Однажды сон приснился мне чудесный-
Как наяву, не уж то так бывает?
Мол в МВИЗРУ я 2 дня недоучился,
И что меня обратно вызывают.
И я во сне в училище вернулся,
Жизнь завертелась словно колесо…
И тут исчезло все и я проснулся!
Как жаль, что это был всего лишь сон!
(Ю. Кистерный, МВИЗРУ 1974—1979, 2 факультет.)
Годы учебы в Минском ВИЗРУ (Минском Высшем Инженерном Зенитном Ракетном Училище Войск Противовоздушной Обороны страны) мне, спустя несколько десятилетий, кажутся одними из лучших в моей жизни.
Будучи же молодым курсантом, в условиях ограниченной свободы (на казарменном положении мы находились первые три курса учебы), жизнь казалась тяжелой. В казарму я попал 31 июля 1971 года, в день своего 17-летия, и провел этот день под руководством Феди Марушкевича в освоении намотки портянок и подшивании подворотничка.
Подготовку к поступлению в 10 классе я провел в углубленном изучении физики и математики, в том числе с преподавателями МВИЗРУ Леней Марушкевичем (родным братом Феди), а что такое быт в военных учебных заведениях не представлял. Возможно, мой отец, Борис Иосифович, сделал это осознанно, так как мечтал о военной карьере сына. Мне же было безразлично, какой ВУЗ, лишь бы там была высшая математика.
В дальнейшем я всегда поражался, как высокая наука и сложнейшие наукоемкие дисциплины, которые мы изучали 5 лет, совмещались в один день в голове, психике, логике с нарядами на кухню, мойкой очков, лишением увольнений за мелкие нарушения Уставов и элементами солдафонщины. Солдафонщины, которая иногда проявлялась в действиях наших командиров групп и старшины Васи С. Думаю, что им тоже было нелегко нами командовать после соответствующей службы рядовыми в «войсках». (У нас армейской дедовщины не было вообще, один призыв и другой уровень).
В баню и из нее мы ходили строем, там нам каптер курса — солдат выдавал мыло и сменное белье. Белье это редко подходило по размеру, и перед отбоем мы представляли интересное зрелище, особенно если комод (командир отделения) строил нас не одетыми по форме. С каждым месяцем стираные портянки при выдаче становились короче и короче, потому что многие отрезали от них полоски для натирания до блеска сапог. Зато в банные дни не надо было идти на зарядку. Вместо зарядки было «вытряхивание» на улице одеял. В эти дни казарма пахла хозяйственным мылом и «Шипром». Многие пытались зимой носить под «холодными» и «теплыми» кальсонами личные трусы, чтобы не отморозить часть тела в разрезе этих кальсон (особенно при кроссах на лыжах). Если ловили на этом — до 2 курса наказывали, потом на это, как и на свои носки под сапогами, закрывались глаза.
В день получалось много построений. В столовую тоже строем, по пути тренируя слаженность. Иногда командовал любой курсант для приобретения командных и волевых навыков. В столовой уже ждала еда: в бачках — первое, тарелках — второе и в чайниках — чай. Чаще пища была уже холодная. Все на комбижирах. Качество пищи — изжого-гастритное. Лет 7 после выпуска не мог есть рыбу. Некоторые даже считали, сколько километров рыбы съедает каждый курсант за 5 лет. Если суточный наряд по столовой был «свой», пищи в бачках было больше…
Шинели висели в каза
