траектории развития человечества, от неизвестного начала до невообразимого конца). Критика так называемых великих нарративов истории, отказ от которых, согласно Лиотару, по идее должен быть основной характеристикой постмодернистской мысли, предполагала, что такие фантастические понятия, как «провидение», «судьба», «предназначение», «прогресс», «диалектика» и другие, — это не что иное, как остатки мифологических и религиозных фантазий, давно отброшенных «современностью» (modernity). Главное возражение против «великих нарративов» заключалось в том, что они представляют собой способ телеологического мышления, преодоление которого было необходимым условием оформления естественных наук в их современном виде. В природе нет телеологии и покуда история принадлежит природе (а не наоборот) — по крайней мере, так считалось, — в истории не может быть телеологии. Это касалось как истории отдельных стран, так и всеобщей истории.

Конечно, люди и группы, как правило, мыслят телеологически, то есть планируют текущие и будущие действия в свете предполагаемых задач и целей. Можно сказать, что человеческие намерения ориентированы на конечную цель, что позволяет использовать интенциональность как основание для разграничения между миром людей и миром животных. Но, как сказал поэт, «лучшие планы мышей и людей часто идут вкривь и вкось» [130], и как гласит житейская мудрость, «благими намерениями вымощена дорога к погибели». Люди и институты вполне могут планировать свои занятия с оглядкой на конечный результат, но если предположить, что участь отдельных индивидов и групп может быть предопределена так же, как участь дуба предопределена желудем, из которого он растет, то такая возможность одновременно успокаивает и ужасает.