автордың кітабын онлайн тегін оқу Белый бунт
Сергей Ермолов

Сергей Ермолов

Белый бунт

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

Герой романа — молодой человек 26 лет. Переживает свою любовную драму на фоне политических событий в Москве. Герой ходит на работу и выстраивает свои отношения с коллегами. Пытается осознать, как жить в России в начале 21 века. Влюбляется в девушку, которая выходит замуж за другого. Оказавшись на политическом митинге, герой становится свидетелем событий, которые происходят в городе. Провокации на митинге оппозиции приводят к вооруженному конфликту на улицах Москвы.

16+

8

6

22

8

7

18

19

5

12

6

15

34

25

29

41

35

24

20

10

28

40

7

32

33

30

26

14

23

37

42

13

31

39

9

4

3

16

1

11

17

27

21

Эта книга является художественным произведением.

Имена, характеры, места действия вымышлены или творчески переосмыслены. Все аналогии с действительными персонажами или событиями случайны.

1

Спал неспокойно. Рано проснулся. В комнате уже светло. Я не сразу понимаю, что звонит будильник. Уже проснувшись, я несколько минут лежу, ничего не соображая, а уши как будто отдельно от меня слушают звон, который не прекращается.

Переворачиваюсь на живот и накрываю голову подушкой.

Вылезаю из постели и подхожу к окну. Отодвигаю занавески с крупными фиолетовыми цветами — солнце заполняет комнату.

Вчера я заснул с мыслью, что со мной происходит что-то новое, совершенно незнакомое. Теперь эта мысль снова возвращается.

Впервые я принимаю внешний мир таким, какой он есть. Я потрясен. Иногда эта мысль успокаивает, иногда пугает.

Я выпиваю стакан воды. Спать больше не хочется. Вереница вечерних событий возвращается вновь. Делаю глубокий вдох и сосредотачиваюсь. Что я могу сделать? Я не человек, а сплошное разочарование.

Ты счастлив своей жизнью? Ты сам виноват в том, что ничего хорошего с тобой не происходит. Принимаю душ, бреюсь, причесываюсь, одеваюсь. Начинаю думать о работе.

Синдром понедельника — это целый комплекс ощущений. Я испытываю печаль, и что-то похожее на отвращение и беспокойство.

Выхожу на улицу. Надеюсь, что свежий утренний воздух ободрит меня. Теперь главное — не делать из всего драмы, мыслить ясно и логично.

Каждый понедельник мы что-то теряем. Мы теряем нечто каждый раз, когда надеваем официальный костюм. Печаль — существенная часть первых часов рабочей недели, и причина этого проста. Многие люди по утрам в понедельник ощущают тошноту и рвотные позывы.

Каждый день я хожу на работу. Я хожу на работу и по субботам, а если нужно — по воскресеньям.

Я опаздываю. Задержавшись у перехода, с сожалением признаюсь себе, что в последнее время опаздываю постоянно, и поспешно перебегаю дорогу и двигаюсь к большим крутящимся дверям главного входа. Кажется, люди все время входят и выходят, поэтому двери, наверно, вечно в движении.

Я прохожу мимо конторки администратора в центре фойе и поворачиваю направо к лифтам. Там уже стоят люди, но четыре лифта по два с каждой стороны, так что никому не приходится ждать. Лифт звякает, двери открываются, и выходят три человека. Шестеро нас рвутся внутрь.

Наблюдая за коллегами, которые каждое утро твердой поступью двигаются к центральному входу, глядя на одинаковые безэмоциональные лица, выражавшие лишь легкое превосходство над прохожими, трудно предположить, что эти люди способны жить.

Наша честь называется верностью. Беспощадность, жестокость, высокомерие, упрямство и равнодушие. Холодные и расчетливые натуры, не восприимчивые ни к чему, кроме доводов собственного рассудка. Никогда не задумывались о последствиях своего поведения. Люди продолжают бороться за выживание и сегодня.

На шестом этаже я выхожу из лифта и попадаю в коридор без окон, залитый резким светом люминесцентных ламп и выстланный жестким синим паласом. Вдоль одной стены до самых дверей из матового стекла стоят картонные коробки с многочисленными наклейками, ожидающие, когда их заберут в отдел корреспонденции.

С утра огромное здание гудит как пчелиный улей. Планктон с документами в руках передвигается из кабинета в кабинет, телефоны разрываются от звонков.

Я открываю дверь. Большой кабинет делится широким проходом на две равные части. Направляюсь к кофейному аппарату. Выбираю крепкий черный кофе с сахаром, который никогда не растворяется, прилипает к дну чашки комком полупрозрачных гранул.

Офис встречает меня запахом бумаги. Стандартные столы, кресла. Никакой роскоши, но и без убогости. Стол завален разными бумагами и журналами — тут смешалась работа уже сделанная и работа, которую только предстояло выполнить. Разбирать завалы некогда.

Подойдя к столу, включаю компьютер. Втиснутая под стол тумба с двумя выдвижными ящиками едва оставляет место для ног. Ящики были забиты полностью, документы громоздятся стопками на столе и полу. Большинство сотрудников уже здесь. Не глядя пожимаю несколько рук, которые тянутся ко мне.

Я смотрю на стену за спиной заместителя начальника, я смотрю поверх столов, телефонов, мокрых от пота рубашек. Я смотрю на знакомые лица. Я вижу их каждый день. Не исключено, что у них те же проблемы. Большинство людей подобны открытой книге. Они говорят, что чувствуют, высказывают свое мнение при каждом удобном случае, постоянно сообщают о своих планах и намерениях.

У каждого есть свои комплексы. Предъявив свои таланты, приходится сталкиваться с завистью, неприятием и другими проявлениями неуверенности. К этому нужно быть готовым. Этот гнилой мир сошел сума. Людьми правят лишь деньги. Я это знаю. Я верю своим глазам.

У меня тихая и неброская работа, я не тщеславен. Мою работу не за что самозабвенно и безумно любить, но, значит, не наделаешь и ошибок.

Раздававшийся время от времени смех возвращал смысл происходящему. Люди делают то, что обычно делают каждое утро, а их мысли связаны лишь с повседневной жизнью.

Говорят, что, подслушивая разговоры других, никогда не услышишь ничего хорошего о себе. С логической точки зрения это утверждение сомнительно, но мой личный опыт не смог его опровергнуть.

Мне мешают двигаться, развиваться.

Я стою посреди серой комнаты офиса, стараясь смотреть в окно. Артур уже десять минут орет на меня, брызгая слюной. Я никогда не привыкну к этим утренним совещаниям. Они разрушают мою личную жизнь.

Иногда мне удается поймать взгляд кого-нибудь из офисных. Глаза вверх, схватить картинку — и опять упереться в монитор или бумажку.

Я стою и жду, но больше ничего. Абсолютно ничего. Так, я с этим справлюсь. Легко.

Одно лишь стало во мне сильнее: раздражительность. Спрашиваю себя: «В чем причина?» Не нахожу определенного ответа.

Я изображаю на своем лице улыбку — подобие улыбки. Я не готов. Опять чувствую себя идиотом. Меня выставляют идиотом прямо здесь и сейчас. Моя вселенная рушится. Что, если так оно и есть?

Когда не знаешь, что делать — улыбайся. Это ощущение длится секунды две.

Они относятся ко мне хорошо, но от этого я становлюсь грустным и виноватым. Потому что я знаю, что я не такой хороший. Приходится идти на тысячи компромиссов, совершать сделки с совестью, чтобы получить, что хочешь.

Я не заблуждаюсь относительно начальника: толстяк всегда меня недолюбливал. Вбил себе в голову, что я ненадежен и легкомыслен. Проблема таких, как он, в том, что они думают, будто могут плевать на таких, как я. Они не понимают, в каком мире мы сейчас живем. Времена изменились. Надо разрушить систему изнутри. Способность человека к адаптации не безгранична. Человеческая машина тоже становится жертвой износа и амортизации.

Скорость нашей работы значительно возросла. Сегодня мы работаем быстрее, чем раньше. К этому прибавляется чувство переутомления, бешеной гонки, спешки, предельного напряжения и ощущения, что горишь на работе.

Драматическая пауза, понимающие улыбочки. Мне не хватает духу сказать: Вам ничто не поможет. Работа становится более однообразной, специализированной и срочной. Высшее образование очень старательно научило меня пунктуальности, послушанию и выполнению однообразной работы. От меня требуется лишь безоговорочное выполнение требований, исходящих от начальства.

Вижу и наблюдаю все с практическим интересом. Я совершенно хладнокровен, владею своими нервами и спокойно наблюдаю за происходящим. Высокомерен. Эгоистичен. Своенравен. Хотел бы думать, что дело здесь в страхе потерять работу. Хотел бы. Но не могу. Потому что страх, который заставляет мои ладони потеть, слишком силен для такого простого объяснения.

В какой-то момент я понял, что стал заложником. Я не мог не уйти от этих людей, ни остаться с ними. Ну, допустим, ты пробил головой стену. Что ты будешь делать в соседней камере? Если ты сражаешься вместе с нами — ты наш брат. Если ты стоишь в стороне — рано или поздно ты будешь нашей мишенью. Это только вопрос времени. Видимость обманчива. Вариант похуже встречается чаще. Спасательный круг оказался ошейником. Вот. Это и есть забавная сторона. Правила игры известны: главное, не воспринимать все слишком серьезно. Какой смысл спешить, если тебя все время останавливают? Я высказал эту мысль вслух. Был совсем рядом с ответом. Все было несправедливо. Но что в этой жизни справедливо. Кому это выгодно? Кто за этим стоит?

Если ты нам не подходишь — будь уверен, тебе об этом напомнят при первом же случае. Так всегда бывает. Ждешь важного события в своей жизни, готовишься.

Настает твой день. Но так долго длилось ожидание, столько нервов истрепано, столько сил потрачено. Никакого удовлетворения. Голова пухнет от других забот.

Я сажусь, позволяя себе слегка улыбнуться, не в качестве комплимента глубине и оригинальности своих мыслей, а отдавая должное самоконтролю и дисциплине, которые позволяли мне мыслить эффективно. Сосредоточенность — это единственное, чем можно скомпенсировать нервное возбуждение перед заданием.

Три раза переделываю три последние страницы отчета и аналитическую записку к нему, потому что перечитывая, нахожу все новые и новые нелепые ошибки. Это меня пугает. Обычно я очень внимателен и ошибок в работе никогда не допускаю. Надо работать более научно. Точно. Хладнокровно. И терпеливо. В жизни я стараюсь все делать обстоятельно. Семь раз отмерь, один отрежь — это мой принцип. Не подумав, я не влезаю ни в одно дело, каким бы привлекательным оно мне не казалось. Что для жизни, в принципе, не плохо. В девяти случаях из десяти я — хороший парень. Верю в непротивление злу насилием, интеллигентный разговор, творческую свободу.

Но самое главное — я стараюсь выполнять свою работу как следует.

Я не курю. Не люблю кофе. Много работаю не для того, чтобы меня заметили и повысили. Мне так нравится. Всегда интересно получить результат. Я могу забыть про обед. Или не забываю, но не хочу прерывать увлекший меня процесс.

Телефонные разговоры, тексты, отчеты. Все бумажки переписаны по несколько раз, на каждой проставлен номер, номер занесен в табличку, таблички и бумажки разложены по папкам, которые в свою очередь переписаны, пронумерованы, занесены в другие таблицы и разложены по другим папкам. Я пишу, переписываю, укладываю, нумерую, снова пишу. Так до бесконечности. Потому что забочусь я не столько о себе, сколько об обществе, в котором живу.

Не раз уже я слышал в ответ на рассказ о своей работе: «Ну что ж, и этим тоже должен кто-то заниматься». Все идет нормально, жаловаться не на что. Моя проблема состоит в том, что я не в состоянии целый день находиться в обществе людей, большинство из которых обычно занимает более высокие посты и ждут удобного случая поймать меня на каком-нибудь проступке. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на выяснение отношений.

Все попытки что-то изменить — кончаются или ничем, или страданиями.

«Приветик! Как дела?»

Я подавляю порыв — сразу ответить на твою SMS.

«Что случилось? Почему не отвечаешь?»

Ты не привыкла к тому, что я не отвечаю. Что ж, попробую и дальше быть сдержанным и необъяснимым.

«Я отвечаю».

— Ты любишь меня?

— Говори тише. Я слышу. Это может подождать до вечера?

— Не может. Послушай.

— Зачем ты говоришь мне такие глупости?

— Я не говорю глупости. Я говорю, что люблю тебя. Только ты — вот что важно.

— Это правда. Часть правды.

— В чем же заключается остальная часть правды?

— Угадай.

— Что же еще?

— Странное ощущение. Как будто вот-вот что-то должно произойти.

Вздохнув, я откладываю телефон в сторону. К чему все эти подходы? Почему бы просто не сказать, что я соскучился и очень хочу тебя видеть? Я задумываюсь. Потому что очень страшно, если ты откажешь. Поэтому иногда и начинается такое неадекватное поведение. Говорю «нет», когда хочется сказать «да». Пожимаю плечами — «не знаю», когда ответ очевиден. Ухожу, когда больше всего на свете хочется остаться.

Почему же мне так сложно пережить твой отказ? Каждый человек может быть занят. Но мое «я», моя внутренняя индивидуальность упорно борется за свое существование и не хочет воспринимать здравый смысл. Хочет доказать тебе, что мое время, нервы, настроение тоже чего-то стоят.

3

Едва прикрываю за собой дверь, как она бросается ко мне, прижимается, дышит в лицо:

— Где ты пропадал?

— А где я должен быть?

— Я тебя ждала.

— Для чего же?

— Не скажу.

Не думать об этом. Лучше вообще ни о чём не думать. Планировать больше нечего, взвешивать больше нечего.

Красота — обман, который рано или поздно увядает. Дружба — взаимовыгодная договоренность. Доброта не вознаграждается, а зло ненаказуемо.

Я стою, обнимая ее, вдыхая ее соблазнительный женский запах.

— Сережа, тебе известно, что ты ребенок? Ты просто-напросто ребенок.

Я смешной, самовлюбленный, обидчивый, нежный, гордый, пугливый, умный, болтливый и красивый.

Мои романы всегда развивались по простому сценарию: встреча, мгновенная влюбленность и длительное разочарование.

Все бывает прекрасно, но прекрасное не вечно. Оно приходит и уходит. Пытаться удержать его — значит сделать только хуже.

Я поворачиваюсь и смотрю на нее. У нее темно-каштановые волосы до плеч. Кроме следов помады на губах — никакой косметики.

Красивой формы рот. Из-за высоких выступающих скул кажется, что у нее впалые щеки. Лицо зрелой женщины, в нем чувствуется сила.

Обеими руками Наташа собирает свои густые темные волосы на затылке, словно собираясь завязать их в «конский хвост», но сразу же выпускает, так что они снова падают ей на лицо.

— Ты забавный и очень милый.

— Думаешь?

— Уверена.

Я беру ее руку в ладони и тихонько сжимаю. Ее ручка маленькая и загорелая. Она смотрит мне в глаза, ее губы приоткрываются, обнажив белые зубы.

Я наклоняюсь и целую ее. Сам не знаю зачем.

Наташа смотрит на меня внимательно. Будто приглядывается.

— Понравилось?

— Обычный поцелуй. Губы как губы, понимаешь?

— Очаровательная, забавная, верная, терпеливая, красивая. И сексапильная.

— Ты случаем не заигрываешь со мной?

— Угу, — подтверждаю я, смеясь. — Доверься женской интуиции.

— А если она меня подведет?

— Тогда доверься мне.

— А можно?

— Ты такая красивая. Разве не ясно, что мне просто хочется удовлетворить свое естественное любопытство?

— Насчет чего?

— Насчет тебя. Чего же еще?

— Ну, это слишком скучно. Опять ты дразнишь меня. Я вот думаю — а ты на все способен смотреть просто?

— Всегда был таким. Слишком нетерпеливым.

— А я всегда любила тратить время зря.

Неужели я влюбляюсь? Как смешно и нелепо. Чтобы скрыть смех, я кашляю. Почему бы мне не сказать ей это.

Я так близко к Наташе, что чувствую запах ее шампуня.

— Я легко смываюсь. Просто прими душ.

— Не говори так, — отвечает она шепотом.

— Не веришь, что я серьезно.

Голос звучит ласково и, пожалуй, игриво.

— Ты была так чутка только что, а сейчас слепа.

— Неужели ты ничего не понимаешь?

Как будто на этот вопрос можно дать ответ. Но я пытаюсь. Пробормотал что-то и

не могу вспомнить, что я тогда сказал.

— Что я делаю, — немедленно спохватывается она. — Еще подумаешь, что я издеваюсь над тобой.

Наташа протягивает руку и гладит меня по щеке.

Достаточно взгляда. Она знала, что хочу я. Я знал, что хочет она.

— В последнее время я только о тебе и думаю. Но нравиться — это другое. У меня нет времени на то, чтобы ты мне нравилась. Ты находишь эту историю забавной? Меня это не удивляет. Конечно, ты думаешь, что я влюбился.

Свобода и одиночество. Но нет, на этот раз я не убегу.

— Ты вспотел, — говорит она.

— Сегодня жарко.

— Ты весь мокрый.

— Это все рубашка. Синтетика.

— Тебе жарко? Ты весь красный.

— А ты на улице была? Жара дикая.

Так трудно сосредоточиться.

— Наташа, я хочу рассказать тебе кое-что. Ты просто сиди и слушай. Я хочу тебе кое-что рассказать, и я хочу, чтобы ты просто сидела и слушала, и ничего не говорила. Могу я говорить откровенно?

— А это обязательно? Ну, это слишком скучно!

— Опять ты дразнишь меня. Неужели для тебя все так просто?

— В твоем случае — да.

— Мне нечего на это ответить.

— Ты и не должен.

Возможно, я сам виноват. Возможно, да.

Она смеется. Это хороший знак. Значит, я еще что-то могу. Я вроде бы взял верный тон.

— Хороший был день?

— Обычный.

— Ты не любишь свою работу? — Мужчины просто обожают, когда им задают такие вопросы.

— Я хорошо ее делаю.

— Но?

— Нет, я ее не люблю.

— Хороший ответ.

— Я тоже так подумал.- Мне не хватает решимости — и она это знает.

— Ты очень глупый. Разве ты не знаешь, что быть таким глупым опасно?

— Может, я вовсе не такой ужи глупый. Может, я просто притворяюсь.

— Ты хороший.

— Не всегда. И не со всеми.

— Это не самое главное.

— Я надеюсь.

Может, это не доброта. Может, эгоизм.

— Я знаю, что могу быть ужасно нудным. Но ты ведь дашь мне шанс все исправить?

Мы — это всего лишь наши воспоминания. Нелегко об этом писать. Во мне что-то сломалось.

— Не хочешь поесть? Давай поедим.

— Не знаю. Не уверен, что хочу.

— Зато я хочу.

— Идем на кухню. Салатики какие-то. Еще мясо было.

Когда она ставит передо мной чашку, я сижу в каком-то отупении. Я в том состоянии, когда человек думает вроде бы обо всем, а на самом деле ни о чем.

— Тебя что-то беспокоит?

— Почему ты так думаешь?

— Ты слишком много размышляешь.

— Ты знаешь, что делать дальше?

— Да знаю. Ничего такого, с чем я не справлюсь сама.

— Думаешь это сработает? Почему ты так ведешь себя со мной?

— Разве тебе никогда не говорили, что нельзя расстраивать того, кто готовит тебе еду?

Я помню всякие мелочи. Дурацкие, неинтересные подробности.

Она такая же, как всегда. Однако я чувствую разницу. Появилось напряжение, которое возникает в тех случаях, когда человек хочет что-то сказать или сделать, но не знает, с чего начать. Возможно, она тоже ощущает во мне эту напряженность. Возможно, мы оба чувствуем напряженность друг в друге.

— Что-то не так?

— Нет-нет, все в порядке.

— Скажи, что ты меня любишь.

— Конечно люблю.

— Нет, не так. Что означает эта улыбка? Тебе хорошо?

— Лучше не бывает.

— Ты уверена?

— Без вариантов.

— Что случилось?

— Ничего.

— Правда ничего? А на лице написано, что случилось, — отвечаю я и провожу пальцем по ее загорелому лбу.

Она лежит на животе, игриво болтая ножками. Безумно сексуальна. Нахмурила брови, прикусила нижнюю губу. Сосредоточена.

Временами зрелище всей этой красоты приводит меня в экстаз.

Мы счастливы в настоящем, здесь и сейчас. Не смотрим в прошлое, не заглядываем в будущее. Держим друг друга за руки. Находим друг для друга время. Находим его, несмотря на всю занятость. Разговариваем друг с другом. Я засыпал под звуки ее голоса.

— Ты надо мной смеешься.

— Прости, — она наклоняется ко мне. — Я тебя слушаю. Видишь?

Рот у нее мягкий и чувственный. Нижняя губа была слегка шершавая и потрескавшаяся.

— Если ты понимаешь, о чем я говорю, тихонько кивни.

Мне стало как-то не по себе. Она просто давит на меня, и я никуда не могу деться из-под этого пресса. Я стараюсь скрыть разочарование.

— Ты женщина с принципами?

— Это кажется тебе противоестественным? Ты придаешь пустякам слишком большое значение.

— Как жаль.

— Чего тебе жаль?

— Много чего.

— А прямо сейчас — о чем ты жалеешь?

— Трудно объяснить. Да и не имеет значения.

— Для меня имеет. Объясни.

За свою жизнь я встречал множество лгунов — как мужчин, так и женщин. Но никогда еще не влюблялся в лгунью.

— Это глупо, — сердито сказала она. — Невероятно глупо. Зачем тебе это надо?

— Я хочу понять, что со мной происходит.

— Зачем?

— Просто не способен справиться со всем этим.

— Может и так.

— Чудовище ты мое.

Мы целуемся долго, не отрываясь друг от друга, не разнимая губ.

Что со мной? Я теряю себя или обретаю нечто такое, что потерял раньше? Я делаю паузу, стараясь обрести контроль над ликованием, все возрастающим во мне.

— Не люблю неясностей, — мой голос кажется странным даже мне самому.

— А ты забавный.

— Старюсь.

Я чувствую, что краснею. Мы уже встречались три раза, но близости между нами еще не было. До сих пор наши отношения были основаны на взаимном непонимании.

— Помочь тебе? — спрашивает она тихо. — Хочешь остаться ночевать?

— Придвигайся ближе, — прошу я.

Она подчиняется, подоткнув плед вокруг ног, чтобы он не свалился.

— Ближе, — повторяю я. Она качает головой.

— Я вижу по твоим глазам, что, если ближе, ты меня сразу схватишь.

Я киваю в знак согласия.

— Я просто практичен.

— Что это значит?

— Ты что, неважно себя чувствуешь?

— Я просто немного устала. Я действительно устала. Это так утомительно — бегать вверх-вниз по лестнице.

— А почему тебе пришлось бегать по лестнице?

— Мне надавали кучу поручений. Перестань так на меня смотреть.

— Как?

— Сам знаешь. Так, как будто ты хочешь, чтобы я тебя поцеловала.

— Но я действительно этого хочу.

— Хочешь, чтобы я тебя раздела?

— Нет. Подожди немного. Если меня сейчас раздеть, я начну торопиться и все испорчу. Пусть у нас все будет идеально.

— А если ты будешь все делать слишком быстро, это неправильно?

Она начинает гладить мою грудь.

— Перестань меня искушать.

— Я тебя не искушаю, а успокаиваю.

— Тебе нравится это. Ты можешь представить, что я сейчас чувствую?

Наташа выгибается мне навстречу.

— В основном, — говорит она, улыбаясь. — Тише, не вцепляйся мне в плечо.

— Ты довольна?

— Во всяком случае, я так себе внушаю.

— Не дразни меня.

— Я хочу.

— Спокойно.

— Пожалуйста.

— Подожди немножко.

— Я хочу сейчас, — мне все время кажется, что я слишком много говорю о любви. — Ты такая красивая в одних голубых трусиках.

— У меня есть и других цветов.

— Но без трусиков лучше.

— Ладно.

Я привлекаю к себе женщину с детскими глазами и очень осторожно целую.

— Не так.

— А как?

— Ты знаешь.

— Мне нравится ход твоих мыслей.

— Неостроумно.

Я и не стремился к остроумию. Просто сказал правду. Зачем скрывать?

— Что ты подумал, когда увидел меня?

— Честно?

— Честно.

— Ты хорошо себя ведешь.

— Вот видишь, еще одна причина встречаться со мной.

— Ты романтик.

— Ничего подобного.

— Да-да, ты романтик. Притворяешься, что это не так, но на самом деле так оно и есть. Я должна была бы удивиться, но почему-то не удивлена. Ты меня любишь?

— Само собой.

— Это не ответ.

— Нормальный ответ.

— Когда любят, так и говорят: «люблю».

— Все любят по-разному.

— Любят, может быть, и по-разному, только название у этого процесса одно. Кроме слова «люблю», другого не придумали.

— Но мы знакомы всего четыре дня.

— Два дня или два года. Какая разница?

— Конечно, есть разница!

— Из-за всего этого я испытываю некоторую неловкость, — с грустью признается Наташа.

— Из-за чего «этого»?

— Тебя это удивляет?

— Я действительно удивлен.

— Пожалуйста, не проси меня ни о чем, потому что мне не хочется тебе отказывать.

— Тогда не отказывай.

— Ты всегда так искренен?

— Просто до безобразия.

— Я рада, что ты не обманщик. Обожаю открытых людей.

— Не пойму, о чем ты.

— О том, что такие, как ты — настоящая беда. Я чувствую себя какой-то беззащитной.

— Перед чувствами?

— Да, правила игры внезапно изменились.

— Не прикидывайся скромницей.

— Тебе не нравятся скромницы?

— Мне нравишься ты. Я не сказал ничего лишнего?

— Абсолютно ничего. Ты льстишь мне сверх меры.

Я чувствую, что она нервничает, а мне этого не хочется. Мне нравится, как она улыбается, смеется, ведет себя раскованно.

Мы много говорим, больше чувствуем.

— Как ты себя ведешь?

— А что я не так делаю?

— Ты находишь это забавным? Меня это не удивляет. Конечно, ты думаешь, что я влюбилась, ведь думаешь?

Я притягиваю ее к себе. Я прижимаю ее губы к своим. Она обвивает руками мою шею и сдавливает меня в объятиях. Мы целуемся с открытыми глазами, вглядываясь друг другу в зрачки. Языки пробуют друг друга на вкус.

— Веди себя прилично, — шепчет она.

Кто скажет, что я кривлю душой?

— Я люблю тебя, — добавляю я, трогая языком ее розовый сосок, и тело отзывается на мои ласки. — Ты такая вкусная, — продолжаю я, а руки ведут свое исследование. — Такая нежная, гладкая и невыразимо сладкая!

— Сережа…

— Молчи, — тихо командую я, приближаю свой рот к ее рту, и под натиском моих губ у нее не остается сил возражать.

Когда я отпускаю ее губы, она едва дышит, а я смотрю на нее не отрываясь.

С того вечера мы стали встречаться, мы занимались любовью, и мало-помалу я начал осознавать, что наша связь становилась все теснее.

В любви становишься чуточку эгоистом.

Мною овладело безразличие, и то же время все чувства были обострены. Я отчетливо видел завитки ее волос около уха и вдыхал сладковатый аромат ее духов. Мне казалось, что я могу угадать ее следующий жести слова.

Каждая женщина представляет собой загадку. Но чаще разрешение этой загадки не приносит иного удовлетворения, кроме сознания, что загадка разрешена. Женская тайна представляет из себя искусно приукрашенный фасад, за которым нет ничего интересного.

И как мне ни больно, я понимаю, что это правда.

Я до сих пор не вышла замуж, говорила она, потому что, как мне кажется, не встретила подходящего человека.

Она обладала редким в наши дни чувством меры, здравым смыслом. Она умела отвергнуть то, что ей не подходило и улавливала малейшее притворство.

Наташа никогда особо не распространялась насчет своей истории с тем человеком, который оставил ее незадолго до того, как она встретила меня. Она сказала, что встречалась с женатым мужчиной и что у него были дети. Вот и все.

4

Наташа выглядела невероятно красивой и смотрела только на меня. Я даже обернулся, чтобы убедиться, что она улыбается именно мне, а не кому-то другому, кто случайно оказался у меня за спиной. Я выдумывал Наташу для себя.

— Ты удивительно выглядишь, — восхитился я.

— Надеялась, что ты заметишь, — ответила она.

— У тебя красивые руки.

— Сейчас они ужасные. Я не нашла нужного лака.

— Я обожаю тебя.

— Хороший мальчик.

— Перестань мучить меня.

— Я тебя мучаю?

— Да. Ты смеешься надо мной.

— Не будь смешным.

Я не чувствовал уверенности. Не знал, что Наташа думает обо мне.

Наши взгляды встретились, и она как будто даже растерялась от неожиданности. Я сидел и ждал, что произойдет в следующий момент.

— Что с тобой? — спросила она. — Уж не влюблен ли ты?

— Не знаю. Я об этом подумаю.

— Какой же ты еще малыш? Может быть, ты действительно влюблен в меня?

Вот когда я впервые подумал, что она умнее меня. Я старался привыкнуть к роли выжидающего, к ощущению, что действуют все, кроме меня. События должны развиваться сами, без моей помощи. И либо Наташа неизбежно достанется мне, либо нет и тогда мне не в чем будет себя упрекнуть.

— Ты всегда такой вежливый? — поинтересовалась она.

— Нет.

— Я так и думала. Никто не знает, какой ты на самом деле. Ты начинаешь мне нравиться. И что мы будем с этим делать?

Смотрел на ее волосы, и мне казалось, что я давно знал их на ощупь. Ожидание не всегда утомительно.

— Ты меня хоть немножечко любишь? — опять спросила она.

— Ты и сама знаешь, — ответил я. — Знаешь же.

— Откуда ты это знаешь? Откуда?

— Ты нужна мне. Почему ты упрямишься? Ты какая-то старомодная. Говоришь «нет» только для того, чтобы я тебя упрашивал.

— Откуда ты так хорошо знаешь, чего мне хочется? — Наташа быстро посмотрела на меня, отвела глаза.

Я не встречал сопротивления своему безразличию. Недоверие женщины всегда вынуждает быть более изощренным в обмане. Решение вроде бы не такое уж и важное, но почему-то оно кажется важным. Не могу понять, что хочу от себя. Неизвестное всегда пугает. Не знаю почему, но я чувствовал, что краснею. Нужно уметь любить. Я не хочу учиться ничему другому. Любовь для меня — все в жизни.

— Что ты сказал? — переспросила Наташа.

— Что я люблю тебя.

— В самом деле? А тебе не кажется, что мы давно выросли из этой игры?

— Я еще не знаю, чего хочу.

— А чего ты хочешь приблизительно?

— Приблизительно — всего.

— Какие глупые слова. Но слушать их от тебя почему-то приятно.

Наташа смотрела на меня с любопытством, и я почувствовал, что она рассматривает и оценивает меня. Все, что происходило не было похоже на реальность. Человек, который старается убедить, никогда не бывает правдив.

Я подумал — первый шаг сделан. Надо делать второй.

— Какое счастье быть хорошенькой женщиной, — сказала Наташа.

— Я хочу, чтобы мне завидовали.

Женщина способна на всякие хитрости, если хочет заманить мужчину в ловушку. Но меня заманивать было не надо.

— Ты мне веришь?

— Хочу верить.

— Можешь верить.

— Что-то ты очень говорлив сегодня.

А я был счастлив. И мне было все равно, что говорить.

— Я тебе нравлюсь? — это одна из тех фраз, которыми пользуются женщины, чтобы обратить на себя внимание мужчин.

— Конечно, — ответил я.

— Чем?

— Мне это известно.

— Тогда хорошо.

Я ждал и не делал лишнего. Так просто испортить хорошее. Не делал того, что хотел. Вот она проблема. Надо назвать ее. Необходимо знать, что нужно опасаться в такой ситуации. Моя неловкость развлекала Наташу. Может быть, я остановился за минуту до того, как она уже была готова согласиться.

— Я хочу спросить, — прежде мне не удавалось быть таким откровенным. — Не хочу, но надо.

— О чем же?

— Ты чувствуешь то же, что и я?

— Я не знала, что для тебя это будет интересно.

— Зачем тебе так необходимо мучить меня?

— Наверное, я к тебе неравнодушна.

— Что полагается делать в таких случаях?

— Давай не будем говорить об этом сейчас.

Я боялся молчания в присутствии любимой женщины. Не всегда мог придумать, что бы такое сказать. Излишняя скромность, вот что это было. И ничего другого.

Наташа открыла рот, собираясь что-то сказать, снова закрыла его, и, наконец, тихо спросила:

— Ты уверен в себе?

— Нет, — ответил я. — Не всегда.

Я сказал «нет» и подумал: странно, что она смеется.

Но почему именно так? Ужасно неудобно. Хочется увидеть во плоти мои грешные мысли. Чувствовал, что Наташе это было необходимо не меньше, чем мне. Я могу только гадать, как оно бывает с любимой женщиной. Воображаю всякие подробности. Мне это нравится. Мне всегда казалось, что ноги — самая некрасивая часть тела, но у нее они мне нравятся.

— Ты ужасно упрям. Можно мне дать тебе совет?

— Я их не часто слушаю.

— Ты не обращай внимания, когда я такая. Я не хочу быть некрасивой перед тобой. Ты знаешь, о чем я думаю?

— Нет. — Откуда я мог знать? Я не знал даже, о чем думал сам.

— Мы оба знаем, чего хотим. Я буду откровенна. Мне казалось, что я могу обойтись без тебя. Но я не могу.

Может быть, мне просто повезло, что Наташа обратила на меня внимание.

Я тщательно подыскивал слова, чтобы ей ответить. Боялся одного — как бы не сказать банальность. Наташа должна быть моей, быть со мной, подумал я. Мне нравятся улыбающиеся лица. Она уже все поняла. Нам удалось понравиться друг другу.

— Не знаю, о чем говорить, — сказала Наташа.

— Тебе и не надо ни о чем говорить.

— Мы, наверное, сами создаем себе сложности.

— Это понятно.

— Понятно? Тебе понятно? Как тебе может быть понятно? Я не хочу, чтобы ты во мне ошибся.

Я обрадовался. Это — странно. Я совсем не веселый человек. Не долго же она сопротивлялась. Очень умна и знает, что делает. Я завидую людям, которые живут ни в чем не сомневаясь. До встречи с Наташей жизнь у меня была какая-то однообразная. День за днем одно и то же. Ничего не происходило. Жизнь проходила. Ускользала. Я не мог понять, почему мне не везло в любви. Хотел быть любим. Я пытался. Постоянно пробовал быть счастливым.

Никогда нельзя быть уверенным, что поступишь именно так, как пообещаешь себе. Мне необходимо повзрослеть. Мои желания притягивают меня к Наташе. Я влюбился в нее. Окончательно и бесповоротно. И рано или поздно придется задуматься, что с этим делать. Мне не хватает уверенности в себе. Я хотел, чтобы Наташа взяла инициативу в свои руки, подала мне знак, которого я ждал. Рядом с Наташей я не хочу быть смешным.

Я ничего не выдумывал. Наташа позволяла мне быть искренним с собой. Я это чувствовал. Я был честным в своих желаниях? Так почему же я так нервничал? Я понимал, что все написано у меня на лице, и скрыть это от Наташи не удастся. Невозможно избавиться от всех своих недостатков.

На мгновение она повернула голову и посмотрела на меня широко открытыми глазами. Спокойно, сказал я себе. Хорошо все обдумай. Надо быть хитрым. Времени хватит. Я никогда не был наивным. Наташа оказалась очень близко от меня. Я могу говорить лишь о том, что чувствую. Любовь должна сделать меня увереннее.

Я верил: она думает то, что говорит. У меня дурацкая привычка краснеть, когда я застигнут врасплох. Я мог упустить что-то, имеющее огромное значение. Внутри у меня все время что-то вертелось, стараясь найти удобное место, как человек, у которого бессонница, старается подыскать удобное положение на кровати.

— О чем ты думаешь? — спросил я.

— Вот сломала ноготь и теперь вспоминаю, где и когда это случилось. Как ты себя чувствуешь?

— Неуверенно.

— Я смущена еще больше, чем ты.

Мы поддавались друг другу. Мы не пытались постоянно доказывать, что кто-то из нас лучше другого.

Наташа получала все, что хотела. Я уступал неожиданно для себя. Не мог ни в чем отказать этой женщине. Не хотел ни в чем ей отказывать. Мне нравилось подчиняться Наташе. Просто я был уверен, что она этого хочет.

Я вдруг подумал, что Наташа — эгоистка. Возможно, что и так. Но меня это не волнует.

— Ты все еще нервничаешь? — спросила она.

— Я не хочу разрушать твое мнение обо мне.

— Ты зря тратишь время на объяснения. Все понятно без слов.

— Ты для меня больше, чем просто красивая женщина, — я старался, чтобы она поверила мне.

— На меньшее я никогда не соглашусь.

Наташа перестала говорить и прижалась ко мне. Она хотела меня успокоить. Или успокоиться сама, кто знает? Не нужно воображать женщину более искренней, чем она искренна в действительности. Не следовало говорить Наташе все, что знаешь о себе. Но я не сумел притвориться. Разучился быть искренним во лжи.

Мне хотелось быть безгранично нежным и терпеливым. Любовь учила меня нежности.

— У тебя лицо человека, который обманывает, — сказала она.

— Я постоянно обманываю.

— Я знаю. Но меня — нет.

Хотел возразить, но передумал.

— О чем ты думаешь? — спросил я.

— О тебе. Размышляю, сможешь ли ты сделать меня счастливой. Это будет очень трудно.

— А что для тебя важно, Наташа?

— Ты должен постоянно напоминать мне о моей привлекательности.

— Какая ты пошлая.

— Тебе очень понравится. Иди ко мне. Иди, иди.

Она погладила меня по голове едва ощутимым прикосновением и тут же убрала руку. Мне хотелось спросить у нее, почему все становится легче и проще, когда она рядом. Я хотел воспользоваться ее желаниями. Мне они нравились. Вот она любовь, подумал я. Здесь. Сейчас. Наконец-то я понял. Все было серьезно. Она не шутит.

— Каждая женщина боится своей откровенности перед мужчиной, — сказала Наташа.

— Я не хочу заставлять любить себя.

— Видел бы ты сейчас выражение своих глаз. Ты сам не знаешь, на что толкаешь меня.

Я не хотел ей отвечать, не знал, как выразить свои чувства словами. Я нашел женщину, которую искал. Хочу быть любим. Ничего другого я не хочу.

Было ясно, что она никуда не спешит. «Разве так можно?» подумал я. «Почему так долго? Может быть, что-то не так?»

Я почувствовал, что больше не нужно пытаться. Пока. Только пока. Словно боялся, что она плохо подумает обо мне. Что я забыл сделать? Какая-то смутная мысль вертелась в голове, не давая покоя. Чувствовал, что мне обязательно нужно было что-то сделать. Но что? Мне казалось, что от этого зависела моя любовь.

— Я тебя погублю, — сказала она.

— Лучше ты, чем другая.

— Ты просто очень плохо знаешь женщин.

— Да? Не делай из меня дурака.

— Просто я тебя немного поддразниваю.

По ее голосу я чувствовал, что она не шутит. В ее словах я находил подтверждение своим ощущениям. Я не могу привыкнуть к своим новым чувствам. Они не могут быть только выдумкой. Признаваться в любви нужно лишь тогда, когда уже нет возможности молчать. Но любовь невозможно выразить словами.

— О чем ты думаешь? — спросил я.

— Разве я всегда должна о чем-нибудь думать? Ты меня все время спрашиваешь. У меня на лбу появилась новая морщинка.

— Как ты думаешь, есть у меня хоть маленький шанс?

— Ну и вопросики же у тебя.

— Мне просто хочется узнать твое мнение.

— Иногда ты ведешь себя, как ребенок. Но мне нравится быть терпеливой. Именно это я называю любовью.

— Как неожиданно все получается.

— Я знала. Знала, что у нас с тобой так будет. Знала, лишь только увидела тебя.

Только теперь я догадался, отчего это вдруг при виде Наташи мне становилось так хорошо, — ее отношение ко мне изменилось. Как хорошо быть так уверенным в себе. Я должен признаться, что хочу этого. Ни с кем другим не чувствовал ничего похожего.

— Ты что-то хотел сказать мне? — спросила она.

— Так, одну глупость. Не обращай внимания.

— Ведь ты не считаешь, что мы что-то упустили?

«Именно так», подумал я. Несколько минут я обдумывал ее слова. Потом спросил:

— Я тебе, что ли, не нравлюсь?

— Как я хотела бы, чтобы это было так. Ты же еще совсем ребенок. Ты не можешь быть предоставлен самому себе.

— Ты серьезно?

— Разве похоже, что я шучу? — Наташа ответила не сразу, и, еще не зная ее слов, я вдруг понял, что она может сказать что-то такое, что поразит меня.

— Я ищу человека, который бы понял меня.

— Это нелегко. Тем более, если ты прячешься. Не осложняй себе жизнь.

— Я не говорил этого.

— Тебе и не нужно было говорить. Ты не представляешь, как мне нравится просто видеть тебя рядом.

Найти так же просто, как потерять. Нужно лишь знать, где искать. Я поверил Наташе. Почему-то именно ей. Она может обмануть. Не привыкай доверять красивым женщинам. Она обязательно найдет, что можно требовать взамен. В общем-то это понятное желание.

И как это Наташа всегда угадывала, о чем я думал? Когда любят не врут.

Во мне нет ничего способного удивить. В оригинальности я всегда был неудачен. Мне не следовало воображать, что я могу убедить в своей любви любую женщину. Мне нравятся ее ноги. Но я никогда не говорил ей об этом. Старался не давать ей лишних козырей. Не могу не просить женщину о том, что другим мужчинам она всегда предлагает сама. Я спешил. Никогда прежде я не боялся не успеть.

— Тебе не хватало меня? — предположила Наташа.

— Да.

— Очень не хватало? Мы с тобой еще поговорим об этом. Ты умеешь польстить.

Я вообразил, что мне удалось почти все из задуманного. Верил от начала и до конца в то, что говорил. Я не обманывал.

— Я рада, что ты пришел.

— А что, было много таких, которые отказывались? Неужели такое случалось?

— Ты этого не сможешь понять. Почему ты меня об этом спрашиваешь?

Я покраснел и смущенно рассмеялся. И не стал объяснять. Наташа тоже улыбалась моему детскому вопросу. Я очень легко поддался ее влиянию. У меня не появлялось возможности разоблачить женское притворство. Я не заметил иронии. А может, ее не было. Заговорил неуверенно, не всегда зная, что скажу дальше. Я считал, что это важно — какие будут сказаны слова. Рассказывал Наташе о себе лишь то, что мне было выгодно. Когда я оказываюсь с ней рядом, ложь всегда становится правдой. Мне это нравится.

— Ты сейчас какой-то тихий, — сказала Наташа.

— Видимо, так удобнее.

— Ты кажешься мне скромным и робким.

— Это одна из моих лучших выдумок о себе. Внешность должна обманывать. В действительности я, конечно, всегда другой. Мне кажется, что хуже. Но это не оказывается недостатком, если получается скрыть.

— Однажды все откроется.

— Разве у меня есть выбор?

— Нет. Рядом с тобой я чувствую себя уютно. Тебе что-то хочется сказать мне? Что?

— Еще не знаю, но скоро буду знать.

— Я хочу, чтобы ты говорил обо мне. Не надо теперь меня стесняться. Запомнил?

Наташа понимала больше, чем я хотел сказать. Мои ошибки не удивляют никого, кроме меня. Не мог удержаться от улыбки, и она сразу выдала меня. Не следует быть искренним с женщиной больше, чем необходимо.

— И когда ты только повзрослеешь, — сказала Наташа.

— Не надо так говорить.

— Это просто шутка. Люблю пошутить. Я ведь несерьезно. Сам понимаешь, что не это имеет значение. Мы с тобой взрослые люди.

Я сказал — да, мне кажется, что да. И улыбнулся Наташе.

Я чувствовал любовь. Это ощущение очень важно для меня. И вдруг Наташа улыбнулась, как озорной ребенок. Я подумал, что, возможно, она и правда влюблена в меня.

— Ты совсем не такая, как я ожидал.

— Знаю.

— Я не могу понять, почему.

— Глупенький, в таких случаях не существует никаких «почему».

— Я ничего не выдумываю.

— Я верю. И давно ты так чувствуешь?

— С самого начала.

— Это неправда.

— Я вижу, что ты мне не веришь. Но это глупо.

— Такое теперь редко встречается. Ты сам увидишь. Ты же известный врун. Разве можно верить вруну?

— С чего ты решила, будто я вру?

— Любая наивность имеет предел, как ты думаешь?

— Ты что-то знаешь обо мне, — усмехнулся я.

— Да так, кое-что. Ты всегда думаешь о чем-нибудь таком?

— Стоит мне перестать быть наивным, все говорят — стал умным.

Вдруг Наташа рассмеялась, а вслед за ней рассмеялся и я. Мы не могли остановиться.

— Если бы ты видел, — сквозь смех проговорила Наташа, — какое у тебя было лицо. Не смотри на меня так. Я ведь на твоей стороне.

«Она права, она опять права», подумал я.

В искренности ее тона можно было не сомневаться. Я почувствовал, что получил в руки определенную власть. И, хотя это было бессмысленно и ни к чему, мне это было приятно. Никогда не следует торопиться узнавать о всех недостатках женщины. Я никогда не был хорош на столько, чтобы обо мне можно было мечтать. Очень важно считать себя красивым. Я о себе так не думал. С самого начала наших отношений инициатива во всем исходила от Наташи. Это она меня выбрала и добилась того, чтобы мы были вместе. Понравиться мне не сложно. До Наташи я ни разу не встречал женщину, которая была бы способна думать две минуты подряд. Не могу не выдумывать женщину, которую хочу полюбить. Я обманываю себя сам.

В моем характере слишком много услужливости, желания угодить. Тут уж не собственного достоинства.

5

У меня невзрачная, незапоминающаяся внешность. Средний рост. Средний вес. Меня можно перепутать с кем угодно. Меня невозможно запомнить. У меня нет родинок, бородавок или шрамов. У меня тонкие губы, ничем не примечательный нос, тусклые волосы, маленькие, невыразительные глаза.

Меня убедили менять автомобиль каждые три года, а процессор компьютера каждые полгода. Я принимаю биодобавки и витаминные комплексы. Очень важно, чтобы мои часы и парфюмерия были дорогими.

Я всегда стараюсь расположиться поближе к сцене, чтобы послушать безголосых и бездарных, но «раскрученных» артистов. Я очень старательно слежу за результатами «российских футбольных клубов», состоящих из хорошо оплачиваемых чернокожих.

Я начинаю постоянно испытывать психологический дискомфорт, оттого что я русский. Раньше мне не приходили в голову подобные мысли.

Я отгоняю от себя такие мысли, чувствуя их опасность для своего душевного состояния. В последние дни я несколько раз находился на грани паники — а один или два раза даже переступил эту грань. Паническое чувство не конструктивно. Выйдя из этого душевного состояния, я чувствую себя еще более несчастным.

Человеческая жизнь — сплошная агония. Смерть постоянно следует вместе с человеком.

Все эти размышления лишь пустая трата времени и сил. Отрицательные эмоции накапливаются, становятся сильнее и мрачнее. Состояние у меня крайне напряженное. Иногда кажется, что достаточно какого-нибудь толчка.

Нужно взять себя в руки. Собраться. Вести себя, как взрослый человек. Этот способ требует времени и терпения, не гарантируя при этом успеха.

Можно сказать проще: я неудачник. Так считают все. Я тоже. Я гоню воспоминания прочь. Глаза пересохли — я моргаю. Делаю рваный вдох. Я снова я. Я — никто.

Откровение. Мало кто может вынести такую реальность.

С родными я общаюсь по телефону. Мы почти не видимся лично. А когда встречаемся, то возникает ощущение, как будто присутствует только часть нашего сознания. И от общения всегда возникает ощущение половинчатости.

Ничего не читаю, не интересуюсь политикой. Мне не нравится реклама. Ненавистны абсолютно все глянцевые обложки.

Я всегда был беспокойным и никогда ничем не удовлетворялся. Ни в чем не хочу половины — не могу позволить себе такую роскошь. За все, что мне хочется приходится ожесточенно бороться. Я не знаю, как мне жить. Я не знаю, как вообще нужно жить. Знаю лишь, как живу я. Жду мудрости, все еще жду. Может, пройдет еще много времени. Я живу в тени своей собственной жизни.

Я хочу идти на работу, хочу вести подсчеты, звонить по телефону. Мне необходимо расположиться за рабочим столом. Мне кажется, что я не выполняю свой долг.

Все слишком просто: можно даже начертить кривую зависимости моего настроения от звонков Наташи и наших встреч. Кривая резко пошла вниз, и с этим надо было что-то делать.

6

Я не умею быть счастливым без любви. Это может сказать о себе любой человек. Наташа — первое, о чем я вспоминаю, когда просыпаюсь. Мне просто нельзя иначе. Я уже и так потерял много времени, не зная, что Наташа существует на свете.

Если я начинал говорить какие-то слова, то они казались мне глупыми. Пытался остановить себя. Но это мне не удалось. Слишком многое еще было неясно. Если бы я только так не нервничал.

— Никак не могу понять, кого ты боишься — меня или себя? — спросила Наташа.

— А это имеет значение?

— Нет. Ничто не имеет значения, пока ты здесь, со мной. Я — совсем как ты. Я тоже не умею пользоваться словами.

Я слушал ее и не отрывал глаз от ее губ. Мне до боли хотелось дотронуться до Наташи. Так просто протянуть руку и провести пальцами по щеке. Так просто.

Хотел говорить с металлом в голосе, но не вышло. Дурацкая получалась сцена. Хотелось бросить все и бежать. У меня внутри что-то сжалось и вырвалось наружу — совсем неожиданно — хохотом. Любовь не должна просить.

Наташа смотрела на меня чуть прищурившись. Я выдержал ее взгляд. Сделал вид, что ничего не понимаю. Неужели ее нужно уговаривать? Эта мысль ошеломила меня. Я молчал. Эта женщина заставляла меня думать только об одном. У меня не было сомнений в своих желаниях.

— Не смотри на меня так, — сказала Наташа.

— Я вовсе не об этом думал.

— А о чем ты думал? Не ври, пожалуйста. Не разочаровывай меня. Неужели ты не можешь просто сказать, что хочешь меня?

— Почему мы всегда делаем то, что хочешь ты?

— Мне нравится, когда ты такой уступчивый.

Наташа смотрела на меня ласково и с каким-то нетерпением. Я это заметил. И старался поменьше смотреть в ее сторону. Прятался за свою недоверчивость. Мною овладело странное чувство. Словно все происходит не со мной. Смотрел на себя как бы со стороны. Не мог отвести взгляд от ее губ.

...