Удобной я никогда не была и сейчас тоже не буду. Ты можешь сколько угодно прятаться от чувств, которые я в тебе вызываю, но рано или поздно тебе придется посмотреть им в лицо. Потому что я буду рядом, чтобы сводить тебя с ума, злить, раздражать, заставлять выбираться из твоей скучной раковины и жить
– А как же ужин? – спрашивает Ника, опуская на стол дощечку с сыром и орешками.
– Сначала поговорим, – говорю твердо, похлопывая по колену.
Ника пожимает плечами и медленно приближается ко мне, позволяя насладиться зрелищем. От вида хрупкой фигуры, одетой лишь в тонкий шелковый сарафан, подчеркивающий все впадины и изгибы ее тела, я едва ли не забываю о своей цели на этот вечер, но заставляю себя сосредоточиться. Протягиваю ей руку и, когда она вкладывает в мою ладонь маленькие пальчики, тяну на себя, усаживая на колени.
Жадно вдохнув ее запах и поцеловав впадинку у основания шеи, из-за чего под кожей чаще пульсирует тонкая голубая вена, ласково, но твердо произношу:
– Ника, две недели давно прошли.
Одной рукой я поддерживаю ее за плечи, другой осторожно поглаживаю шею, спину, бедра.
– Ммм… – раздается в ответ.
– Ника, ты обещала, что через две недели скажешь, выйдешь ли ты за меня замуж, – напоминаю я. – Я не торопил тебя. Давал тебе время привыкнуть
Я смотрю Нике в глаза, потом опускаю взгляд на еще плоский живот, в котором живет наш ребенок, о существовании которого мы узнали всего пару недель назад
Теперь мне понятно, почему ты так долго скрывал ее ото всех, – говорит Ваня Сафронов, подсаживаясь на скамейку, на которой я сижу, издали наблюдая, как Ника руководит съемками новой рекламной кампании для его магазинов.
– Много ты понимаешь, – иронизирую я.
– Она – бриллиант.
– Да, – соглашаюсь я. – И моя, – добавляю твердо, сразу обозначая границы.
– Это было лишнее. Любому, кто на вас посмотрит, это ясно без слов.
Я киваю, не отводя глаз от Ники. Да. Она моя. Точно так же, как я – абсолютно ее. Кто бы мог подумать пять месяцев назад, куда меня заведет простая просьба Кирилла присмотреть за его младшей сестрой.
– Знаешь, друг, я тебя таким вижу впервые, – говорит Сафронов.
– Это потому, что и я себя таким вижу впервые, – усмехаюсь я.
С Никой в моей жизни многое впервые. Дом, тепло, честность, поддержка и безусловное доверие.
Почти всю ночь я не сплю. До самого рассвета мечусь по кровати, прокручивая в голове разговор с Даниилом, и размышляю, прав ли он, что у меня еще есть шанс все исправить. Шанс, пусть призрачный, есть всегда, какой бы безнадежной ни казалась ситуация. А время? Когда я в последний раз общался с Кириллом, он намекнул, что отъезд Ники в Испанию должен состояться в самые ближайшие дни – родители не хотят откладывать. Что, если в этот самый момент они уже пакуют чемоданы?
От одной мысли, что вскоре Ника окажется в другой стране, мне становится не по себе. Ощущение такое, словно я вот-вот лишусь части себя, без которой не смогу выжить. Я ведь уже попытался сделать это, но не вышло. Дни, которые я провел вдали от своей белокурой занозы, сложно даже назвать жизнью – скорее, это механическое функционирование организма, который обслуживает свои банальные потребности. Но вкуса нет. Нет драйва, огня, интереса. Оказывается, они все это время были в Нике, а я этого просто не замечал. Не ценил так, как она этого заслуживала
Я нажимаю на его имя в записной книжке и жду, пока тишину разрежут длинные гудки. Дима берет трубку на третьем.
– Ника, – говорит он взволнованно. – Это ты?
От такого знакомого, ставшего родным голоса у меня перехватывает дыхание. Я вдруг чувствую несвойственную мне сентиментальность и вместо того, чтобы поздороваться, истерично произношу:
– Почему ты не приходишь ко мне?
Мой голос звучит сдавленно и сипло, а сама я отчаянно борюсь с непрошеными слезами.
