Ему стало ужасно себя жаль, прямо до слез. Но это были бы нехорошие слезы, пьяные и пошлые. Полные пустого пафоса. Пусть он бездарь и лжец, вкус у него есть, и чувство прекрасного, наверное, тоже. Но все равно было ужасно обидно — что толку иметь кучу денег, знать, что тебя все любят и везде ждут, и шляться здесь неприкаянным перекати-поле, не желающим трезветь и все равно трезвеющим. Очень хотелось пожаловаться кому-нибудь, но это как раз и было самое обидное: он не мог. Он думал о том, что перед ним по пути множество дверей, но все они наглухо закрыты. Оставалось только медленно брести домой и все больше жалеть себя. И даже падающий снег не примирял его с реальностью — снег был неправильный.