Глава 1

– Похоже, сама сиганула. Жителей соседних домов опрашиваем… Но напротив река, вряд ли кто-то что-то видел. С того берега далеко, – отчитывался молоденький розовощекий лейтенант, теребя планшет в руках. – Личность установлена. Вот.

Самбуров едва глянул в паспорт. Он знал эту личность. Не далее как три дня назад он собственноручно привел ее домой к родителям. На ней даже одежда была та же. Ну или такая же. Черт разбери этих подростков с их странной одеждой.

Подполковник перевел взгляд на распластанное на земле тело, возле которого суетились полицейские, судмедэксперты, щелкал затвором фотоаппарата фотограф. Несмотря на изнурительную, слепящую жару, собралась немалая толпа. В этом году краснодарское лето, похоже, задалось целью выжечь все живое. «Дубайское лето зашло не в ту дверь», – говорил его приятель.

Подполковник отвлеченно рассматривал поломанные конечности, согнутые в неестественном положении, сильно вывернутую вбок голову, из-под которой растеклась темная лужа, уже подсыхающая на июльском дневном солнцепеке. Из толпы явственно доносилось:

– Подростковая суицидальность.

– Группы смерти…

– Синий кит…

«Знающий нынче народ, – подумал Григорий. – Информированный. Специалистов на любой вкус хоть отбавляй: вирусологи, психологи, военные аналитики, врачи».

– Она с балкона в подъезде спрыгнула, на двенадцатом этаже. Там ведро перевернутое и следы… – продолжал участковый. – Телефона нет. То есть мобильник не установлен так, чтобы можно было снимать. Он просто в кармане был… и разбился. Она не вела трансляцию своего падения.

От этих слов Самбурова передернуло.

К ним подошла хмурая Кира Вергасова, специалист по психопатологии, посмотрела на Григория и кивнула, отвечая на его немой вопрос.

– Сама, – произнесла девушка вслух. – Прыгнула-то сама…

В ее словах слышались сомнение и удивление. Кира посмотрела в сторону реки. Сияющая на солнце вода резала глаза. Сверкающие небо, река и противоположный берег сливались в единое пятно.

Дом, с балкона которого сбросилась погибшая, стоял на самом краю берега рядом с еще двумя такими же. Вокруг малоэтажная застройка. В этом районе запрещено строить высотки – оползает берег, – поэтому многоэтажек успели построить всего несколько штук.

– Тебе не жарко? – Кира покосилась на короткий рукав рубашки Самбурова.

– Жарко, – кивнул Григорий.

– Ну так форма же, – моргнул участковый, когда на нем остановился вопросительный взгляд специалиста по психопатологии.

На ней самой было надето нечто светлое, широкое, едва касающееся тела, на двух бретельках. Сарафан, максимально, насколько позволяли приличия, оголяющий тело в дневные краснодарские плюс тридцать шесть.

– А ей как будто нет, – хмыкнула Кира, не оборачиваясь в сторону тела, одетого в широкий и темный спортивный костюм.

Самбуров потрогал край рукава, когда носилки проносили мимо, чтобы убедиться: ткань с начесом.

– Пошли к родителям. Здесь как будто недалеко? – предложила Кира.

Самбурову хотелось смалодушничать и переложить сообщение о смерти девушки на участкового, но, укорив себя за слабость, он сел в машину.

По памяти пропетляв по внутренним дорожкам Юбилейного микрорайона, они подъехали к строгому, отделанному современными материалами дому.

О пропаже человека заявляют через три дня. Раньше заявление в полиции не возьмут. Отец Золоторевой Елены Андреевны наверняка знал, что это миф. Поэтому, когда пятнадцатилетняя девушка не вернулась домой, он сразу позвонил брату, который являлся не только крестным пропавшей, но и федеральным судьей.

Вероятность найти человека в первый день пропажи составляет девяносто пять процентов. Во второй – только пятьдесят пять. На третий день шансы уменьшаются до трех из десяти. Предыдущие записи камер наружного наблюдения перекрываются новыми записями, свидетелей разыскать сложнее, да и деталей произошедшего они уже не помнят. Лену нашли быстро. Обычные патрульные узнали ее в группе молодежи, скучающей на скамейке, и задержали. Девчонка сверкала взглядом, словно загнанный зверек, шипела на представителей правоохранительных органов, поставила синяк Школьникову, которому недавно все-таки дали капитана, рыдала, пиналась и вырывалась.

Прошлый раз порог этого дома подполковник Самбуров переступал со злостью, нехотя, но с чувством исполненного долга. Он злился на соплячку, которая славно покуролесила и заставила побегать взрослых занятых людей, только потому что ей чем-то не угодили обеспеченные родители, открывающие любые возможности для строптивой неблагодарной девчонки. Какие проблемы могут быть в пятнадцать? Собственная дурость и безделье! В свои пятнадцать Григорий прекрасно понимал, что ему повезло, ценил заботу и ресурсы, которые давал ему отец. К тому же Лена специально поставила наручниками царапину на двери его машины.

Сейчас в просторной, стильно обставленной гостиной ощущалось горе и царила паника. Андрей Золоторев с жестким отсутствующим взглядом вертел в руках телефон. Загорелый, с волевым подбородком, с выражением нетерпения и раздражения на лице. Он ходил в ботинках по комнате, будто только зашел с улицы и не удосужился переодеть обувь. Или вообще не делал этого. Ирина Золоторева, бледная темноволосая женщина, беззвучно рыдала. Плечи вздрагивали, глаза смотрели в одну точку. Значит, им уже сообщили.

– Леночка… Леночка. – Мать смотрела на Самбурова так, будто ожидала, что, как и в прошлый раз, он втолкнет в дверь строптивую дочь. – Она не могла. Как она могла? Зачем?

Поняв, что чуда не произойдет, женщина уронила лицо в ладони.

– Это точно суицид? – уточнил отец. – Она сама? Ее никто не толкнул?

– Мы проверяем, – откликнулся Самбуров. – Как, по-вашему: почему она могла не хотеть жить?

Андрей замотал головой и развел руками, будто показывая на красивую дорогую обстановку их дома и объясняя этим, что девочка ни в чем не нуждалась.

– Такой возраст, наверное. У нее все было. У нас нет никаких проблем в семье. Она росла в любви и заботе.

Кира дернула бровью, заметив, как Ирина метнула быстрый взгляд на мужа.

Специалист по психопатологии задержала долгий внимательный взгляд на лице отца семейства и медленно опустила его к ботинкам, оценивая позу, положение в пространстве, мимику, жесты.

– Покажите мне комнату Лены, – попросила она у матери девочки. И пошла за Ириной, состроив неопределенную гримасу в ответ на выразительный взгляд Григория. Тому хотелось покинуть этот дом. У него не было вопросов, и делать здесь тоже было нечего.

Кира и Ирина постояли на пороге темной из-за закрытых плотных портьер комнаты. Потом Ирина прошла вперед и одну за другой открыла шторы. Пространство все еще хранило прохладу, нагнанную кондиционером, хотя через высокие окна в комнату сразу полились свет и тепло. Отгороженная непроницаемым прозрачным барьером стекла, перед глазами заструилась лента реки.

– Вы сюда не заходили? – уточнила Кира.

– Лена не любила, когда нарушают ее уединение.

Кира медленно пошла по комнате, остановилась у письменного стола, открыла ящики, рассмотрела стеллаж с книгами, заглянула в шкаф с одеждой.

– Лена часто носила эти платья? – Кира провела рукой по светлым подолам, висевшим в стороне.

– Последнее время совсем не носила. Сейчас такая мода непонятная. Мальчика от девочки не всегда отличить можно. Все в одинаковых широких штанах, безразмерных кофтах, в кроссовках, – лепетала Ирина, и ее глаза бегали по комнате дочери. – Я думала, это возраст у нее такой. За жизнь еще сто раз поменяет платья на брюки, кроссовки на туфли.

– А «последнее время» давно началось? – уточнила специалист по психопатологии.

– Два года примерно. Чуть больше. – Взгляд Ирины сделался обеспокоенным. Она уставилась на Киру изумленными покрасневшими глазами, как будто Кира сказала ей что-то ужасное.

– Еще что-то поменялось тогда? – Кира выдержала взгляд женщины. Сочувствующе улыбнулась. Покивала.

В сознании матери, потерявшей дочь, что-то происходило. Выражения лица сменяли друг друга, не задерживаясь. Она по очереди сжимала пальцы на руках.

– Здесь что-то висело? – Кира указала на тонкие веревочки, свисающие с потолка.

– Модели самолетов. Лена сама склеивала. Мы ей заказывали специально и привозили из-за границы… такие наборы. Она конструктором хотела стать. Потом передумала.

– Давно сняла?

Ирина молча уставилась на Киру. Не моргала.

– В комнате совсем нет фотографий. У Лены было много друзей? А какие они? Она вас с ними знакомила?

– Да, Марина и Аня, они учатся вместе. Раньше хорошо дружили и даже ночевали друг у друга. Родителей Марины я знаю. Хорошая семья. Но последнее время… – Ирина замолчала, потом с трудом продолжила: – Сейчас они почти не общаются. А ее новых друзей я не знаю… Видела девушку одну…

– Ирина, Лена была близка с отцом? Их можно назвать друзьями? Или больше отец и дочь?

– Андрей любил Лену. У них очень хорошие отношения…

– Вы отдыхали всей семьей? Часто?

От каждого нового вопроса Вергасовой плечи Ирины сникали все ниже. Когда Кира обернулась, женщина стала походить на сутулую старушку.

– Вы завтракаете и ужинаете вместе? Всей семьей? Утром и вечером за одним столом? – спрашивала Кира и, не дождавшись ответа, продолжала: – Ирина, вам наверняка что-то казалось странным. Даже если вы не обратили на это внимание, не посчитали важным. Подумайте, вспомните, скорее всего, у вас были какие-то подозрения. Обычно мы чувствуем малейшие изменения в поведении близких, даже просто в настроении, но не хотим или боимся замечать и понимать, что происходит. Разговаривать по душам тяжело, не всегда на это есть время. Современный ритм жизни не располагает к долгим откровенным беседам. Мы заняты своими делами и заботами. К самоубийству Лену что-то подтолкнуло. Возможно, привело напрямую. Доведение до самоубийства почти невозможно доказать, но причину выяснить не так трудно. Лена стала отрицать в себе женственность, – Кира указала на шкаф с одеждой, потом на пустой туалетный столик. – Что-то произошло, и она начала испытывать стыд, считать себя недостойной… – Кира осторожно подбирала слова, – светлого будущего, своего будущего. Она отказалась от мечты. Или закрыла для себя путь к ее осуществлению. Она недавно сбегала из дома. Почему?

Специалист по психопатологии видела: женщина ее не слышит. Ирина кивала рассеянно, невпопад, отражение панического состояния в глазах сменилось отрешенностью. Глубокая складка расчертила лоб, уголки губ подрагивали, а на шее пульсировала жилка. Ирина Золоторева о чем-то лихорадочно думала, на что-то решалась.

– Мы побеседуем с ее подругами. Если вы вдруг что-то вспомните… – проговорила Кира, так и не дождавшись ответов. Она спустилась вниз в гостиную, оставив женщину со своими мыслями наедине.

– Может быть, это какая-то секта? Кто-то специально заставляет подростков прыгать с многоэтажек? – Андрей казался спокойным и даже довольным. Кира уперлась в сплетенные на животе пальцы, отметила ритмичное понимающее покачивание головой. – Некоторое время назад Лена очень изменилась. Возможно, попала под чье-то влияние.

Специалист по психопатологии тяжело выдохнула и закусила губу. Она не верила своим глазам.

– Вы удивительно быстро взяли себя в руки. Как хорошо вы владеете собой! – Кира восхищенно хлопала глазами. – Наверное, профессиональная привычка? Или давно готовились к такому исходу и не очень удивлены? Смирились? Вы не испытываете гнева от мысли, что кто-то подтолкнул вашу дочь к самоубийству. И горя не испытываете. Даже довольны собой.

Возникла пауза, Андрей не моргая смотрел на девушку.

– Как это не испытываю? Я только что потерял дочь. Но жизни других подростков стоят под угрозой. Да как вы смеете!

– Поздно! – отмахнулась Вергасова. – Сначала следовало возмутиться моей нетактичностью: «да как я смею!»… А потом рассказывать про ответственность. Что-то произошло между вами и Леной? Почему она сбежала из дома? – Кира давила, не делая пауз, не давая подумать. – Она выбежала из дома с целью покончить с собой. Оделась в теплый флисовый костюм, потому что не осознавала, что делает. Добежала только до ближайшей многоэтажки, хотя уже у следующего дома открыт доступ на крышу, и она это знала. Потому что бывала там. У нее есть фотографии оттуда. То есть ей было все равно откуда прыгать, лишь бы быстрее покончить с жизнью. Это порыв, не осознанное решение. Взвинченной и отчаявшейся она прибежала из дома. И что же произошло дома?

Кира видела, что реакция гнева и возмущения хозяина дома замедленна. Андрей Золоторев испытывал страх, ужас и нервно поглядывал на Самбурова. Он что, боится осуждения подполковника? За что? Додумать Кира не успела.

– Ты! Ты! Убил ее! – раздался сзади дребезжащий крик. – Ублюдок!

– Ого! – Кира дернулась в сторону, уходя от наставленного за ее плечом пистолета. Между Андреем и дулом больше никого не осталось.

Оружие в руках Ирины ходило ходуном. Кира предположила бы, что выстрелить женщина не решится. Но уголок сжатых в узкую полоску губ дергался вниз. Красные заплаканные глаза смотрели зло и решительно.

– Ты совсем свихнулась? – Андрей тоже решил, что жена не выстрелит. Он не казался напуганным, скорее испытывал неловкость и презрение. Он вздернул подбородок и смотрел на жену сквозь прищуренные глаза. – Не устраивай спектакль. Чокнутая!

– Да, я совсем свихнулась, если всю жизнь прожила с человеком, который ненавидит меня! – на одном дыхании отчеканила Ирина и громко всхлипнула.

– Ты переоцениваешь себя, – заявил Андрей. – Ненависть еще надо заслужить. Шлюха этого не достойна, скорее уж достойна презрения и брезгливости.

– Каким надо быть уродом, чтобы изнасиловать собственную дочь. Как ты не сдох от одной мысли об этом? Как я не поняла сразу? Леночка, моя девочка… Как я не увидела сразу? Как ты не сдох?

– Ты же не сдохла, называя нагулянного ублюдка моей дочерью. Молодец, хорошо подстроила. Залетела от моего братана и, зная, что он никогда не разведется, принесла в подоле мне. Тест на ДНК ничего не показал… Убери пистолет, он не заряжен. Не позорься перед людьми. Иди прими свои колеса и вырубись где-нибудь.

– Ты изнасиловал несовершеннолетнюю! Свою родную дочь!

– Она сама хотела! Она вся в тебя! Такая же шлюха!

Выстрел громыхнул неожиданно. Спокойствие Андрея вселяло ложную уверенность, что ничего не произойдет. Но женщина выстрелила. Она спокойно смотрела, как на лице мужа появляется выражение удивления, потом страха. По рубашке расползалось бордовое пятно. Потом тело неуклюже повалилось на спинку дивана и на пол. Ирина удовлетворенно поджала губы и отдала пистолет подошедшему подполковнику полиции.

Кира хлопала глазами. Она провела по щеке рукой и увидела на своих пальцах кровь.

– Приговор приведен в исполнение, – прошептала Ирина и тускло улыбнулась Кире. – Вы правы. Доказать доведение до самоубийства невозможно. А причину я знала, только не хотела верить…

Глава 2

Кира лежала на спине, ощущая под голыми лопатками прохладу паркетной доски, остуженную непрерывно работающим кондиционером. Холод проникал в разгоряченное тело и, казалось, таял в нем, словно в раскаленном пекле, не принося облегчения. Она только что отпрыгала сотню берпи[1] с одним перерывом, мышцы горели, сердце грозило выпрыгнуть из груди, но мысли как густая вязкая лава по-прежнему заполняли голову. Она знала, что ее лицо пылает, кожа на груди и на животе покраснела. Ей хотелось перевернуться и прижаться к холодному полу лбом, но тяжелые мысли давили, не давая пошевелиться.

– Черт бы побрал их регламенты! – в очередной раз выругалась она. За последнюю неделю ее мысли свернулись в одну эту фразу, выражающую все, что она чувствовала…

Кира переехала к Григорию и теперь старательно вживалась в роль будущей жены и хозяйки. Этакий пробный период жизни вдвоем, в который все можно откатить назад. Так она уговаривала себя.

Еще два месяца назад этот переезд и как смена места жительства, и как смена статуса свободной женщины на – с ума сойти, статус невесты! – ввергал ее в панику и ужас. Вот как она в это вляпалась? Как? Но она любила Григория. Сильно. Так сильно, что не узнавала себя. Бесконечно разбирала свое отношение к нему и его к себе с точки зрения психологии. Каждый раз приходила к совершенно разным выводам: здоровые у них отношения или не очень, настоящая это любовь или зависимая. Впрочем, выводы значения не имели, поскольку развеивались напрочь, едва она оказывалась в объятиях любимого мужчины. Да, она его любила. Ну что ж теперь, обязательно замуж выходить? Замуж – это как-то навсегда и не про любовь.

А теперь это убийство! Строго говоря, избавились от урода и насильника! Радоваться надо! Но нет, сейчас будут копать: кто виноват? Как такое получилось? На глазах у полиции…

– Черт бы побрал их регламенты!

Первые три дня вынужденного отпуска казались отдыхом. Она самозабвенно обустраивала дом, читала, болтала с сестрой Григория Юнкой, сходила на массаж и на танцы. Прошла неделя. Закралась мысль: «А если это все?»

Кира лежала в доме Григория Самбурова на втором этаже, в комнате, которую они с Юной переделали в спортзал. Вытащили из нее все и заполнили спортивным оборудованием, ковриками, кирпичиками для растяжки, валиками, массажными шариками. Юнка поставила спортивную стенку, ждала, когда привезут зеркала и пилон. Индивидуальный спортзал. Мечта. Еще у них теперь была библиотека. Комнаты, которыми не пользовался Григорий, пока жил один, стремительно обустраивались.

Снизу донеслись шаги, хлопнула дверь, что-то упало. Это проснулась Юна. Григорий ушел на работу два часа назад. Радостно слопал приготовленный ею завтрак, еще радостней сварил им обоим кофе. Вообще, казалось, был весел и доволен, целовал, обнимал, счастливо хватал за все места – явный признак любви, удовлетворенности собой и своей женщиной. Не придраться. И ушел на работу. А она сидела дома, отстраненная от дел. А ведь он был под внутренним расследованием! Комиссия будет!

– Черт бы побрал их регламенты! – прошипела Кира.

Она прекрасно понимала, что причиной хорошего настроения Самбурова являлось то, что Вольцев прятал Киру от разбирательств комиссии. Или, если выражаться проще, радовался отстранению Киры от дел.

Она не сомневалась: Самбуров сделает все, чтобы она не вернулась в Управление, хоть и не признается в этом.

– Кира! Кира! – донесся звонкий голос Юнки, и девушка усилием воли отодрала свое тело от пола.

Глава 3

– Заседание комиссии через две недели. – Вольцев, не глядя на Григория, придвинул к нему несколько листов. В глаза бросились крупные надписи «Извещение» и «Рекомендации». – Все должно обойтись.

Самбуров кивнул.

Дмитрий Юрьевич спокойно смотрел на молодого мужчину, что-то искал в его лице. Непонятно, нашел или нет.

– Дело о подростковых самоубийствах по Краснодару забирает федеральный следователь. Золоторева Лена не их труп, это дело вообще закрыто. Ты даже не отстранен. Вообще тебе крупно повезло. Мать Золоторевой на допросе про вас даже не говорит. Будто забыла, что вы там были. Твердит, что муж изнасиловал дочь. Он не верил, что девочка от него. Она знала, что он ДНК-тест делал, но не поняла, что после него в отцовстве признали родного брата. Вину признает. Никого, кроме себя, не винит. О содеянном не жалеет.

Вольцев покачал тяжелой головой, помял собственные пальцы. «Смирилась с несправедливостью жизни», – голосом Киры Вергасовой проговорил его внутренний наблюдатель, а вслух продолжил:

– Пусть Вергасова пока в отпуске побудет. Ждем, когда все утихнет. Как она? – Вольцев вперил в подполковника внимательный вопрошающий взгляд.

– Вынужденным отпуском недовольна. Себя не винит. О содеянном не жалеет, – легко улыбнулся Григорий.

– Угу, – насупился Вольцев. – Хорошо.

– Ее не мучает чувство вины. Она не ожидала подобного исхода, но считает, что насильнику досталось по заслугам, – хмыкнул Самбуров.

– Это хорошо, – решил Дмитрий Юрьевич. Немного помялся. – Ей бы к психологу сходить. Она же все-таки не опер. На глазах у девочки человека убили. Травматический стресс…

– Не пойдет, – хмыкнул Самбуров. – Можете заставить. Вам уступит. Только… психолога пожалели бы.

– Я подумаю, – отчеканил Вольцев и протянул визитку. – А ты пригласи ее к психологу. Скажи, что ее ожидают. Там грамотная, корректная и тактичная женщина. Специалист. Они с Кирой Даниловной найдут общий язык.

– Общий язык с Кирой Даниловной быстрее какой-нибудь социопат найдет, – хмыкнул Григорий. – А тактичного и грамотного специалиста и вовсе беречь надо. После общения с Вергасовой его самого надо будет отправлять к кому-нибудь корректному и грамотному, поскольку даже если ее не покусают, то психике нанесут непоправимый урон.

– Мне кажется, ты узко смотришь на обязанности правоохранительных органов, Гриша. Мы не только стоим на страже порядка и закона, оберегая простых граждан от преступности, но и более широко и масштабно являемся защитниками. Просто как мужчины.

– Во! Я бы рассмотрел способы защиты психики от влияния специалиста по психопатологии, – хохмил Самбуров, пропустив момент, когда полковник стал совершенно серьезным.

– Вот что я тебе, Гриша, скажу. Система, в которой мы с тобой работаем, несовершенна. И да, в основном полиция приезжает на место преступления уже тогда, когда зло совершено, изменить ничего нельзя, вернуть тоже. Можно отловить и наказать. К счастью, мы с тобой отвечаем только за первую часть этих мероприятий. Возможность отловить и предотвратить последующие возможные преступления, остановить зло, когда оно еще не свершилось, нам дается редко. А вот защитить родных и любимых, защитить тех, кто рядом с нами, мы можем. Вот прямая наша обязанность. Остальное по мере возможностей. Я сам этому правилу следую и тебе советую. Понимаешь, кого надо защищать? Кто рядом с тобой?

– Вот я и предлагаю защитить меня от нее, – буркнул Самбуров. – Глядишь, мне ее защищать станет проще.

Самбуров покинул кабинет начальства задумчивый и рассеянный.

В их кабинете не горел свет, не работал кондиционер. Он с трудом вспомнил, по каким делам разошлись ребята. Пустота ему очень не понравилась. Он уставился на стол, заваленный документами, и передумал включать свет.

– Вас всем отделом отстранили? – произнес вкрадчивый голос, тонкий и манерный. Голос, которым многие женщины могут соблазнительно говорить.

Самбуров вздрогнул от неожиданности. Он не заметил в комнате гостью. Лариса Панченко из отдела общественных связей встала из-за стола Володи и медленно, покачивая бедрами, подошла к нему.

Если из полицейской формы можно было сделать что-то сексуальное и неприличное, то одежда на девушке была прямой демонстрацией этого. Рубашка обтягивала втреск, между расстегнутых пуговиц виднелись холмики груди. Юбка регламентированной длины была задрана существенно выше колен.

– Сочувствую, – девушка подошла близко. – Сразу понятно было: ваша Вергасова до добра не доведет. Человек без специальной подготовки, с самомнением и понтами провидицы. В Москве бы такого произвола не допустили.

– Мы не в Москве, – буркнул Григорий. Он прошел мимо нее, взял несколько папок со своего стола. Его не беспокоило мнение майора Панченко о Вергасовой или его отделе в целом, но если он сейчас уйдет, то документы о внутреннем расследовании лучше убрать под замок. Не УВД, а проходной двор.

– Удивительно, что не она сама этого мужика застрелила. Она же всемогущая. Право имеющая. Нашла виновного – наказала. Но все равно, считай, сама тетке в руку пистолет вложила. Как ты только жить с ней не боишься?

– Боюсь, – просто согласился Самбуров, окинув стол удовлетворенным взглядом и положив ключ в карман. – Но без нее не могу. Ну и опять же, начальство приказало.

– Ну что ты, Гриша, я вообще-то о тебе беспокоюсь. Вольцев на пенсию уйдет, заноза эта и вовсе не при делах – она же не на службе, – а тебя крайним сделают. Вылетишь из органов с волчьим билетом, – проворковала незваная гостья, подбираясь ближе.

– Может, того и жду. Освобожусь от всего этого и наконец отправлюсь в нормальное путешествие на байке. Давно мечтаю. Пока еще не совсем старый и спина целый день сидеть выдерживает.

Запах духов Ларисы стал ярче. Обернувшись, он задел плечом ее грудь. Самбуров сел на стол, внимательно посмотрев на девушку. Та приоткрыла блестящие губы, облизала их и хлопнула длинными ресницами. О чем думает Самбуров, ей в голову точно не приходило.

Мужики в УВД считали Ларису симпатичной. Не красавицей, но интересной. Нос великоват, но это ее не очень портило, волосы жидковаты, но в целом действительно глазастая, хорошая девка. Мужикам нравилась. Вот только у него почему-то перекрывала все желания. Григорию нравилось внимание девушек, и сами красивые девушки тоже очень нравились. Но вот понять, отчего от одной захватывало дух, а другая вызывала желание сбежать, он не мог. Вот такие томные, сложные, непонятно что изображающие – точно не его формат.

Кира с Юнкой как-то поспорили. Что если девушка зайдет в бар, похихикает, уронит сумочку, снова улыбнется, смеясь закажет выпить, то кавалер появится мгновенно. Игривая и смешливая девчушка имеет гораздо больше шансов нравиться, чем манерная и утомленная вниманием богиня. Все так и вышло. Смеющаяся Юнка пользовалась неимоверным вниманием. Даже пришлось вмешиваться.

– А что родина лишится такого профессионального следователя, тебя не беспокоит? – Лариса восприняла его внимательный взгляд как успех в искусстве обольщения и желание продолжить. – Кто преступников ловить будет?

– Лариса, ты что-то конкретное предложить хочешь? – спокойно поинтересовался Григорий. Он чувствовал усталость. Хотелось побыстрее уйти, отложив все дела на завтра.

– Не ту женщину ты выбрал. Она не подходит тебе, – с придыханием, не моргая, глядя в глаза, словно цыганка, проговорила Лариса.

– А ты знаешь, какая мне подходит? – уточнил Григорий.

– Та, у которой на первом месте ты будешь. Которая будет заботиться о тебе, знать, какая у тебя работа, и принимать тебя вместе с ней, будет ждать и понимать. Ты же настоящий мужик, сильный, умный и обеспеченный, ты нормальную девушку можешь очень счастливой сделать. – Лариса говорила четко, заготовленными словами. «Наверное, сто раз уже это с подругами обсудила», – подумал Григорий. – Ты будешь счастлив в нормальной патриархальной семье, где мужик первый, а женщина вторая. Где все понятно. Мужчина зарабатывает, а женщина устраивает быт, стирает, готовит, убирает и рожает. Твоя Кира же не хочет детей. Таким, как она, бог детей не дает. Она ведьма.

– Лариса-а, – вздохнул Самбуров. – Ну где вы всего этого насмотрелись? В идеальной семье должно быть так и так. Женщина выполняет эти обязанности, мужчина – другие. Ну не работает это так. Не за обязанности любят, не за деньги и не за стирку-готовку. Хрен его знает, за что любят. У Вергасовой спроси, она в психологии разбирается. Только если нет любви, не сложилось, не горит и не жжется, то на расчете ни хрена не построишь. Слишком много должно всего совпасть и сложиться… Нельзя насильно сделать счастливым.

Он по-честному постарался не быть грубым. Аккуратно отодвинул девушку в сторону, сдернул со спинки кресла кожаную куртку и, поскрипывая тяжелыми байкерскими ботинками по казенному паркету, отправился к своему железному коню, припаркованному на улице.

Солнце медленно садилось за горизонт. Краснодар окрашивался в багровые тона. Липкая дневная жара сменялась влажным душным вечером. О спасительной ночной прохладе стоило только мечтать. Солнце укатится за горизонт, и на арену выйдут иные источники прогрева – асфальт и бетон. Добро пожаловать на сковородку.

На нужном перекрестке Самбуров свернул в противоположную от дома сторону, к Кубанской набережной. Аккуратно и медленно объехав полусферы, ограничители парковки, он выехал к парапету, обрамляющему берег реки.

Темная лента воды мерцала в лучах низкого солнца. Противоположный берег Адыгеи, обозначенный низкими частными домами, казался нелюдимым. Сама набережная тоже. Парочка велосипедистов катила в сторону Тургеньевского моста, просто парочка фотографировалась на мосту Поцелуев. Горожане еще только начали перемещаться с работы домой. На вечерние прогулки отправятся позже.

Вольцеву легко давалось рассуждение на тему, как Кира будет искать общий язык с психологом. Не ему стоять под ударом злющих сияющих глаз и обстрелом из острых словечек.

Григорий представил нескончаемую дорогу, такую же гладкую и ровную, как поверхность реки. Он бы с удовольствием совместил свой отпуск с вынужденным отстранением Киры и махнул бы на Эльбрус. На перегонки с ее авто. Потом побродить по городу-призраку, дойти до Терскольского водопада.

Его мечты прервал охранник, который не слишком спешно шел в его сторону. Охраннику не хотелось препираться, Григорию тоже. Он выкинул кофейный стаканчик в урну и повел байк к дороге.

Григорий потыкал в пульт управления воротами – они и не подумали шевельнуться. Кто-то опять отключил их изнутри. Только приблизившись к калитке, Самбуров услышал:

– Попшикай на него водой! Чего он опять полыхает?

– Не залей! Опять разжигать придется, а длинные спички кончились.

Он неслышно скользнул во двор дома и залюбовался картиной. Две девчонки в ярких сарафанах, одна с кочергой, другая с бутылкой воды, воевали с мангалом. Кира и Юнка жарили мясо. Во всяком случае пытались. Сосредоточенные на углях, они заметили Григория, только когда он загнал байк во двор и поднялся на террасу.

– Огнетушитель наверняка просрочен, вы бы хоть пару ведер воды поставили.

– В экстренном случае мы воспользуемся мужским методом, – прищурилась сестренка.

– Вряд ли, – хмыкнул Самбуров, ловко отодвигая шампуры, начавшие подгорать, и вороша дрова, выгребая из-под них угли. – У тебя физиология не подходящая. Даже если раскорячиться сможешь, задницу подпалишь. А это хоть и вкусная часть, но у свинки, а не у тебя.

– У него какая-то тяга неправильная, – нахмурилась Кира, перемазанная в золе, – он то полыхает, то тухнет. С электрическим грилем проще договориться. Но очень хотелось на улице.

Самбуров вытер ее щеку тыльной стороной ладони и улыбнулся.

– Вот тут есть розетка. Включаете в нее электрогриль и не рискуете пожарной безопасностью.

Когда угольки засияли равномерной россыпью жара, Самбуров велел:

– Так! Наблюдаем, ничего не трогаем, переоденусь и вернусь.

Через двадцать минут его девчонки уплетали шашлык, явно гордясь собой и проделанной работой.

Еще через полчаса Юнка скрылась в комнате, которая после переезда Киры к нему называлась библиотекой или кабинетом.

– Вот вроде человек делом занят. – Григорий состроил задумчивую физиономию, глядя вслед сестренке. – К экзаменам готовится…

Кира кивнула и опустила глаза долу.

– Планы строит достойные на учебу и даже работу…

Кира прикусила губу и улыбнулась.

– Книжки читает. Умные. – Он посмотрел на девушку пытливым взором, та подтвердила его предположения очередным кивком.

– Радоваться надо. А я так и чувствую какой-то подвох.

Он налил себе еще домашнего лимонада и снова уставился на специалиста по психопатологии.

С некоторых пор на Юну напали не только любовь и тяга к знаниям, но и желание заниматься кулинарией, которое вылилось в изготовление полезных лимонадов. Она заваривала чаи и какие-то травки, резала имбирь и клубнику, давила лимон и облепиху, размешивала «правильным образом» и процеживала через восемь видов ситечек. Многое из того, что она называла полезным, даже можно было пить.

«Тут нет ничего такого?» – иной раз уточнял Григорий, принюхиваясь к очередному кувшину.

«Я пробовала, – хихикала в ответ Кира. – Пей».

– Правильно, что чувствуешь подвох. – Вергасова хитро улыбнулась. – Юнка скоро сама тебе расскажет. Поводов для гордости поднаберет и расскажет. А чутье следователя тебя не подводит.

– Ну уж нет. Выкладывай! Сейчас! – зашипел Самбуров. – Я должен знать обо всех подлянках, которые она способна устроить. Тебя не сдам. Изображу изумление! Давай, Вергасова. Не молчи! Что мне опять придется расхлебывать?

– Они хотят открыть агентство! – Кира помотала стаканом, в котором зазвенел лед. – Психологической помощи и креативных разрешений кризисных ситуаций.

– Какая психологическая помощь? Она еще не отучилась, – напрягся Самбуров. – Три прочитанные книжки не делают ее психологом. Они – это кто? Она и еще две ее подружки? Лина и… Катя?

– Ну там не только психология. Очень специфическое агентство, – Кира замялась. Самбуров сверлил ее недобрым взглядом. – По исполнению желаний. У них еще нет точной концепции.

– А мне уже не нравится, – Григорий дернул левой бровью.

Он внимательно слушал, сверлил пытливым взором, и отвертеться от объяснений уже не получится.

– Ну, они хотят брать заказы… помогать людям в обычных кризисных ситуациях необычными креативными методами. Как было с салоном интерьерного дизайна, в котором Юнка работала. Заказчик формулирует задачу. Что ему нужно. Например: снять директора, избавиться от конкурента, чтобы муж бросил любовницу или, наоборот, любимый мужчина ушел от жены. А они, разобрав психологические портреты участников проекта, просчитав поведение и реакции, найдут решение проблемы. Ну, и осуществят задуманное.

Самбуров нахмурился. Он молчал. Думал. Крылья носа расширились, демонстрируя активность процесса. Профессиональный навык хорошего опытного следователя – не кидаться ни в восторги, ни в возмущение, если ситуация казалась нестандартной. Сначала обдумать.

– Фигня какая-то. Кому это нужно?

– У них есть первый заказчик. Точнее был. Они уже выполнили его задачу, – похвалилась Кира. Она исподтишка наблюдала за Самбуровым и очень надеялась, что открытие агентства он одобрит. В конце концов, девчонки не вытворяют ничего противозаконного. Но лицо подполковника и сурового старшего брата не отражало никаких эмоций. Он просто думал.

– Да ладно! И что там?

– Ну вообще Юна собиралась тебе рассказать сама. Похвастаться.

– Я изображу удивление, – пообещал Григорий, – и восторг. Если история того стоит… Кира! Ты уже начала рассказывать. Продолжай!

– Ну я сама не думала, что получится. – Девушка закатила глаза. – Тоже сказала, что ерунда. Но… Подруга мамы Лины очень вдохновилась. Сказала, что они единственная ее надежда и надо попробовать, потому что терять все равно нечего.

Самбуров смотрел выжидающе. Ждал рассказа. Ни нетерпения, ни осуждения не выказывал. Хорошо. Кира продолжила:

– Там супруг собрался уходить из семьи к любовнице. Молодой. И они… заставили его… подтолкнули передумать.

– Как?

– Я сама не думала, что это сработает… – Кира закусила губу. – Гипотетически, конечно…

– Что они сделали? Технически-подробно! – Самбуров смотрел пытливо и строго. Наверное, преступникам под таким взглядом становилось неудобно, тревожно, и они начинали говорить. Но Вергасова не отличалась особой впечатлительностью, напрочь была лишена стыда и совести. Рассказывала только потому, что ее восхищало, как ловко девчонки провернули дело.

А ее внутренний демиург бесновался от радости и гордости за себя.

– Они научили жену, как правильно себя повести, что сказать, написали за нее письмо мужу. Расставили нужные правильные акценты. Тут все разумно. Сначала вывели его из равновесия нестандартным поведением: жена не рыдала и радостно согласилась на развод. Потом она изобразила, что у нее появилась своя интересная новая жизнь. Вся щебечет и радуется, внешне преобразилась. По-моему, Ирина – это жена – даже сама поверила, что все так и есть. Мужчины к любовницам уходят обычно за этим. Ощутить новизну и легкость. В целом, девчонки везде правильно попали. С любовницей мужик уже полтора года, там не такая уж и новизна. Плюс вывели из психологического равновесия любовницу, пофлиртовав с ее почти отвоеванным мужчиной у нее на глазах и продемонстрировав, что конкуренция не дремлет, ее могут легко заменить. Та наверняка устроила скандал, потребовала немедленно сделать ее законной супругой или какой-то конкретики, она же долго уже ждет. – Вергасова закусила нижнюю губу и продолжила: – Точно скандалила, потому что мужик не к ней переехал, а в отдельную квартиру, один. Ну она с конкретными меркантильными планами. Девушка и мужчина в возрасте. Он не мог этого не понимать. А тут жена совсем другая, и снова интересно. Думаю, он и сам не против с этим делом закончить, но был нужен повод и возможность сохранить всем лицо.

Самбуров сидел с открытым ртом и выпученными глазами.

– Девчонки наняли симпатичного парня на дорогой машине. Какой-то друг Лины. Тот подкатил к любовнице, и она, на нервах от всего происходящего в ее жизни, сглупила и пошла в ресторан. Купилась на предложение отдохнуть в Арабских Эмиратах. А мужик в этот ресторан пришел с партнером и сам все увидел. Девушка опять не подумала и решила развить тему ревности, обиделась. Ну и все.

– Сейчас погорячился, отойдет. Любовница попросит прощения. Эмиратов-то, я так понимаю, не будет?

– Они ее ликвидировали из доступа. Обклеили подъезды ее телефоном с предложением секс-услуг и даже смогли зарегистрировать на каком-то порносайте. Ссылочку неверному супругу заказчицы тоже скинули. Еще дали объявление, что она шкаф отдает бесплатно и еще что-то. В общем, девицу звонками одолели, и она поменяла телефон. Вот так с ходу мужчина ей не позвонит и не напишет. Да и не до нее ему сейчас. Он соблазнением своей жены занят.

Кира не очень убедила Григория. Он смотрел с сомнением.

– Он один раз любовницу завел и еще заведет. Заказчица их, Ирина, не простит мужа. Сейчас во что бы то ни стало хочет вернуть, а потом обида накатит. Любовница не дождется сообщений – сама придет в офис или еще где-нибудь встретит. Тут еще сто раз все может поменяться.

– Может, – кивнула Кира. – Но, во-первых, заказчицу об этом предупреждали сразу. На данный момент все исполнено. Любовницу он бросил, никуда не уходит, не разводится. Даже с женой отдыхать уехал. А во-вторых, дальше следует вторая часть их деятельности – психологическая помощь.

– Тоже креативными методами? – вымученно уточнил Григорий.

– Уже консервативней, – успокоила Кира. – Дальше они работают с психологическими проблемами женщины и семьи. Приобретение вкуса к жизни, выход из депрессии, обучение расслаблению и отдыху, пониманию… партнера… у кого что.

У Самбурова был усталый, удрученный и задумчивый вид.

– Что ж всех так тянет-то поуправлять миром втайне от санитаров? – буркнул он. – Сплошные Макиавелли и манипуляторы.

Кира дернула носом. Она очень надеялась, что Самбуров восхитится их деятельностью, возрадуется успехам. Ну хотя бы похвалит за сохранение семьи. Надеялась, но рассчитывала на такой исход дела не очень.

Григорий допил лимонад и вздохнул:

– Про морально-этическую составляющую этой деятельности я не спрашиваю. Вас это не беспокоит. За вмешательство в чужую жизнь преследование не развернешь, поскольку, я так понимаю, большая часть работы делается самой заказчицей.

Кира осторожно кивнула, еще не понимая, куда он клонит.

– Да, сообщения она сама удаляла из телефона мужа, встречу подстраивала тоже…

– Строго говоря, ничего противозаконного им не пришьешь. Во всяком случае, из того, что можно доказать. – Самбуров тряс головой словно недовольная псина. – Но все равно какая-то хрень.

– Это не хрень, Гриша. Это два кейса в портфеле агентства, хорошие отзывы и еще три заказчика. – Кира даже не сдерживала улыбку.

– Да ну? Еще заказчики? Два кейса? А первый – это с тем мужиком, которого ты выперла из интерьерного салона? Постой…

Кира безошибочно поняла по выражению его лица: тему пора сворачивать.

– Ну, идея-то этих козявок, тут никаких сомнений. А ты? Ты, часом, в этом агентстве не основной партнер?

– Нет! – так быстро и честно призналась Кира, что даже сама поняла: Самбуров не поверит.

– Вергасова!

– Только консультирую в некоторых моментах. Я не могла им отказать, они пока не умеют выбирать слабые места у людей…

– Да, и вряд ли так, как ты, виртуозно могут взбесить человека, – поддакнул Самбуров, изображая понимание.

– Да. Но я тоже не думала, что все так гладко получится. – Кира хлопала наивными глазами. Самбуров покачал головой. – Это скоро закончится. Девчонки учиться поедут.

– Нормальные люди перед активной учебой стремятся впрок отдохнуть. Разгар лета! Зачем они в городе сидят? Пусть валят на побережье.

– Они тоже нормальные и тоже стремятся. Послезавтра хотят уехать в Адлер.

– Хорошая новость. Вот это уже очень хорошая новость! – Самбуров выдохнул, но тут же покосился на Киру, пытаясь понять, что за подозрения только что закрались ему в голову. У девушки был виноватый вид. Он не ошибся.

– Я тоже хочу туда поехать.

– Да. Хорошая идея. Тебе нечего делать в городе, – согласился Григорий ровным голосом.

Утром его разбудил скрежет, топот и голоса.

На лестнице между этажами он обнаружил деловую тетку в белых брюках и на шпильках, четырех посторонних мужиков и какую-то бандуру, обтянутую пленкой и деревянным каркасом, которую они затаскивали на второй этаж.

– Это наша новая ванная, – провозгласила радостно прыгающая вокруг Юнка, пока мужики и тетка стремительно метались на улицу и обратно, принося в дом еще и еще упаковки, коробки, короба в полиэтилене.

– Точно, у нас же еще новая ванная, – с трудом вспомнил Самбуров и ретировался умываться, пока ему не перекрыли воду в старой ванной.

Он не возражал против ремонта и перестроек, к тому же девчонки не требовали его участия, использовали его исключительно как банкомат, да и то, по всей видимости, не его одного. Насколько он понял, Юнка исправно трясла деньги с матери, что-то Кира покупала сама. Но, стоя под душем, он невольно задавался вопросом: остановятся ли они на большой ванной, которую сооружали из последней оставшейся свободной комнаты, или переключатся на спальни и кухню?

К его приходу на кухню, где его ждала традиционная яичница с беконом, посторонние мужики исчезли, осталась только тетка в белых брюках, которая лучезарно улыбалась Самбурову, пила кофе и энергично перелистывала какой-то альбом одновременно.

– Наш дизайнер Марина, – представила Юнка.

– Уже можно потрогать главную достопримечательность вашей мокрой зоны, – отозвалась женщина. – Мальчики все распаковали.

– Вообще круто получается! – радовалась Юнка. – Я маме покажу, дома тоже так надо обустроить!

– Очень красиво и стильно, – подтвердила Кира.

Самбуров внимательно вглядывался в ее лицо. Кира мило улыбалась, проходя мимо, нежно касалась и, казалось, пребывала в хорошем настроении. Но дорожная сумка, стоящая на диване, не оставляла никаких сомнений: она уезжает.

Юнка настояла на том, чтобы он отправился потрогать их ванную. Григорий с ходу офигел от окон, которые обнаружил в комнате. Когда они успели снести треть стены и вставить панорамные стекла? Затем Самбуров похлопал глазами, обнаружив посреди комнаты высокую каменную конструкцию. Три женщины показали ему проект.

– Отдельно стоящие ванная и раковина из камня, – речитативом произнесла дизайнер. – Основная особенность – тактильность. Потрогайте. На что похоже?

Самбуров пожал плечами. Он чувствовал себя идиотом, он не понимал, зачем он трогает каменную ванную, когда ему надо брать его женщину за руку и тащить ее в укромное место, чтобы выяснить, что у них происходит.

– Ну что вы, Григорий. На попку младенца. Поверхность сенс. Похожа на теплую и бархатную поверхность мягкой кожи… Премиальный российский производитель с итальянскими корнями… Специализируется…

Самбуров, не глядя на дизайнера, кивнул.

– Не знаю как на детскую – не трогал. Но на попку похоже, – Самбуров пристально смотрел на Киру.

Через пять минут он поставил ее дорожную сумку в ее машину и, поцеловав, пообещал:

– Я приеду к тебе на выходные. Постараюсь.

– Я буду ждать, – улыбнулась Кира. Она знала, что он солгал.

Глава 4

Томила Ивановна Зыкова гуляла с Дусей четыре раза в день. Тем, кто считал, что собаку можно выводить дважды, Томила Ивановна предлагала самим попробовать ходить в туалет утром и вечером.

Женщина корпулентной наружности, с затекшими ногами и больной спиной, проявляла незаурядную стойкость и довольно активно топала за резвой собачонкой по всем кустам и закуткам, куда этого пушистого колобка заносило. Любопытный шпиц не ограничивал себя в движении и проявлял всю бестолковость, приписываемую маленьким избалованным собачкам. Иными словами, заботу Дуся не ценила, поэтому использовала прогулочное время, чтобы сунуть нос в максимально возможное количество мест и обтявкать всех живых существ, оказавшихся в зоне ее доступа.

У Дуси не было необходимости писать у каждого столба. Уже год они с Томилой Ивановной жили в частном доме. Сын женщины приобрел его и пригласил маму жить с его семьей. Теперь в распоряжении Дуси был весь двор и сад, так что она перестала придерживаться расписания в туалете и во время прогулки познавала мир. Если хозяйка начинала ограничивать шпица в ареале обитания длиной поводка, он ловко подпрыгивал, дергал некрупным тельцем и снимал свою шлейку с ремешка. Разумеется, Томила Ивановна знала о поломке в карабине ошейника, но своеволие Дуси вносило в их отношения конфликт, которого так не хватало женщине в ее спокойной жизни.

Если посетовать судьбе на нехватку каких-либо эмоций, она скорее всего их предоставит. Бойтесь своих желаний.

Когда Томила Ивановна свернула в привычный для их прогулок переулок, ей и в голову не пришло, что именно сейчас Дуся сорвется с поводка и сиганет в неизвестном направлении, ведь здесь они уже гуляли сотню раз, и псина все основательно изучила. Но, видимо, мужчина в черном, который вышел из дома с увитым виноградом забором, взбудоражил собаку. Его как-то странно шатало, он даже оперся о ствол дерева и после уже побежал. Ярко-синие кроссовки замелькали, удаляясь. Томила прищурилась, рассматривая подозрительную личность, и уже в следующую секунду заметила, как от нее стремительно удаляется персиковый хвост. Светло-рыжая собака пошла вправо, замелькала в высокой нескошенной траве, дернулась на клумбе перед чужим домом.

– Дуся! – завопила женщина, почуяв неладное. – Дуся!

Но собака уже шмыгнула в открытую дверь в воротах.

– Только бы там не было больших собак, – взмолилась хозяйка хулиганки.

Псине, настроенной на охрану, нарушительница границ Дуся в лучшем случае на один кус. Да и сама Томила до одури боялась всех этих ротвейлеров, доберманов и кавказских овчарок, так что была не слишком пригодна для защиты любимицы.

Но, пока Томила Ивановна на своих больных ногах добиралась до ворот, в которых исчез пушистый хвост, пока оглядывала двор, извиняясь за свое вторжение, Дуся, слава богу, вернулась обратно.

– Воспитанные собаки так себя не ведут! – попеняла хозяйка любимице, поднимая ее с земли и собираясь вновь пристегнуть шлейку к поводку.

– Ой! А! Что… А-а – а, – глухой и неразборчивый вскрик вырвался из груди женщины. Она вертела собаку в руках, не понимая, откуда у нее на шерсти кровь. Дуся звонко тявкала и пачкала кровью руки и одежду женщины.

До Томилы Ивановны наконец дошло: кровь не Дуси, кровь чужая. Больше всего у собаки были испачканы лапы. На подкашивающихся ногах женщина сделала несколько шагов к воротам и заглянула внутрь. От распахнутой двери в дом по крыльцу и выбеленной солнцем бетонной дорожке к ней шли кровавые следы Дуси и еще чьи-то большие размазанные кляксы.

Женщина быстро-быстро заморгала и медленно осела на землю.

Очнулась она от горького вкуса своих капель, со стаканом воды в руке, в машине скорой помощи. Рядом тявкала Дуся, сын смотрел тревожно и обеспокоенно.

Оказалось, ему она позвонила первому. Томила Ивановна этого совершенно не помнила. Как не помнила и того, когда приехала полиция, скорая для нее и еще какой-то молодой женщины, которая рыдала и тряслась на соседнем сиденье.

Ничего не помнила. И следствию никак помочь не могла, хоть и являлась по факту свидетелем, обнаружившим труп.

Томила Ивановна отказалась от госпитализации, и сын забрал ее домой. Она еще долго приходила в себя и старалась что-нибудь вспомнить по совету строгого и очень серьезного следователя. А что она могла вспомнить? Мужчину в черной одежде, который пробежал в пятистах метрах от нее? С ее минус три? Тела обнаружила Дуся. Тела. Три женщины. Немыслимо. Даже в самых кошмарных снах Томила Ивановна и Дуся не представляли, что когда-нибудь на прогулке обнаружат тела трех убитых женщин.

Глава 5

Леонид Николаевич начал работать в охране еще десять лет назад. Он быстро разобрался, что сделает из простого охранника начальника службы безопасности, и дальше уже выполнял эти условия. Получал все нужные сертификаты, проходил стажировки и обучения, научился носить пиджак и гладить на брюках стрелочки, чтобы выглядеть презентабельно и надежно. Привык не расставаться с рацией и смотреть на людей пытливым, оценивающим, но непременно доброжелательным взглядом.

Главную принципиальную разницу между своей должностью и работой, например, Димы на воротах он видел в зарплате, и это Леонида Николаевича полностью устраивало.

За десять лет он повидал море отдыхающих. Кто с кем, для чего приехал и как будет вести себя во время отдыха, определял по тому, как гости вносили чемоданы в фойе отеля. Вот у этих отец семейства убежден, что у него наконец-то заслуженный, оплаченный им отдых, поэтому он будет сидеть у бассейна или моря, пить пиво и всем видом показывать: даже не думайте мне мешать. Те, наоборот, наконец-то выбрались всей семьей в отпуск, следовательно, надо активно проводить время друг с другом. Отец семейства будет плестись за недовольной супругой, выпивать за углом бутылку пива, жена – ворчать на неблагодарных детей, дети – с нетерпением ждать возвращения в родной двор к друзьям. В конце все единообразно напишут в соцсетях: «Прекрасный отдых, свежие фрукты и сладкая вата для деток».

О, эти понятно! Уже с пачкой путеводителей, с остервенением оббегут все маршруты на экскурсиях, посетят все достопримечательности.

Были еще небольшие погрешности – влюбленные парочки или молодожены. Эти всегда вместе, всегда за ручку – к концу отпуска половина готова разойтись и развестись, вторая половина в депрессии, что надо уезжать. Еще мужики, привезшие в отпуск любовниц. Тут вечное брюзжание и подозрение, что жену свозили круче. Чувство вины у изменника, а к концу отдыха сплошное разочарование на лицах у обоих.

Леонид Николаевич даже с ребятами спорил, кто чем из отдыхающих будет заниматься. Всегда выходил победителем.

Но в этом сезоне им попался крепкий орешек, не походивший ни на один тип. И пока ставку, которая возросла уже до пяти тысяч рублей, не поднял никто.

Молодая, красивая, одна, все попытки познакомиться пресекала. Значит, не за приключениями и не за витамином «Х». На экскурсии не ездила, в море не купалась, у бассейна не лежала, компании не искала, вообще людей сторонилась, притом что была приветлива, всегда здоровалась и перекидывалась парой фраз. Могла бы оказаться местной – девушка неплохо знала округу и географию Краснодарского края, – но что местная делает в гостинице? На своей машине с московскими номерами выезжала два раза в неделю в одно и то же время и уже дважды продлевала пребывание в отеле.

«Больше похожа на постоялицу, уже не гостья», – терялись в догадках охранники.

Димон даже охаживал на предмет странной гостьи администратора Машеньку, но та пожала плечами. Живет и живет. Номер с включенным в стоимость завтраком. По паспорту регистрация московская, не замужем, детей нет. Платит картой, проблем не устраивает, чаевые горничным оставляет. Хорошая гостья.

– Она кого-то ждет, – предположил Димон.

– Или чего-то, – согласился Леонид Николаевич.

Остальные догадки оставались туманными и неподтвержденными.

Странная гостья отеля «Грейс Абрис» Кира Вергасова действительно ждала. Только чего, не знала. Но, кроме как ждать, ей больше делать было нечего.

Она нашла студию танцев в Адлере и дважды в неделю арендовала зал, чтобы танцевать. Казалось, только это удерживает ее в разуме. Ну и еще тренажерный зал в отеле, где она обливалась семью потами в одиночестве. Через неделю ее регулярных посещений туда даже дошла уборщица, чтобы вытереть пыль со снарядов.

Кире было нечего делать. Она не хотела купаться, не хотела плавать, она целыми днями просиживала за стойкой прибрежного бара с видом на море, заказывая кофе, чай, лимонад, вино. Потом шла обедать и возвращалась. На ужин то же самое. Кира написала все статьи по психологии, которые ей оплатили, попутно отметив, что заказов стало меньше. Она, конечно, не останется без дохода. Подруга прислала координаты пары потенциальных работодателей, которые заинтересовались ее работами. Можно было наладить с ними контакт. Были еще варианты. Можно. Но что-то ее останавливало. Она точно знала что. Самым большим своим достоинством Вергасова считала то, что она никогда не лгала себе. Вот и сейчас она нашла в себе силы посмотреть правде в лицо.

Она хотела обратно в УВД. Она хотела в следственную группу. То, что изначально было консультированием, по непонятным, смешанным причинам превратилось в наркотик.

Зачем она тогда согласилась?

Вольцев говорил о патриотизме, ответственности, о моральном долге. Обо всем, во что Кира Вергасова не верила. Но в какой-то момент он выкинул крючок с приманкой «только ты сможешь», поймав ее на постоянном доказывании себе, что для нее нет невыполнимых задач, непосильных целей. Ох уж этот ее комплекс демиурга!

Отчасти она и согласилась именно для того, чтобы смочь! Чтобы справиться. Частично, потому что именно этим всегда хотела заниматься. Она положила большую часть своей жизни на то, чтобы научиться в несущественных на первый взгляд поступках, действиях, в едва уловимых намеках угадывать преступника. Определять того, кто способен убивать. Угадать убийцу еще тогда, когда он сам не знает, что встал на кривую дорожку злодеяний.

И вот такая возможность предоставилась. Она не могла упустить.

Также нельзя исключать, что ей понравился брутальный подполковник. Кира улыбнулась при воспоминании о Григории. Она скучала. Невыносимо. Он так и не приехал. Они разговаривали почти каждый день, но этим не заменить взгляда, прикосновения, близости, живого присутствия. Эти мысли она прогнала от себя сразу, чтобы не упасть в пучину грусти.

Ловко Вольцев посадил ее на «иглу расследования». Хитрец. И теперь она ждала. Ждала, когда ее позовут обратно.

Больше двух недель прошло с момента заседания комиссии по внутреннему расследованию.

– Все хорошо, – скупо поделился новостями Самбуров и переключился на что-то другое.

«Мы тебя ждем» или хотя бы «Ты можешь вернуться» так и не прозвучало.

Может быть, ее не позвал Вольцев? И не позовет. Убийство оказалось хорошим поводом от нее избавиться? Ладно, пусть по-другому: поводом закончить с ней сотрудничество.

И что она будет делать, если так? Возглавит агентство Юнки? Станет помогать женам возвращать мужей? Снимать и ставить на должности сотрудников? Помогать избавляться от тиранов-руководителей? Выйдет замуж за Самбурова и станет женой следователя? Об этом хотелось думать еще меньше. Она выйдет замуж за Самбурова. Но это же не все? Свадьба должна быть началом, не концом.

Девушка даже головой помотала, отгоняя от себя тревожные мысли.

Она сидела на скамейке в кафе, спиной к столу, свесив ноги в воду. Прелесть прибрежных кафе – в возможности установить веранду непосредственно над водой.

Опасная близость к стихии. Сегодня море как игривый котенок играет у твоих ног, а завтра жестокой волной сносит твои труды под основание – веранду, фонари, столы и стулья, – закидывает камнями окна и витрины.

Кира много раз видела, как после очередного шторма люди со спокойными невозмутимыми лицами собирают камни, убирают обломки, выметают гальку, восстанавливают кафе, дома и магазины. Раз за разом. Не меняясь в лице. Не сетуя и не злясь. Жизнь рядом с непредсказуемой своенравной стихией. Смирение с данностью.

Две пары ног спустились в воду по обе стороны от нее. Ярко-розовый лак на ногтях одних помог догадаться, что они принадлежат Юнке. Затем перед ее носом оказалась папка с п