Я как узнала про ядовитых мух, которых московиты взялись разводить да на соседей напускать, так сомнения меня взяли. Это ж надо – мухи ядовитыя!
Да. Взрослость, честно говоря, заебала. – Маша взяла рюмку с водкой.
– Да, но я помню только то, что могу помнить, то, что я пережила, я же рассказывала вам, доктор.
– Расскажите ещё раз.
– Зачем? Вы же всё знаете.
– Чем больше вы будете рассказывать об этом, тем здоровее будете. Это аксиома.
Над главной площадью страны водородной бомбой радости взрывалось солнце советской правды.
“Не стирайте надежду. Надежда – не одежда”.
В Гуанчжоу схвачен Вут,
Его пятеро ебут!
Трое – в жопу, двое – в нос,
Довели его до слёз!
Почему советские актёры в отличие от западных так сильно переигрывают? Они пучат глаза, напрягают мышцы лица, изрекают свои монологи так, словно это последние слова в их жизни. Эти кривляния у нас называются хорошей игрой, “перевоплощением”.
Петрушки плясали и выделывали разнообразнейшие коленца: “веретёнко”, “щучку”, “имперца”, “опричника”, “самовар”, “утицу”, “метелицу”, “коромысло”, “ваньку-встаньку”. Но самый громкий хохот у мэра вызывал именно “жопный присяд”, с которого всё и запускалось.
Вокруг всё такое… как сказать… острых углов меньше не становится. Мало к чему можно спокойно прислониться. Только книги и успокаивают.
– Всё вокруг острое. – Маша чокнулась с его рюмкой. – Кроме вас.
тешу себя утопической надеждою
