Алексей Терентьев

СВАРОЖЬИ ВЕДОСКАЗЫ

(старины минувшие)

Авторская сказка сегодня переживает новое возрождение. Книги сыпятся, как из рога изобилия. Всегда ли они могут научить тому, чему учила древняя сказка? Это каждый читатель ответит для себя сам. Без всякого сомнения, сборник сказок, который вы сейчас видите перед собой, написан в сказочно-былинной манере, подражая тому певучему языку, который своей волшебной силой переносит читателя в те далёкие времена наших предков, когда единение человека и природы было делом простым и естественным. Каждая сказка этого сборника — это уникальное лекарство для уставшей души, и эликсир для духа, живая вода, пробуждающая память человеческую ото сна. Мужество и честь, отвага и самопожертвование, доброта и любовь — всё это то, что завещали своим потомкам наши предки, это всё то, что нам так не хватает в нашем настоящем. Исследователь мифов и легенд, писатель-сказочник, решил подарить самые забытые и потому самые древние слова мудрости человеческой в форме сказок. Главная интрига этой книги в том, что не успевает читатель внимательно пробежаться глазами по листу, как его уносит в самые древние времена, когда боги были среди людей, а деревья могли рассказывать мудрые ведосказы.

Электронную книгу Алексея Терентьева «Сварожьи ведосказы» можно читать и скачать в формате epub, fb2, pdf. Очень скоро появятся и другие книги этого автора, такие как «21 Добрая сказка (Сказки древнего Бога Бая)»; «Сказки Руси-Даждьбожьей стороны», посвящённые красному кругу, в который входил пантеон славянских божеств.

Зачин

Как по полю золотистому, да по цветкам лазоревым ходил, выходил молодец, ходил по полю раздольному силу свою, да смекалку пред светом белым показывал. Уж и пригож он был, да статен, а всё равной доли не находил. Да в те поры в полюшко во широкое выходила дева красная, дева красная да мудрая, силой от Богов родных наделённая. Встретились они да во полюшке, встретились не разошлись их дороженьки. Макошь матушка нити их свела да одних пред светом и оставила. Уж и ратались они пировали, пировали люд честной битвой радовали. Не смогли друг над дружкой верх взять. Коло в небесах провернулось, ночька тёмная наступает, а они без роздыха да без просыпа друг друга потчуют, земелька под ногами гудит, лес вдалеке листвой землю укутывает листвой будто частым дождиком землицу кормилицу поливает. Разожглись в небе чистом звёздочки, разожглись будто свечи малые, свечи небесные ветрам буйным неподвластные. Рассмеялась тут дева красная, а ей вторил вьюноша ясный. Говорила дева сильномучая таковы слова, слова заветные:

— Отпускала меня во полюшко моя матушка, отпускала кругом святым опоясывала, говорила мне моя матушка, что судьба моя да доля женская в том будет стоять, что себе равного сыщу. Ты первой кто супротив устоял. Ты первой, кто на коленочки не упал, живота не запросил. Так давай мой поединщик оратаюшко мудростью посилимся. Посилимся, да ниточки либо завяжем, либо головушку в полюшке сложим.

Да на те слова, да на те кудеса голосом ласковым произносимым, отвечал друг её по пиру честному, по сраженьицу сотоварищ молоденький:

— Говорила и мне мать, что сильномогучих дев в мире много, да вот многумдрых раз на раз не сочтёшь не выследишь. Говорила мне мать да наказывала, коли встречу такую, так испытание держать, а коли выдержит дева красная, так за руку белую её брать, в уста сахарные целовать да своей ладушкой ту красу девицу называть да к матери с поклоном вести, под отчий кров долю совместную вязать.

Призадумался молодец да и стал вопосля такие слова говорить. Говорить приговаривать, а сам с девы глаз не спускал, да мудрости её диву давался:

— А скажи мне дева поляница сильномогучая, а ответь ты мне на семь загадочек простых, простых да немудрёных. А первая такая, ты скажи мне лебедь белая, уж как что у нас на святой земле выше леса стоячего да краше свету белого? А скажи ты мне цветок ягодка узорчатая, что у нас в земле чаще лесу тёмного? А и ответь ты мне молодцу, что ещё у нас без коренья узлового? А и на то ответь девица, соловьиный перезвон, что у нас без умолку? А и такую загадочку простую, что в земле нашей святой безызвестно, а и последним будет к тебе спытание такое, что у нас безизменное, да стародавнее, да вещее?

Призадумалась тут дева красная, призадумалась дивно могучая поляница, да потом словно солнце ясное улыбнулась, да и на загадки спроста ответила:

— А и молодец, о простом спросил, да о не простом выспрашивал. Выше леса стоячего ясен месяц на небе Сварогом скованный. А и краше свету белого, красно солнце, что Сварожьим звалось испокон веку человеческого. Чаще лесу густого, часты звёздочки, что огнями небесными из кузни Свароговой на небесах искорками возгораются, да людей даже во тьме на путь Прави наставляют. А уж без коренья дивный молодец, камень белый. Камень что зовётся Алатырем, о него Сварог небесный молотом бил когда мир творил. Творил варганил. Сваргу пресветлую зачинал, тем и миру начало давал. А и без умолку, сын человеческий матерью рождённый, да молоком вскормленный море синее. Море синее да гулливое, вот оно-то безбрежное и без умолку, нет ему покоя нет отдохновения. Ибо морем тем отделил Сварог небо твердь от землицы сырой, морем тем заставу выставив. А уж как последние загадочки так и проще и многотрудней их нет. Ибо безызвестна только волюшка, волюшка да повеление Сварога батюшки. Волюшка да слова его людям посланные, да неуслышанные. А уж безызменным его заветы для всей земли святой. Для земли святой да для нас с тобой. Сварга небесная, что вышняя, что земная, что подземная, всяк её в себе несёт, да не всяк то понимает.

Как услышал те слова молодец, поклонился он полянице. Поклонился, да за руки брал, за руки белы брал, в уста сахарные целовал. Наречённою своею называл. То не сказка была, не присказка, то зачин был старинушки стародавней о делах минувших, да не забытых, в умах да памятях людей в словах точных, да верных переданных да нами выданных людям добрым на память вечную, вечную да нерушимую, что в огне не сгорит, в воде не вымокнет, сквозь лета пролетит сизым соколом, да от того только краше станет, да силой небывалой наполнится.

Ведосказ о рождении дуба древнего, дуба первого

Как раскинулась речка Смородина, да та речка, что промеж всей земли бежит, бежит струится своей водицей. Не вода холодна в ней, огонь горит, не волна в ней кипит, кипит кровь человеческая. Как на одном бережке той речки Смородинке пашенка, пашенка, что не оралом вспахана, не зерном, не рожью засеяна, не гречихой малой, не овсом сытным наполнена, а наполнена та пашенка костьми человеческими, слезами она умыта, да душеньками отлетевшими обласкана. А как по другому бережку трава мурава застилается, застилается, ковром переплетается. Не пройти по той траве мураве не конному ни пешему, ни красной девице, да не могучему молодцу. А и над той травой муравой в небе чистом да светлом летела совушка, совушка бела головушка. Перьями та совушка была чистого золота, пухом та совушка была мягче шёлка бархата. Коготками та совушка была сильна, сильней булат железа небесного. А и держала она в тех коготочках немалых, золотой жёлудь небесный. Держала, да не вынесла. Как упал тот жёлудь, да в сыру землю, так по ту пору вырастал на том месте чудесном дуб. Всем дубам отец. Уж он кроной в небеса ушёл, он стволом в тысячу локтей встал, он корнями могутными землю сжал, да в неё врос, в неё врос в кормилицу. А как поспели его плоды, да ветра буйные налетели, так вокруг да вокруг него встали вровень, да чуток меньше другие дубы. Другие дубы его детушки. Стали те дубы шуметь, стали мир сущий украшать, его слушать да всю мудрость Света белого в себя вбирать. Солнышко ясное мимо тех дубов проплывало. Месяц ясный в кронах их гулял, ясны звёздочки их жемчугом скатным украшали, так и проходили их дни, дни сменялись ночками, весны сменялись зимами, да лета над ними были не властны…

Летал однажды над теми дубами да молодой орёл, то не орёл был простой, то сам Бог Сварог с небес лучом ярым на землю спускался. Хотел Сварог сам землю увидать, да на неё посмотреть, всё ли по Правде на ней деяться, да не смог удержаться, к дубам свои крылья крепкие направил, там и решил остановиться да с ними время малое провести, их красоте подивится да их мудростью насладиться. Говорили с ним дубы, говорили вряд да по очереди, говорили, рассказывали, сидел Сварог да на их корнях, сидел да сказы вещие внимал. Так и нам не грех те слова послушать да для себя истину принять да до краёв хлебнуть, чтобы могла душа от той истины очистится, да человек человеком чтоб смог остаться, да про того кто его создал не забывал.

Ведосказ дуба об истинном сердце

Зеленой листвой, да резной корой дуб великий стоял, стоял да слова, что жёлуди на землю кидал. Как под тем дубом великим сам Бог Сварог сидел, да дуб мудрый слушал, а дуб не смолкал, а дуб гудел, да старину вспоминал:

— Высота ли высота поднебесная, глубота ли глубота Океан-море, широко раздолье — по всей землице матушке, раскинулась вода велика, глубокими омутами, да волнами о брег крутой бьёт не щадит его. Как в тех омутах океан-моря, поселилась, появилась щука злат перо. Уж она и рыбу едала, и рыбарями закусывала. Собрались люди первые, люди старые, собрались родом племенем, стали ту щуку ловить, доставать, доли своей искать. Лето на зиму повернуло, а они всё за ней охоту ведут, охоту ведут, сети дивные на неё плетут. Так случилось, да приключилось, что поймали они щуку злат перо, поймали, да на землицу матушку её тело выкинули. То-то был пир честной у людей, что синее Океан — море за кормильца держали. Да как водится, после трапезы той чудесной жёны всех кто ходил за той злат рыбой, понесли чудесным образом. И в один день да в единый срок народились в том роду племени витязи да девы красы неописуемой на отцов матерей не схожие, к морскому делу не пригожие. А и час прошёл, а они на ногах, а и два прошло, а они разумные вещи говорят, а и три прошло, уж промеж себя старшего выбрали, да ему велят думать, как жить, да свою долю в мире большом да бескрайнем искать. А и тот молодец, что старшим был, разумом высок, телом могуч, волосом кучеряв, глазом остёр, да рукой силён. Не успели отцы их из моря прийти, а они сели на коней, да и вдаль отправились. Видели матушки их человеческие как на коней садились, видели их первый скок, а за вторым уж и пыль столбом да и будто их и не было. Долго ли коротко ли, дети рыбарей тех по свету долю искали, но землицы себе столько взяли, что каждый мог от зари до зари с сохой прямо идти, да и то конца своей земли не найти. Но над всеми тот молодец старший. Над всеми он как брат, что отца заменил, да головой их стал, его слову все покорны, нет в том воинстве недовольных. Пришла пора, разлилась Весна, растеклась по земле, насытила воздух, напитала землю, солнышко красное жарким да ярым сделала. Растеклась она по душе и у того кто верховодил, да силой могучей дланью свободной правил. Услыхал он, что за тридевять земель, да за тридесять морей живёт дева красы неописуемой и решил её своей наречённой сделать, да тем славы сыскать, да род свой на земле укрепить. Все как один пошли за ним в поход дальний. И была среди тех, кто за ним пошёл дева от щуки злат пера рождённая. И красой бела, и бровями и статью всем взяла, да не к сердцу молодцу пришла, потому только о нём вздыхала, да поделать с тем ни чего не могла, как не старалась. Долго ли коротко ли да в те земли да в те просторы, да за те моря за широкие, добрались дивные да могучие сыновья да дочери людей старых. А и вошли они в те земли не как просители, а и вошли они в те земли как хозяева. Испугался той земли правитель, стал он мира просить, животом им кланялся. Согласился на то молодец старшой всем своим родовичам. Взял он с того правителя только меч один дивный. Меч волшебный из железа небесного кованный. Меч саморуб, слава и власть тому правителю от того меча была дадена, да не удержана. Вся к молодцу перешла, вся как пичуга малая перепорхнула с веточки на веточку тихохонько, только её и видели. Отправился дальше добрый молодец с братьями своими да сёстрами названными, да в бою единым плечом стоящими, что ему крепче родных стали после пира да битвушки, что как река текла, как песнь пелась, что как дождь кровью моросила, что их неделимыми в беде сделала, да ещё крепче в дорожке одной свела да скрепила, расплавила. Вот уж и скоро земля той красы девицы будет, а и нет покоя молодцам да красным девицам, а и ночками их думы мучают, думы мучают, чёрным дымом силы выкручивают. Понял старший среди равных, что его удел пришёл на бой выходить. Настала ночь тягучая, ночь тёмная да беззвёздная. Темень землюшку накрыла, старшой всех вокруг себя собрал. Взял он в руки могучие, меч саморуб, да вокруг всех братьев своих да сестёр названных да кровью одной связанных, круг вспахал, круг вспахал мечом острым их жизни за краем оставил, сам из круга того оберёжного вышел, стал ветры чёрные да лютые ждать, не захотел он больше людей что ему верили в опалу да беду отдавать, решил сам своей судьбы искать, да нить свернувшую развязать. Не прошло много времени, не успела трава с цветами полевыми уснуть, а уж ветры тут как тут. Тянутся к добру молодцу, зубьями скрежещут, огнями дивными переливаются, круг оберёжный сломать пытаются, да об него разбиваются, да вновь и вновь пытаются. Крикнул ветрам чёрным, добрый молодец, гаркнул так, что в степи трава мурава легла, вода с моря синего выплеснулась, свод небесный покачнулся, зыкнул на них, да к себе позвал, меча отведать да его испытать, а людей что с ним пришли в покое оставить. Разлилась тут чернь, что листва после лета жаркого, под ветрами злыми, облепила да казалась и под собой всего молодца и скрыла. Только верный меч сверкает, лишь один он хозяина нового от лиха выручает, да сил даёт, да бронёй встаёт, да живот от ветров чёрных бережёт. Вот одна волна накатывается, а за ней следующая, и краёв тем волнам не видно, и чернеё чёрной тучи, мрака безлунного страшней, но стоит молодец, не шорохнется, стоит не ворохнется, страх его не берёт, ужас глаза не полнит, кровь от ярости в жилах быстрей бежит, меч лютует нечисть вихревую бьёт, как луч солнца всё пронзает, везде мрак достаёт, да по клочкам волны те распыляет, вокруг себя остаточками лёгкими кладёт. Сколько бы бой ратание то не длилось, но и у ночи предел есть. Вышло солнце ярое, остатки тьмы ветряной разогнало. Сгинули они безвозвратно, только молодец на ногах стоял, а уж в миг один на землицу матушку упал, рядом меч его верный лежал. Кровь руда из ран его бежала, землицу питала, землицу питала, собой насыщала. То не жаворонок в небе вьётся, то девица вокруг черты круга обережного бьётся, нет силушки, черту пересечь, нет мочи к милому прийти, дыхание его буйное постичь, сердце резвое услышать, очи небесные, соколиные да верные увидеть, кудри его русые к себе прижать, да волю слезам дать. Вынимала она клинок вострый, да клинок малый, да по рученьке белой себя пластала, то не из крыла лебеди белой пёрышко лёгкое вылетало, вылетала тут из руки ласковой да любящей капли три крови святой. Падали те капли на землюшку, да на саму ту чертушку, что мечом волшебным была проведена да живот им ночью спасла. А как землицы коснулась, так ленточкой протянулась. Ленточкой красной, да тропкой верной. Как по той да по тропке побежала дева к тому о ком сердечко своё разбила. А он на земле лежит, на земле лежит, глазами в небо ясное смотрит, слово не молвит, рукой не шевельнёт, устами слова не вымолвит. Раны кровавые отворены, душеньке дороженьку стелят, свет белый застят. Подбегала она к молодцу, уж она падала ему в ноженьки, уж она ему по грудям белым била, уж она сердечко ретивое просила, просила не оставлять её одну, просила Небо глубокое, просила Богов светлых, просила духов предков своих живот ему сохранить, все грозила за то отдать, тенью его быть, быть да рядом, но не с ним, своё сердце горячее за его жизнь положить. Рукой что рассечена была, по телу его водила, раны кровавые ему затворяла, кровь руду успокаивала, дыхание в тело могучие возвращала, в очи ясные свет отдавала, только кудрям что солнышку равными были, цвет не могла вернуть. Стали они цвета ночного света, лунь белая, да сребристая кудри его украшать стали. Не прошло и малого времени, вздрогнул он, возвернулся, от сна смертного очнулся. Как поднялся он да потянулся, так и оглядел всё вокруг себя, да и смог только вымолвить:

— Как же долго я спал, почивал. Труден был бой, да на ногах и с головой. Пошли сестра наш путь весь впереди, его нужно пройти.

Не ответила дева, за ним пошла, свою судьбу в руках своих понесла. Слово сдержала, сердце своё девичье сжала, душу из тела вынула, свет любви погасила, дух смирила, всё за ради его жизни Богам обещанное отдала.

Дни летели быстрей птиц, быстрей стрел на охоте пушенных, вот уж и терема городища показались, вот уж и послы из городища молодцев да девиц встречают, привечают, да в палаты узорчатые ведут, как самых дорогих гостей за столы белодубовые умещают, за скатерти зверьми диковинными украшенными усаживают, да пир велик начинают. Да как на том пиру, славу им поют, да подвигам их дивным не нарадуются. Так случилось да приключилось, что на их сторону, да на их царство государство за отказ воле чёрной покорится да породниться, были насланы де чудовища небывалые, небывалые да невидалые, они как вихри кружили, да кровь руду из людей пили. А как гости появились, так они и пропали. Знать гости дивные их победили, потому и достойны всякой похвалы да почёта, да славы. Выступал тут наперёд муж с седыми волосами, что промеж гостей старшим был, да братом им всем приходился. Выступал да такие слова говорил:

— То не мы лютые ветра победили, то не наши кони черту провели да вражьи волны остановили да отмели, живот всех спасли. Вот он настоящий победитель, да тьмы гонитель.

Вытащил он меч саморуб, да всем кто окрест его сидел, да хозяевам да пришлым на тот пир пришёл, показал. Ему славу воздал, ему все почести подарил. Сверкнул тут меч, из рук его вырвался да в самый конец стола устремился, начал он гостей да столы рубить в щепы малые, стал он жизнь пить, будто путник из колодца воду, стал он нити судеб рвать, будто паутину лёгкую, среди лесу дремучего. Взмолился тут царь государь той страны неведомой. Стал просить живота, сознался, да повинился, что хотели они пришлых погубить, хотели живот забрать, да над ними верх взять. То не насланные были вихри, то были ими посланные, да не справившиеся тьмы подземной духи вызванные. Как прослышали они про войско молодецкое, что всех будто детей малых на пути своём сметают, так и стали они загодя готовится, да и вот такое удумали. Не за себя просил царь, за людей стороны своей. Не себя спасти хотел, хотел спасти дочь единственную красавицу лебедь белую, от чужаков, коих ни кто не звал, ни кто не ждал, а они сами пришли, да всё себе по праву сильного взяли.

Призадумался тут муж сребробровый, призадумались и братья да сёстры его. То не пир был, была ловушка хитрая, то недруги их встретили, то супротивнички. Взялись они за мечи, да и всю заразу из терема вымели, всю тьму вычистили. Пожалели они только деток малых, да девиц молодиц, что меча не держали, да камня за пазухой не прятали, за себя не стояли, да о пощаде выпрашивали.

Славный бой был, славная победа досталась. Взял муж серебряными волосами украшенный замуж царскую дочь, взял, не спросив её воли, слова не выслушав. Началась в той стороне жизнь другая. Жизнь по слову да делам пришлых, прочая. Только дочь царя не смерилась, только думой она полнится, только злобой она наливается, только ищет она на мужа седого управы, только о мести лютой она и мечтает.

Как во ту пору да у той девы царицы красавицы был наречённый, да в походе он был дальнем, а как вернулся, так до него весть и дошла, что нет суженной у него, другому она досталась, другому пришлому да сильному покорилась, его женой сделалась. Загрустил он, голову повесил, свет ему не в свет стал, день не в день, тепло не в тепло, жизнь не в жизнь. Только мысли его мучают, дух изводят, тьмой душу молодецкую наполняют. Порешился он тогда на презлое, решил он отнять нареченную бывшую, да и сделать её своей царевной половинкой суженной. Он к ней ловкого мальца засылал, он ей слова ласковые передавал, да как мужа со света сжить спрашивал. Ловок ум жены злой, изворотлив да каверзен. Чрез того посланного она всё что удумала и выдала, да обо всём обусловилась, да и время на ту пору назначила. Муж же среброродый ее стал замечать, что снедает хворь какая-то супругу его. Стал он её распрашивать, стал выспрашивать что да не даёт сердечку ретивому покоя, отчего мрачны очи, да хмуры брови соболиные. Стала ему царица выговаривать, стала ему рассказывать:

— Мне чудной сон приснился, вот не знаю, как к тому отнестись, да как понять, да как тебе всё рассказать, царь и муж мой. Видела я во сне оленя золота рога. Далеко отсюда. Далеко далече, не всякий конь доскачет до тех мест, не всяк охотник осмелится в те места войти, не всякий из тех мест живой возвращается. Так вот кабы мне сердце того оленя съесть, так смогла бы я тогда родить тебе сына. Сына не простого, по локоть он бы был в серебре, да по ноженьке в золоте, во лбу его была бы звезда, всякому он был бы хозяином, да великим и славным потомком, для всякого отца честью да славой жизненной, что сквозь жизни людские пройдёт не измарается, да навечно в умах у всех останется.

Слушал слова злодейки жены царь, а уж сам в мыслях на охоту собирался, а уж сам готовился золоты рога оленя ловить, а уж он собирался волю жены сполнить, да сына могучего да славного дождаться. Порешил он для себя ни чего не пожалеть, а ту просьбу исполнить. Поклонился он царице своей, да на двор вышел. Свистнул, гикнул он братьев да сестёр своих названных. Про сон чудесный им рассказал, да их в путь позвал. Всех кроме одной. Кроме одной, что стала ему ближе сестры родной. Её в царстве вместо себя оставил, за всем пригляд вела, чтобы вместо него правила. Видели люди, как садились на коней царские братья с сестрами, да как первый скок они сделали, а уж потом пыль столбом на дороге от них только и осталась. Стоило царю с верными братьями да сёстрами ускакать, как злодейка царевна, змея подколодная, задумала сестру, названную царя, изжить, да пред тем позору предать, да всех наперёд научить, кто в её царстве государстве правит, показать. Опоила она ягодами дикими деву, да пока та спала к столбу, посередь городища приказала цепями приковать, да волосы её цвета золота к тому же столбу приспособить. Волос к волосу вокруг того позорного столба притянуть. Уж потом открыла она ворота для своего наречённого, впустила его да с воинством. Как хозяин он вошёл в терем чужой, вором вошёл, не молодцем. Стала царевна с ним жить припеваючи, царём не делая, а всё выжидая вести о том, что не вернётся царь среброголовый, не возьмёт с неё за допущенное.

Долго ли коротко ли, но добрались царь со своими названными братьями и сестрами наречёнными, до тех мест пропащих. Один за другим на кручах диких братья гибли царя. Где трясина болотная их сживала, где конь ноги сворачивал да с собой в погибель седока отправлял, где змеи злющие нападали, где волки рыскучие ночами охоту держали. Шла смертушка за ними, свой урожай собирая. Стали братья царю на то показывать, да стали к разуму его взывать, да на путь опасный указывать. Он же как помешанный всё дальше своих гнал, не жалел, только об одном мечтал. Мечтал оленя золоты рога поймать, да сердце его жене привести, её сон да просьбу выполнить. Стали и сестры гибнуть, а ему всё одно, всё едино. Только вперед, только найти, да оленя взять, сердце вынуть, тем судьбу свершить. Пока мог царь так братьев да сестёр в земле хоронил, а потом и так бросать стал, совсем обезумел, да разумом померк. Но пришла пора, и олень золоты рога ему встретился, кинулся на него царь, да хотел его мечом саморубом порешить, сердце вынуть, да в обратный путь отправиться. Говорил ему тогда олень золоты рога голосом человеческим:

— Моё сердце возьмёшь, от своей судьбы не уйдёшь. Тебя жена не за мной послала, послала она тебя за твоей погибелью. Оглянись, где братья да сёстры твои, только вдоль всей дороги кости их лежат, да тебе укором служат. Ты возвернись, да супругу накажи, тем и жизнь себе сохранишь, и славу среди людей вечную получишь.

Не стал царь слышать слова мудрые. Добыл оленя золоты рога, сердце вырезал, да в дальний путь вновь отправился. Путь что домой завсегда короче, так и получилось, что вскоре он возле царства своего оказался. Оказался с последними братьями, что чрез всё прошли, да брата старшего среди равных, не оставили, клятву свою не предали, да его тронутого да помешанного одного не оставили. Как вошёл он в земли свои, так встретился он с войском наречённого царицы, что его уже и не ждала. Стал он с ними сражаться, стал рататься да напоследок всех изрубил, окромя самого царевича, что в покоях его уже почивал, за столом его сидел, да волю царевны исполнял. В ту пору сестра царя среброголового на центре городища всё также стояла. Стояла его ждала. Стояла цепями к столбу была прикована, да за волосы золотые к столбу притянута. Грязью да камнями каждый день её били, каждый день тело её белое терзали, да словами тёмными поливали, глазоньки её ясные от голода да жажды совсем бездонными стали, силушки у неё с каждым мгновением да убывало. А тут пришёл гонец, что вернулся царь покоритель, да не один пришёл, с сердцем оленя золоты рога к самому городищу приспел. Остановился на отдых под воротами великими, да и шлёт царице весточку его встречать да как хозяина привечать. Горе горькое у царицы, волосы на себе рвёт, криком кричит, да поделать ни чего не может. Тогда решилась она на лютое, на бесчеловечное. Уж она украшала себя, уж она себя умасливала, надевала лучшие одежды, водружала камни самоцветные. Уж она выходила из городища со слугами, уж она выходила пир вокруг ворот разливала. Царю кланялась да хозяином его звала. Преподнёс ей царь сердце оленя злат рога, да от успеха закружилась его голова. Он из рук царевны ел, он из белых дланей чарку меда хмельного пил. Он с того, да с устаточку падал на землицу сырую, падал, как его братцы уже на ней лежали. Но лежали уже бездвижные, слугами царскими убитые. Да по наущению, да по сговору да приказу гневливому. А царица сама, знамо дело удумала. Уж как меч она в руки брала, руки ноги у царя рубила, да его в городище волокла. Все дивились её, все ей кланялись. Выходил ейный полюбовничек из терема, выходил, видел всё своими очами ясными. Подходил он к царю да на него мечом своим замахивался. Тут открыл глаза свои царь, обрубленный да изувеченный, говорил он таковы слова:

— Мне братья мои говорили, да на многое указывали, не внимал я им, о своём грезил, мне сёстры названные пытались очи открыть, да светом путь указать, не пошёл я по тому пути, мне и чуден зверь — олень златы рога, говорил, да я его и слушать не стал. Так скажу тебе воин, что вместо меня пришёл. А ты на то думу думай, да на судьбу потом не пеняй. Меня жена предала. Так и тебя она предаст. Меня всю жизнь сестра названная любила, так и тебя она будет любить, да детей тебе рожать, род твой на земле продолжать. Ты ей отдай, сердце оленя златы рога, тогда и родит она тебе молодца. А теперь меня пореши, такова моя судьба, нет, и не было, у неё другого конца.

Тут царевна смысля, что слова мужа бывшего могут разум полюбовничку на место направить, размахнулась мечом саморубом, да и снесла голову среброволосую. Крик тут раздался такой, что небо всколыхнулось, землица прогнулась да вздрогнула. Как услышала тот крик дева, что к столбу была прикована, как почуяла она боль в сердце растерзанном. Разорвала она цепи кованные, вырвала волосы от того столба вкопанного, устремилась она туда, куда сердце девичьё её повело. Только и успела она, что холодные уста поцеловать, да к телу измученному припасть.

Царица же чтобы времени не терять, вынесла царский венец да суженному его подаёт. Он его на голову, а он ему велик, да на голове сидеть не велит. Она ему меч саморуб подаёт, а он в землю возле царского тела вошёл, из руки её подлой выскочив, а и вытащить его не может, ни кто, как ни старался, да пред новым царём не выслуживался. Тогда глянул на всё это новый царь, да и повелел царицу изменницу за ворота городища вывести, да и конями припустить во все четыре стороны. Выполнили слуги веление царское, выполнили да предательницу каре предали. А царь на новой царице женился, женился да на той деве, что сводной сестрой врага была, да любовь свою смогла пронести да не уронить, не замарать, не придать, да всё выстрадать. С ней он стал жить, да детей с ней народил, да таких, что слава о тех сыновьях во всех четырёх сторонах слышится, да добром перекатывается, а где дорог нет, там птицей вольной летит. Летит, гудит, людей радует.

Зашумел тут дуб, листвой зеленой заиграл, заиграл на солнышке, пригрелся да и замолчал, будто и не ведал, что совсем недавно сказал.

Ведосказ дуба второго о Доле, что Бером была дарена

Могучей кроной, да кривыми корнями в земле другой дуб стоял, дуб великий стоял, стоял да слова, что ветерка дуновение на землю пускал. Как под тем дубом великим сам Бог Сварог сидел, да дуб мудрый слушал, а дуб не смолкал, а дуб гудел, да дела стародавние вспоминал:

— Мысли стройные, веды старые… Лейтесь частым дождиком, бейте ключами холодными, летите лёгким пёрышком. Вейтесь вы чрез реки широкие, змеитесь через горы высокие, петляйте сквозь леса дремучие, да степи вольные, только о том не забывайте, что мысли в слова облечённые должны зерном стать да в душу упасть, там взрасти да урожай добрый принести. Было это давно, да так давно, что и старики старые да мхом покрытые ужо и не упомнят, только Боги вышние о том, да я ведаю. О том и сказ поведу…

Пребывало в дни оные селение человеческое. Мужы — славные охотники, жёны — верные да добрые, дети хоробрые да смелые к лесу с младости приученные. А как лес там стоял, так вокруг ничего другого и не было, всё он человеку давал, всем питал, да всем одаривал. Так случилось, что у одного охотника завелась жена. Негоже человеку быть одному. Сокол без соколицы не летает, гнезда не вьёт. Селезень без утицы корм не добывает, жиром з

...