Часть первая
Глава первая
За окном пурга. Весь вчерашний вечер она потратила на беседу с архангелом Гавриилом об истине и о любви… При этом чистила спаржу, бросала её на сковородку и томила, томила на медленном огне.
Спаржа для Пети. Петя худеет. Перешёл на ПП. Правильное питание. Какая-то особая диета, разработанная личным диетологом Кирой Алексеевной Сатури. Кира очень умная и… не от мира сего. Петя говорит — она эзотерик. Звучит интригующе и немножко страшно.
Вчера за окном раздавался недовольный стук капель по подоконнику. Ночью подморозило, и стекающие с крыши струйки воды вытянулись угрожающими копьями. К утру замело.
Лана посмотрела на так и не съеденную спаржу. Петя пришёл поздно, сразу отправился спать. Было заметно, что расстроен. А она думала, что будет по-другому. Пока чистила спаржу, взгляд притягивала сочная красная клубника в форме сердечка. Ммм, это её десерт. Да что ж такое! Не пища, а сплошная сублимация! Мысли бесстыжие накрывают, волнуют, будоражат. Особенно от формы спаржи. Не зря её запрещали есть монахам. И за Зигмундом не ходи, и так всё ясно.
Может, и лучше, что её надежды не оправдались. Зато выспалась. Ведь Сочельник. Гости. А на ней весь стол.
— Есть иллюзия парения ангельского, — мужчина с лицом Кевина Костнера дочистил картофелину и плюхнул её в таз с водой.
— Скорее падения. — Кира Алексеевна Сатури скользнула критичным взглядом по скошенному силуэту ангела, выведенному Стеллой Кёрхельберг на окне белой гуашью.
— Я пробую скатиться в миниатюру, а рука-то привыкла к размашистым мазкам. — Попытка оправдаться получилась неуверенной. Стелла бросила кисть в банку с водой и принялась оттирать испачканные пальцы бумажным полотенцем.
— Тебе пора изучить боевую раскраску индейцев, — подмигнул «Костнер».
— Вы, Саша, типичный подкаблучник, — Кира скривила в усмешке рот. — Я лишь высказала своё мнение. Имею право. Воевать со мной не надо.
— А вы критикесса.
— В театре жизни только Богу и ангелам позволено быть зрителями.
— А мне нравится! — Лана протянула Стелле влажную тряпку.
— Вы что-то понимаете в живописи? — холодно отреагировала Кира.
— А вы? — парировала хозяйка.
За дверью послышался весёлый шум, и в кухню ввалился пухлый очкарик с бумажным пакетом в руках. Следом в дверях появились симпатичная молодая женщина лет 30 и невысокий мужчина в чёрных очках.
— Приветики! — Девушка стащила с головы шапочку с кошачьими ушками, поправила укладку и, обойдя таз с картошкой, чмокнула Лану в щёку. — А где Петро?
— В лес ушёл, на лыжах пробежаться.
— Давно? — Юлия Пономарёва, получившая ещё в институте за взбалмошный характер кличку «Крези», скользнула взглядом по нависшему над тазом с картошкой мужчине в тельняшке. — Вдруг волки нападут?
— Не говори ерунду. — Лана бросила обеспокоенный взгляд за окно. — Он не один. Серёга с ним.
— Что-то Серёга последнее время от него не отходит. Держи. — Пухлый очкарик протянул Лане пакет.
— Что это?
— Рулька. Копчённая. По дороге на рынок заехал. — Очкарик снял запотевшие очки и поглядел близорукими глазами на таз с картошкой. — На пюре?
— Даже не знаю. — Лана пожала плечами. — Может, лучше запечь?
— Конечно, запечь, — поддержала Стелла. — И празднично, и полезно.
— Запечь, запечь, — захлопала в ладоши Крези, отчего креативно выкрашенные пряди заполыхали огнём.
— Интересный колор. — В благодарность за поддержку отвесила холодный комплимент Стелла.
— Колор… — усмехнулась Кира.
— Вам не нравится? — Юля приподняла красные пряди, и все увидели, что у корней волосы жёлтые. — Моя парикмахер — лауреат конкурса «Стилист года».
— Оно и видно, — Кира высокомерно отвернулась от вертлявой гостьи. — А картошку лучше запечь, это эстетичней смотрится.
— А я пюре люблю, простенько и со вкусом, — подал голос спутник Юлии, который, пожав руку мужчине в тельняшке и сняв потёртую дублёнку, присел на подоконник.
— Может, вам макарон наварить? — тут же переключилась на небритого мужчину Кира.
— А что? Я вот очень даже макароны по-флотски уважаю, — поддержал друга «Костнер».
— Я не удивлена.
— А вас, Кира, вообще очень трудно чем-нибудь удивить. — Стелла подошла к Лане и заглянула в пакет.
— Вам уж точно.
Аромат подкопчённого мяса быстро заполнил кухню.
— Ой, как кушать хочется. Давайте быстрей картошку варить, — засуетилась Крези.
— Так варить или запечь?
— К рульке лучше запечь.
— А вот и нет. Пюре больше подойдёт.
— Петя пюре любит.
— И я.
— И я.
— А я нет.
— Большинство за пюре.
— Какое большинство? Нас здесь меньше половины. Ядвига с Адольфом точно запечённую выберут… и Ирэна.
— Зачем вы спорите, можно ведь сделать и так, и так. Я ещё начищу.
— Правильно, — поддержала идею Лана. — А Андрей и Алик тебе помогут.
— Ну нет, я пас, — скрестил руки очкарик. — Я вообще не понимаю, почему нельзя было всё в ресторане заказать.
— Всё бы тебе в ресторане… — Алик соскочил с подоконника, взял со стола нож, попробовал на остроту пальцем лезвие, придвинул к тазу табурет и сел рядом с другом. — Деньги некуда девать?
— А ты чего жадничаешь, вроде как в средствах не нуждаешься?
— Потому и не нуждаюсь, что умею экономить.
— Не надо вуалировать свою жадность умением разумно распределять средства, — не преминула вставить шпильку Кира.
— Почему вы так плохо обо мне думаете?
— Не льстите себе, я о вас не думаю, просто констатирую факт. — Кира многозначительно перевела взгляд на старую дублёнку, которую Алик аккуратно свернул подкладкой наружу и уложил на сиденье мягкого уголка.
— Констатирую… Вечно вы слова подбираете, будто мы на симпозиуме…
— Мне специально ничего подбирать не нужно, мой вокабуляр гораздо богаче вашего.
— Вока… Чего?
— Словарный запас, недоучка.
— Нормальный у меня словарь, — обиделся Алик.
— Примитивный.
— Не будь вы, Кира, экстрасенсом, проще говоря, ведьмой, я бы вам ответил, как подобает…
— Боитесь?
— Опасаюсь. Вы ведь и проклясть можете.
— Ты потому очки не снимаешь? Боишься, что Кира тебя сглазит? — хохотнула Крези.
— Даже напрягаться не буду, — презрительно фыркнула экстрасенс, — просто подсыплю яд в картошку, и дело с концом.
— Тьфу на вас! — Алик снял чёрные очки и посмотрел на Киру маленькими поросячьими глазками. — У меня больше шансов вас отравить. Вот, — погрозил Кире картофелиной. — Хорошо, что подсказали. Теперь я вас не боюсь.
— Мне всё равно. Пожалуй, оставлю вас. Хочется тишины. Пойду в гостиную, займусь сервировкой.
Так величественно, словно воспарив, подниматься из глубокого мягкого кресла умела только Кира.
«Не будь она столь ядовитой, можно было бы побеспокоиться за сердца наших мужчин», — ревниво подумала Стелла и покосилась на своего телохранителя. Минутный беспокой был напрасным. Александр Матроскин увлечённо чистил картошку с совершенно бесстрастным выражением лица.
— Вот противная баба. Зачем только её в нашу компанию привели? — проворчал Альберт, как только за Кирой закрылась дверь. Почесал мокрой рукой нос и громко чихнул. — Вот. Правда.
— Петя настоял. — Лана вывернула ручку духовки на 200 градусов, подумала и докрутила до 300. — Она ему помогает в работе и просто по жизни.
— Чем она, интересно, может ему помочь? Я бы, Ланка, на твоём месте насторожилась, она ведь баба красивая…
— И умная, — добавил очкарик Андрей.
— К тому же экстрасенс. Стелла права — может приворожить.
— Да ну вас, — отмахнулась Лана. — Она ему помогает с конкурентами разобраться и по здоровью тоже. Вот диету ему специальную разработала.
— Диету? — Альбер приподнял лохматую бровь. — Меня отравить грозится.
— Да шутит она, успокойся.
— А по-моему, у неё с чувством юмора проблемы.
— Зато с ней интересно, она много знает такого, о чём я даже представления не имела. А то, что она ядовита, так это просто она льстить не умеет и притворяться. Говорит правду. Такую, как есть. Не боится говорить…
— Правду? По-твоему, значит, я жадный? — возмутился Альберт.
— Я этого не говорила. Просто это её правда.
— Нет, ты скажи, ты тоже так считаешь?
— Я так не считаю, но ты же действительно прижимист. Сколько лет твоей дублёнке? Ей давно место… — Лана замялась, — сам знаешь, где.
— Но она же тёплая и ещё до конца не сносилась.
— Ну кто сейчас такие носит? — поддакнула Стелла.
— А ну вас! — Алик обижено швырнул очищенную картошку в таз.
Глава вторая
В Рождество и без того немноголюдный загородный посёлок погружается в тишину. Это на Новый год здесь гуляют на всю катушку, с шашлычным, тянущимся прозрачной лентой через все дворы дымком, с грохотом петард и разноцветьем фейерверков, с шумом, гамом, смехом, пьяными криками взрослых и визгами детей. На то он и Новый год. Тут кто громче, ярче отстрелялся, тот круче.
Другое дело — Рождество. Мирно потрескивают дрова в камине, на журнальном столике в фарфоровых чашках искрится янтарём недопитый кем-то чай. Пахнет лимоном и хвоей. Всё тихо, по-семейному, в кругу тех же самых, что и неделю назад, друзей и близких. Тех же, но чуточку уставших от празднеств, от суеты и сутолоки. Выпивка, лёгкая закуска, беседы обо всём и ни о чём — о том, что случилось за день, о том, что может случиться, если… Тихо льётся из динамика «Лэст Кристмас». Огромные снежинки мелькают в украшенном пластиковой хвоей окне. Золотистые шары на пушистой, пахнущей смолой ели соперничают по красоте с красными.
Крэзи бабочкой выпархивает из-за стола, хватает за руку «Костнера», но тот под пристальным взглядом Стеллы отдёргивает руку, и бабочка, прикусив губу, кружит одна в центре комнаты. Её движения плавны, но хаотичны, отчего кажутся комичными.
Белокурая, похожая на белку женщина отодвигает стул и, покачивая широкими бёдрами, выплывает из-за стола, ведя за собой высокого мужчину в джинсовом костюме. Он неуклюже обхватывает партнёршу, и они начинают двигаться в такт музыке.
— Как же я люблю Джорджа Майкла. — Некрасивая дама с мишурой на залакированной причёске мило улыбнулась всем и никому. В её глазах сквозит желание, которое так и останется для всех, кроме Киры, незамеченным. — А вы, Саша, почему не танцуете?
— Он только «Яблочко» может. — Конопатая толстушка Ксюня стреляет в Александра Матроскина искристым взглядом. В этом взгляде и вызов, и симпатия.
— Я тоже «Яблочко» могу, — Альберт Вийкан неуклюже тычет вилкой в солёный огурец. Огурец скользит, уворачивается. Наконец наколов огурчик, Ал
