«Петербург» занимает в русскоязычной прозе примерно то же место, что «Улисс» Джойса — в англоязычной и «Процесс» Кафки — в немецкоязычной. Демонстративно классицистическая форма скрывает в себе поразительное буйство содержания: гоголевские мотивы смешиваются с отсылками к Достоевскому, а ирония и социальная сатира соседствуют с мистицизмом. Полтора дня из жизни петербургского сановника Аполлона Аполлоновича Аблеухова и его сына Николая становятся странной, смешной и завораживающей фантасмагорией, где в крепкий коктейль сбито все, чем жил Петербург начала XX в., — эзотерика и оккультизм разнообразного толка, митинги и политический терроризм, балы, маскарады и даже мода на сатанизм и самоубийства…
Стиль повествования завораживает, но содержание... оставляет разочарованным. Ни один из героев не показался мне действительно "героем". В памяти остались только маскарадные маски и муравьиная суета петербуржских улиц.
Если бы у Достоевского было хорошее чувство юмора, то он вполне бы мог написать такой «Петербург».
Я увидела (точнее, услышала) в этом наполненном символизме романе изящную и острую сатиру, которая за все время даже близко не подошла к краю пошлости – настолько она вся продумана, и как четко автор за ней следит. «Петербург» понятное дело не о конкретном городе и конкретных людях – это некий лимб, в котором находятся все основные архетипы русской литературы.