Оглавление

Пролог

Ян отстал от Светобора, замер, услышав шорохи справа — с той стороны, где был хлев. Сонный перестук копыт, после — еле слышное хлопанье крыльев. «Маленькая птица или мотыль», — попытался определить по звуку юный следопыт. Он развернулся всем корпусом к строению и, ступая на цыпочках, чтоб не издать лишнего звука, задев какой-нибудь камешек, проделал несколько шагов вперед. Звуки, насторожившие его, больше не повторялись. Ночной воздух, густой и теплый, словно только что снятая сметана, звенел лишь музыкальным стрекотом кузнечиков. Ян замер. Показалось? Сглотнул, отчего ушные раковины его шевельнулись. И снова почудилось еле слышное трепетание.

«Светобор ушел далеко. Не слышно его шагов совсем. За ним идти или проверить? Чудище кровь сосет у коров и буйволопотамов. На людей не кидалось. Значит, или оно меньше человека, или слабее.» Ян в своих рассуждениях не учел, что сам был еще мал и мог представлять угрозу разве что для цыпленка. Мальчик смело шагнул в кромешную темноту хлева.

… — Очнись! Очнись, малец! — лицо Светобора в ярком свете от посоха склонилось над ним, морщины на лице старца прорезались сильнее, будто борозды на древесной коре. Ян открыл глаза и тут же зажмурился. От неожиданности ему показалось, что свет зеленых глазищ ведуна слепил его ярче посоха.

— Вставай, вставай быстрее! — торопливо стал поднимать его старец, хватая то за руку, то за плечо.

Ян поднялся, неуверенно шатаясь, почувствовал сильную усталость, тянущую его обратно к земле, нахмурился.

— Как же ты один пошел? Меня бы позвал! — сетовал ведун, осматривая Яна со всех сторон, одновременно водя посохом и руками вокруг головы.

— Ты впереди был, далеко. — Объяснил мальчик, постепенно приходя в себя.

— Пойдем отсюда, — скомандовал старец, закончив свои нашептывания и обмахивания над Яном, — хватит на сегодня!

— А как же чудище?!

— Сбежало! Удрать успело, — развел руками Светобор, — Я как тебя потерял, пошел обратной дорогой, только по шорохам и твоему мычанию безвольному определил, где ты. Мне тебя спасти надо было. А нечисть успею поймать.

— Оно летает. — разочарованно шмыгнул носом Ян.

— Может и летает. Не успел увидеть, — пожал плечами старец, — У тебя сил нет, силы оно подсосало. Зря я тебя взял с собой.

— Не зря! — в голове Яна все кружилось, но он старался держаться прямо, — Я тебе помогу!

— Хватит с тебя помощи. Домой пойдешь. — решительно отрезал Светобор и сделал круг в воздухе посохом. Портал засиял радужным тоннелем, — Ныряй!

— Нет. Надо найти нежить! — заупрямился мальчик, топнув ногой, отчего пыль с дороги поднялась и защекотала в носу. Светобор помолчал, посмотрел свысока на малорослого, но упертого как валун, обросший мхом, помощника, захлопнул взмахом посоха портал, и снова воцарилась кромешная тьма. Ян заморгал, чтобы глаза быстрее привыкли.

— С чего ты взял, что это именно нежить? — послышался рядом хриплый голос Светобора.

— Ну не человек же! И не животное. И не добрый дух: добрых люди знают, а этот скрывается.

— Верно. И хорошо скрывается. Так что я его не могу найти, — согласился старец, обходя Яна кругом и рисуя по земле посохом круг, — За границы не выходи! — а сам ушел снова в хлев.

Вдалеке, из леса за овсяным полем, проснулась кукушка. На ее одинокий печальный клич ответил ритмичным треском дятел. Слабый ветерок пробежал по траве, потрепал Яна по волосам. Полумесяц забежал за тучку, и освещал теперь только ее рваный бугристый край. Со стороны хлева не было ни звука. Яну стало не по себе. Он потоптался на месте, решая, стоит ли нарушить запрет ведуна. Наконец, резвый старец вынырнул из темноты, осветив поляну белым светом от посоха:

— Действительно, летает. Никаких следов на земле. У теленка на шее тонкой струйкой кровь сочится, а сам спит сном дурным. Я рану залечил, а он так и не проснулся! Можно бы на овода подумать, да он так не усыпляет и силы жизненные не крадет.

— Так кто же это? — нахмурился Ян.

Светобор прошел вперед в направлении жилых домов:

— Среди людей прячется, видать. Двоедушника надо искать.

— Как это — двоедушника? — мальчик впервые слышал о таком.

— Редко, очень редко такое случается. Вынашивает женщина ребятенка своего, да где-нибудь с иной силой повстречается: на похоронах упадет или заблудится в лесу по злой забаве лешего. И вот испуг ее, ослабленность духа человеческого притянет в ее нутро вторую душу, только не человеческую уже.

— И что тогда?! — Ян округлил глаза со страха и ускорил шаг, чтобы идти ближе к старцу, — Как ребенок жить будет дальше?!

— Да нормально будет жить. Днем-то он обычный человек. А вот ночью — тут уж как повезет. Бывают смирные сущности, а бывают зловредные. По домам надо пройтись. Время к рассвету бежит, как раз вычислим, кто из деревенских по ночам буянит.

Деревня Кувшиновка была небольшой — всего десять домов, общий хлев для крупной скотины, да три кукурника. Острый серп полумесяца так и не выглянул из-за туч. Небо медленно стало линять и кучевые облака проступили четче. День просыпался хмурым и дождливым.

На стук в двери люди отвечали не сразу, открывали с опаской, запускали в дом с недоверием. Светобор — высокий седой старец с прямой широкой спиной, с заплетенной в косу бородой, в красных кожаных сапогах с серой опушкой и чудным деревянным посохом — шепотом объяснялся с хозяевами, и те шли поочередно будить всю семью, включая и стариков, и малышню. Последние просыпались неохотно, канючили, хватались за мамкины юбки. Но просыпались все. Садились в ряд и ждали. А ведун медленно обходил избу по углам, осматривал всех жильцов и молча шел на следующий двор. За ним словно хвостик увивался мальченка лет десяти с небольшим, в светло-зеленой рубашке, шитой по фасоны среднекрылых, с маленькими (не больше кулушиных) белыми крыльями за спиной.

В восьмом по счету доме нашли, кого искали: все семейные проснулись, кроме старшего сына. Четырнадцатилетний долговязый веснушчатый мальчуган спал на лавке у окна беспробудным сном, раскинув руки в стороны так, что одна до пола свисала. Рот был полуоткрыт, издавал еле слышный свист, голова паренька была запрокинута лицом в потолок.

— Всегда так спит: не добудишься с утра, позже всех встает, а вечером раньше всех засыпает. Но работящий он, послушный, — прошептала мать Светобору, заметив особый интерес к сыну.

— Сейчас проверим, один ли он в своем теле живет, — ответил старец, не поворачиваясь к женщине, передал посох Яну, а сам взял за ноги и за плечи спящего и одним сильным движением развернул его на лавке, поменяв направление туловища, а затем еще и на живот перевернул, голову на бок поворотил, чтоб дышать было чем, а рот прикрыл краем подстилки. За все время, что ворочали его, как мешок с зерном, не проснулся подросток.

Зато во все окна вдруг ветер застучал. Вихрем стал расти на дворе смерч, поднимая над землей пыль и ветошь. Белье стираное сорвал в бешенстве с веревок, закрутил по кругу.

— Живо все за печь! — крикнул ведун. Сам выхватил у Яна посох и побежал скорее во двор, захлопнув за собой дверь.

Ян глянул по сторонам. Мать, отец и двое девчонок-близняшек, младших дочек, забились от страха в дальний угол за печь. Двоедушника заколотило, затрясло всего, будто лихорадка напала, но не просыпался он никак, только словно кто-то невидимый перевернуть его обратно на спину пытался. Ян зажмурился, жутко самому стало, но Светобору нужно было помочь. Он прикусил губу до боли и прыгнул, на мальчишку сверху, прижав его всем телом к лавке.

Ведун тем временем вступил в вихрь. Ураган рассвирепел, в воздухе летали ведра, простыни, лопаты — все, что было мелкого на дворе. Солома с крыши начала пучками выдираться и тоже пускалась в дикий пляс по кругу. Бороду старца растрепало. В свисте ветра слышался вой и рычание неизвестного разъяренного зверя.

Прикрываясь левой рукой, посохом в правой Светобор стал рисовать по воздуху знаки и кричал, громко кричал: «Прочь! Пошел прочь!» Долго продолжалась борьба.

…Рубашка Яна промокла на сквозь от пота, все мускулы он напрягал, чтоб усмирить припадок двоедушника. Наконец, отец мальчишки осмелел и пришел на подмогу — прижал ноги сына к лавке.

Светобор все кричал против ветра, прогонял нечистый дух. Два стекла в окнах лопнули под напором стихии, засвистело в самой избе, женщины завизжали. Следом сверкнула вспышка ярче солнца, ослепила всех.

И притих мальчишка, колотун сошел, ресницы задрожали. После полного пробуждения он долго удивлялся, почему отец его за ноги держал, а незнакомый пацаненок с большими серыми глазами в необычной одежде стоял посреди их избы и смотрел на него с опаской, как на дикого зверя.

Однако Ян недолго оставался еще в доме. Убедившись, что подросток в полном здравии, Ян выбежал во двор к старшему товарищу. Уже рассвело, но небо было сплошь затянуто серой пеленой. Ведун стоял, задрав голову вверх, и внимательно следил за ослепительной сферой красного цвета размером с кочан капусты, которая быстро уплывала по воздуху в направлении леса.

— Это что? — спросил Ян, встав рядом со старцем, хотя сам уже догадывался.

— Молния шаровая. Сгусток энергии злобной, что подселился в человека. Сейчас улетит, в дерево где-нибудь врежется и огнем распалится. И станет людям спокойнее жить. Зла станет меньше.

Ян посмотрел в лицо старца, улыбавшегося всеми морщинками сквозь усталость после битвы, и глубоко втянул свежий воздух. Они сделали доброе дело, теперь можно прыгать в портал и возвращаться домой.

Глава 1. Крылатый мальчик в деревне горбатых

Ян был сегодня очень взволнован и с замиранием сердца ждал прибытия торгового обоза. Он раньше никогда не видел ярмарок и только читал о них в книжках. Больше всего мальчику хотелось познакомиться с купцами. Все они были среднекрылыми и могли передвигаться не только по земле, но и перелетать на небольшие расстояния. Их одежды поэтому были гораздо чище, чем у горбатых деревенских жителей, что добавляло различия двум кастам.

Среднекрылые, как описывалось в книгах, чаще всего были зажиточными купцами. Если же их привлекало ремесло, то они выбирали художественные промыслы: ювелирное дело, ткачество, шитье, витражное искусство — все утонченное и роскошное. Маленький Ян как-то наблюдал за матерью, как она бережно перебирала в своей шкатулке несколько ниток бус и гребень — подарки отца на свадьбу и рождение сына. Красные, огрубевшие от работы пальцы женщины слегка дрожали, прикасаясь к украшениям, а в глазах читалось искреннее обожание к этим мизерным блестящим вещицам. Мальчик тогда, шмыгнув носом, почувствовал досаду — матушка никогда так не смотрела на него.

Сынишку что мать, что отец часто шпыняли, приучали к тяжелой пахоте на поле и в огороде, да в минуты непослушания или детского озорства обязательно упрекали за его порок — пробивавшиеся крылья. «В колыбели был здоровый карапуз, — бухтела мать, — а как на ноги встал — будто подменили.» «В семье горбатых не может быть летунов», — вторил жене отец и тяжело вздыхал, подозревая супругу в неверности. Однако черты лица у сына были отцовские — большие светло-серые глаза с густыми белесыми на концах ресницами, широкие брови, большой лоб с намечающейся бороздой морщины вдоль, будто за свои года жизни малыш уже много-много раз удивился. Нос был по-детски курносым, щечки — пухлыми, но даже мочки ушей походили на отцовские. Так что сомнения были напрасны — Ян был родным отпрыском. Только вот крылья… Зачем же они росли?

Старики иногда рассказывали байки, будто раньше весь люд Королевства был единым. Не было каст горбатых, среднекрылых и стремительных летунов. Вместо короля и его семьи правили старейшины деревень и городов, и никто внимания не обращал на длину крыла за плечами сородича. Понятное дело, что те, у кого крылья мощнее развились, летали выше. Так и работу себе подходящую находили. Говорили, что все звонницы — высокие башни с колоколами, в которые бьют, когда праздник или, наоборот, беда, чтоб созвать весь народ с округи — построены некогда предками стремительных летунов. Им-то сподручнее было такие высотки строить. Сейчас не дождешься от стремительного летуна, чтобы он хоть один камень ради блага горбатого поднял, не то, что звонницу воздвиг.

Что-то или кто-то разобщил народ, разделил по кастам. Ни одна история прадедов не давала ответа, что за горе случилось на земле, почему люди разделились, почему стали друг от друга отстраняться, мерить значимость и уважение по длине крыла. Будто буря промчалась по землям Королевства и стерла из памяти дружбу людей.

С тех пор горбатые остались на земле. Их уделом стало возделывание почв, выращивание животины и прочие способы добычи пропитания. Среднекрылые заняли нишу торговцев и ремесленников — разъезжали по деревням, выменивали товары, хитрили, вгоняя горбатых в долги и постепенно обзаводились слугами из представителей низшей касты.

Стремительные летуны избрали для себя роль благородных воинов. Главной напастью земель Королевства были налеты аргонов — больших диких птиц. Аргоны напади на земли, вероломно губя и сжирая урожай людей, унося молодняк скотины. Горбатые не могли отогнать стаю аргонов самостоятельно. Средняя птица была в два раза крупнее человека, ее клюв одним щелчком разбивал череп. Только подлетев со спины и вонзив острое копье меж крыльев, стремительный летун мог убить аргона. Но доблесть и отвага крылатых героев очень скоро стала зависеть от того, сколько заплатит деревня горбатых за сохранность своих угодий.

Откуда взялась королевская семья — история также умалчивала. Будто были они из покон веков. Жили и живут до сих пор в своем замке высоко среди облаков. Каста их называется «Поднебесные птахи», но кроме королевского семейства больше таких людей на землях никогда не встречалось. Отсюда возникали домыслы, что поднебесные птахи либо чужеземцы из далеких краев, либо особый род крылатых людей, которые сейчас не рождаются вовсе. При любом объяснении семейство поднебесных птах было уникальным, что абсолютно соответствовало статусу королевской семьи. Таков был уклад Королевства уже многие века.

Много поколений в семействах горбатых рождались только горбатые. Крылья у них никогда не развивались, только короткие плечи выпирали двумя горбами из лопаток. Когда на горбиках Яна начал образовываться пушок, а перепонка внизу лопаток, соединяющая плечо и спину, стала истончаться, мать понесла его местной травнице.

Бабка дала ей мазь на основе жира лесной квакшы, чтобы смазывать перепонки, а пуховый покров опалила свечой. Мальчик на руках матери извивался ужом, ревел и орал на всю деревню, так, что старики даже побежали на звонницу — призывать отряд стремительных летунов на защиту деревни. Отец Яна еле успел остановить их. Мазь воняла серой и болотиной, мальчика тошнило каждый раз, как мать втирала мерзкую жижу в его спину. На третий день он вырвался из безжалостных материнских рук и убежал в поле, зарылся в стог сена и просидел там всю ночь. К утру его, замерзшего, грязного и напуганного отыскал родной дядька.

Радмир, так звали дядьку, взял мальчонку на руки, запахнул в свою куртку и понес родителям. Он был спокойным рассудительным мужчиной высокого роста и богатырского сложения. Малыш пригрелся на груди у родственника и потихоньку начал скулить, как щенок. Ручками он крепко вцепился в грудь дядьки и с каждым его шагом все больше вжимался в могучее тело и трясся от страха. «Не отдавай меня мамке!», — прошептал тогда Ян, утыкаясь носом в теплую, пахнущую сеном и потом дядькину грудину. Радмир шикнул на мальца, чтобы тот успокоился, погладил широкой ладонью по голове, но не свернул. Однако дома все же заступился за него. Отцу, как младшему брату, даже затрещину отвесил. «Перестаньте пацана мурыжить, может, еще и обойдется. А нет, так вырастет с крыльями. Пускай! Повезет, так в люди выбьется.» Мать с отцом недовольно переглянулись тогда, но дядьку послушали, отстали от ребятёнка.

Только через полгода на обожжённых горбиках снова стал образовываться пушок, а перепонки к тому времени окончательно пересохли, и из сустава плеча стали прорастать тонкие косточки предплечья. К тому времени Яну было четыре года, он уже бегло разговаривал, был любознательным и вдумчивым ребенком. Ян очень любил следить за облаками, как они бегут по небу и принимают всякие причудливые формы: то злых аргонов — точь-в-точь как в книжках, то слизнепузых коз — рогатых маленьких животных, передвигающихся на одной толстой ноге, покрытой слизью. Когда Ян в траве находил новую для него букашку и внимательно наблюдал за ее передвижением, мать теряла его и не могла докричаться. За каждую такую пропажу Яна наказывали — не пускали вечером к дядьке в библиотеку, заставляя перебирать нескончаемый горох.

К шести годам Ян прочитал уже много книг из деревенской библиотеки, которой заведовал дядя, начиная от сказок и заканчивая сводом законов Королевства, правда пятидесятилетней давности — более свежего издания в библиотеке не нашлось. Законы дались тяжело для понимания, и многие вещи Ян просил дядю объяснить ему попроще. Радмир смеялся, что мальчику еще рано разбираться в таких делах, но старался разъяснить пытливому уму все, что сам понимал.

Из книг Ян узнал о богатых среднекрылых, отважных стремительных летунах, крупных городах, Поднебесном замке и многом другом. Яну хотелось быстрее вырасти и благодаря своим крыльям увидеть все диковинки Королевства Поднебесных птах собственными глазами. Крылья и так делали его непохожим на остальных деревенских детей, а неустанная пытливость ума совсем отдаляла от реальности. Но благодаря своей мечтательности и любознательности Ян не чувствовал себя изгоем, ему всегда было над чем подумать и за чем понаблюдать.

…И вот Ян с утра ждал торговый обоз. Волнения его было не скрыть: даже перышки на крыльях распушились и подрагивали. Мать занималась стиркой, отец был в поле на работах, Яну же поручили полоть грядки в огороде на заднем дворе. Но мальчик выпросил, чуть не плача, у матери дать ему работу перед домом, чтобы он смог видеть через низкую плетеную изгородь центральную дорогу. Мать недовольно поджала губы, сильно скрутила мокрое полотенце, но разрешила: работа на земле была всегда, так что малому было чем заняться и здесь.

Передвигаясь на корточках от куста к кусту, Ян собирал сморожницу — мелкие желтые ягоды, кисло-сладкие на вкус. Зимой варенье из сморожницы было даже лакомством к чаю, но летом, когда в лесу спела дикая малина, да в поле можно было отыскать среди подрастающих колосьев сладкущую колобику, сморожница не привлекала совсем. Мальчик аккуратно отрывал грозди ягод с куста, стараясь не уколоться о длинные шипы, но получалось не всегда, и колючки больно впивались в кожу. Ян морщился, шипел, тер ужаленное место, но не отстранялся от работы. Наоборот, он старался как можно тщательнее обирать каждый куст — тянул время, чтобы успеть увидеть приезд купцов.

Дядя Радмир поймал на прошлой неделе почтовую кулушу — умную пичугу, которая переносила послания от одного селения к другому. Письма писали прямо на белых перьях кулуш, а путь задавали, выкидывая птиц в нужную сторону. Кулуша летела в указанном направлении, пока не видела человека. Инстинкт давал сигнал снизиться и дать себя поймать. Кулушу ловили на широкое блюдо с зерном. Птица довольно усаживалась на край посудины лакомиться, и в это время можно было прочесть послание с ее перьев.

Маленькая белая кулуша принесла Радмиру весть, а через него и всей деревне, что к ним скоро прибудет торговый обоз. Купцы беспокоились о собственном комфорте, поэтому известили деревенских жителей заранее, чтобы их встретили как людей высшей касты, предоставили лучшие места для отдыха и позаботились о подобаемой еде. Ведь не пристало среднекрылым насыщаться какой-нибудь похлебкой из брюквы и щавеля, что так часто встречается на столах горбатых.

Новость о приезде купцов взбудоражила умы всех жителей Глухомани. Торговые обозы последний раз заезжали в деревню лет десять назад. Местные женщины уж и моды Королевства не знали. Деревня находилась рядом с Непроходимым лесом, за которым виднелись горы, а там, как писали в книгах, уже граница Королевства Поднебесных птах и Суровые земли, куда никто даже из стремительных летунов не заглядывал.

Старейшины, собравшись вечером в библиотеке у Радмира, стали составлять списки, чего не хватало для жизни деревенских жителей, однако в спорах и обсуждениях до полуночи, все пришли к выводу, что за долгие годы в изоляции от других поселений, местные приспособились жить своим укладом.

Такой вывод многих разочаровал, а не обрадовал. Казалось бы, полная автономность жизни должна была вызвать гордость сообщества, но большинство из старейшин загрустили, почувствовав свою ущербность и отчужденность от «большого мира», где были торговые отношения, социальная жизнь, мода, культура и прочие интересные вещицы, покинувшие деревню вместе с уездом среднекрылых и стремительных летунов, которые некогда также здесь жили. Двое стариков высказались за то, чтобы не впускать торговый обоз и отправить прямо сейчас кулушу в обратный путь с отказом в гостеприимстве.

Удручающие мысли старейшин, еще помнивших старую дружную жизнь всех сословий, постарался развеять Радмир. Он призвал всех взбодриться, и встретить запоздалых гостей лучшим приемом, чтобы к ним стали заезжать почаще.

— Не знаем, что купить на ярмарке — так и купцы наших товаров не видели, даже варенья из сморожницы не пробовали. А мази и настойки, которые бабушка Глафира готовит из грибов и мхов Непроходимого леса? Уж точно таких действенных лекарств ни в одной другой деревне купцы не находили. Они нас хотят удивить своими товарами, а мы то их больше ошарашим местными диковинками. Думаю, женщины точно найдут множество красивых безделушек, да и деткам забава на ярмарке будет. Так что мое предложение: устроим отменный праздник и гостей уважим!

Так и решили. И с тех пор длинных семь дней мысли Яна были полностью захвачены предстоящим событием. Каждый день он засыпал в грезах о приезде купцов. Он усердно вспоминал все детали в образе среднекрылых, о которых читал в книжках, пытался представить во что они одеты, какие у них ухоженные крылья, как они благородно себя ведут и с какой вычурной манерой говорят. Ах, мечты — мечты! Как же вы далеки от реальности и идеальны в своей гармонии!

…Сморожница кончилась на третьем кусте, и остался всего один. Ноги затекли, Ян выпрямился, попрыгал на месте, чтобы прошли колики в стопах, обернулся к дому. Мать уже закончила со стиркой и теперь готовила обед на веранде с неизменно хмурым выражением лица. Мальчик редко видел улыбку матери. Зато солнце светило над ним тепло и ярко, и тени совсем пропали под ногами. Ян задрал голову и с прищуром посмотрел на небо. Полдень. Мелкие пичуги летают высоко-высоко и весело щебечут между собой. А обоза все нет. Мальчик тяжело вздохнул, провел ладонями по крыльям, проверяя, чтобы на перьях не застряли колючки и листья, и решительно шагнул к последнему кусту. Мысленно он уже начал искать себе следующую работу перед домом, чтобы не уходить на задворки. Он все равно дождется прибытия купцов!

— Едут! Едут! — наконец раздался крик Сеньки — мальчишки, живущего на окраине деревни. Он весь день провел на крыше дома, всматриваясь вдаль на заброшенную, местами совсем заросшую высоким бурьяном, дорогу. Несмотря на напряженное ожидание гостей, Ян все-таки вздрогнул от внезапного крика. Сердце его часто забилось, он вскочил, роняя корзину с ягодами из рук и побежал к воротам, чтобы увидеть долгожданный обоз.

— Ян, стой! Иди ко мне! — крикнула мать в спину. Мальчик со страха присел и с опаской обернулся к крыльцу, где стояла суровая растрепанная женщина, имевшая над ним власть. В руках ее был длинный кусок темно-серой ткани, который она протягивала мальчику, — Иди сюда, спрячу твои крылья, чтобы не позорился.

— Мои крылья не позорные! — Ян грозно нахмурил светлые брови, но все-таки быстро сообразил, что мать права: ни к чему сейчас это — привлекать к себе внимание. Яну хотелось просто порадоваться торговому обозу, познакомиться с купцами, поглазеть на товары и самое главное — в живую увидеть, какие бывают крылья у взрослых. Поэтому он не стал спорить и убегать от матери, а покорно подошел к ней и дал надеть на себя длинный плащ из грубой серой ткани. Крыльям тут же стало тесно, спина начала чесаться, но Ян стиснул зубы и, быстро перебирая босыми стопами, покатился серым комочком, словно мышка-полевка, на окраину, куда совсем скоро должны были подъехать первые кибитки купцов.

Среднекрылые приехали длинным обозом в пять кибиток, запряженных толстыми приземистыми ишаками. Кроме того, по обе стороны от каждой повозки, верхом на степенно вышагивающих лошадях ехали броско одетые купцы. Свысока они взирали вокруг с прищуром, будто оценивая в монету все, что видели перед собой. Деревенская детвора первая шумно встретила гостей. Мальчишки и девчонки, одинаково одетые в светло-зеленые рубашки и штанишки из льна весело прыгали вдоль дороги, наваливаясь друг на друга, чтобы продвинуться вперед и получше рассмотреть путешественников.

Глава 2. Бой за хорошие мечты

Ян держался немного в стороне ото всех: дети не особо дружили с ним из-за инаковости. Но мальчик, разумный не по годам, не обижался на сверстников, в игры их не лез, и находил себе развлечения, не требующие компании. Однако сегодня он твердо решил, еще с самого утра, как проснулся, что никто и ничто не помешает ему увидеть среднекрылых. Поэтому, пока вся милюзга толпилась на обочине, Ян взобрался сначала на плетень, а затем перелез и на яблоню, прислонившуюся к забору, и раскинувшую зеленые пышные ветви прямо над дорогой.

Мальчуган как кошка, распластался животом на ветке, крепко обхватил ее, и в таком положении стал обозревать всю процессию сверху. Яну показалось, что даже аромат среднекрылых он уловил: сладко-терпкий с неожиданной свежей нотой по центру и теплой горчинкой в конце. Запах этот показался Яну чистым и роскошным одновременно. Мальчик прикрыл глаза на мгновение, и втянул воздух полной грудью, широко раздувая ноздри. Он хотел как можно больше впитать в себя запах новых людей.

Стразы на рукавах и широких воротниках купеческих одежд переливались на солнце и слепили глаза. Яркие бардовые, темно-синие, золотые одежды поражали своей объемностью, пышностью и вычурностью. «В таких рубахах в поле с косой не поработать: взопреешь, да порвешь еще о куст», — подумалось мальчику.

Крылья купцов поразили мальчика своей красотой и лоском. Видно было, что каждый день за ними ухаживали, расчесывали перышки мелкими гребнями, разглаживали специальными маслами. Ян читал про утренний туалет купца: это была длинная церемония с множеством мелких инструментов и химических веществ. За этим действием себя самого мальчик представить не мог — чтобы тратить утренние часы на умывание и самолюбование, когда так еще хочется поспать? Никогда! (Родители обыкновенно расталкивали Яна до рассвета и тащили за собой в поле на работы или на реку — доставать сети).

Кибитки и наездники растянулись по дороге, не спеша и вальяжно въезжая в деревню. Это давало возможность всем желающим разглядеть путников до мелких пуговиц на манжетах. Однако кое-кто из гостей не особо был рад вниманию горбатых. Двое мальчишек лет восьми — десяти, богато одетые в темно-зеленые бархатные шорты и курточки, ехали в открытой повозке. Они зло, исподлобья зыркали на деревенских горбатых детей, иногда тихо переговаривались между собой, глядя на кого-то одного из толпы, а затем громко ржали. Их кибитка была третьей с начала, сидели они рядом со взрослыми — женщиной и двумя мужчинами. Ян особо не стал присматриваться именно к этим двум персонажам. Взрослые с их зрелыми крыльями, разнообразными нарядами и элегантными манерами интересовали Яна гораздо больше, чем сверстники.

А вот купеческих детей, наоборот, привлек маленький светловолосый деревенщина с серым мешком на спине, который свисал прямо над их головами, примостившись на яблоневой ветке. Старший нахмурил рыжую бровь и толкнул в бок приятеля:

— Ефим, смотри! Не собирается ли этот босяк опрокинуть кому-нибудь из наших на голову мешок с объедками?

— Возможно… Уж очень подозрительный горбун, — ответил второй мальчишка, темноволосый, с бледно-голубыми холодными радужками глаз. Он пристально посмотрел на деревенского зеваку и брезгливо сморщил нос, — Давай сгоним его с дерева, да проверим, что в мешке. Если окажется, что там помои, самого его в мешок этот посадим и поколотим хорошенько, — сорванец начал закатывать рукава бархатной курточки.

— А если нет? Нам отец велел с местными не общаться вообще, — не сразу поддержал предложение товарищ.

— Ой, Захарий, не трясись! — насмешливо прищурился заводила, — хорошее дело только сделаем, когда сгоним на землю этого пройдоху. Нечего бескрылым выше земли подниматься! А если мешок пустой будет, то хоть страху нагоним, чтоб уважали нас здесь сразу!

С этими словами Ефим шустро слетел на своих черных крыльях, доходящих до поясницы, с повозки на землю. Захарий поторопился за другом, не переставая хмурить рыжие брови в сомнениях. Женщина вдогонку крикнула, чтобы дети услышали за шумом колес и гомоном деревенских: «Куда вы собрались!? Отец запретил вам знакомиться с местными!» Но она тут же сама осеклась, прижала длинные пальцы с тонким шелковым платком к губам и боязливо посмотрела по сторонам. Мужчина, напротив, снисходительно махнул рукой: «Дети! Им все интересно!» Кибитка поехала дальше, а двое проказников двинулись в обратном направлении — туда, где деревенские радостно встречали следующие кибитки.

Ян впивался взглядом в каждого вновь прибывающего, старался уловить каждую детальку образа среднекрылых. Ведь неизвестно, когда в следующий раз кто-нибудь из купечества решит снова посетить их дальний край. Все его внимание было приковано к обозу. Потому он резко испугался, когда из завороженного состояния его выбила боль в плече от удара. Ян ошарашенно покрутил головой и увидел справа от себя обидчиков — одного с вороными куцыми крылышками и второго с рыжими, на вид тяжелыми крыльями до бедер, которые будто перевешивали мальчика и заставляли нарочито выпячивать грудь вперед. Первый стоял с кулаками и злой гримасой, второй же упер руки в бока и грозно крикнул:

— Эй ты! Мешок с картошкой! А ну слезай! — на этих словах он нагнулся к земле, подобрал булыжник и замахнулся в Яна, но не бросил, ожидая ответных действий.

Ян пришел в себя, стиснул зубы и пополз назад по ветке, чтобы спуститься и поговорить с обидчиками. Пятясь назад и одновременно оправляя одной рукой рубаху, задирающуюся из-за шероховатой яблоневой коры, мальчик обдумывал план действий. Чего вдруг купеческие дети на него разозлились? Как с ними подружиться или хотя бы разойтись без драки? Что им нужно от него?

Когда Ян подошел к среднекрылым и спокойно поздоровался, не забыв поклониться ровно так, как читал в книгах, мальчишки оробели. Они ожидали увидеть дикого запуганного зверька, а вовсе не обученного реверансам воспитанного горбатого. Они бывали до этого и в других деревнях, и везде, где бы они не пересекались с деревенскими — в харчевнях или на ярмарке, видели они раболепие, услужливость и покорность. Никто из горбатых никогда не смотрел им прямо в глаза.

— Показывай, что за спиной прячешь! — скомандовал рыжий после того, как его подтолкнул за локоть приятель.

— Там ничего интересного для вас нет, обычная тряпица, — уклонился от ответа Ян, но машинально провел рукой по плащу, чтобы проверить не выбились ли крылья из-под ткани.

— Врешь! — зашипел второй мальчишка, будто на змею кто наступил, — Скрываешь от нас! Значит, там опасная вещь, дубинка или рогатка, а может и арбалет! А ну покажи!

Рыжий с недоверием покосился на друга — в повозке речь шла только о мешке с мусором, а теперь фантазия приятеля разыгралась до оружия. Недовольно Захарий отметил про себя, что Ефим опять хочет показаться умнее и лучше него, даже в своих предположениях насчет деревенского босяка.

— А не оружие, так мусор, который на голову хотел сбросить нашим! — повторил свою версию Захарий и еще более грозно потребовал, — снимай тряпку!

Ян, молча, не переставая пристально смотреть на злые мордочки купчиков, снял свой плащ. Его белоснежные крылья были чуть длиннее, чем у чернокрылого, но ладные, с гладкими блестящими перышками и густой подпушкой.

— Это что за колдовство?! Откуда у тебя крылья? Настоящие? — наперебой посыпались вопросы от новых знакомых. Захарий и Ефим начали обходить Яна с двух сторон, чтобы рассмотреть крылья получше.

— Настоящие. Мои, — твердо ответил Ян, — с рождения.

— Не может быть! Врешь! Подделка! — не поверил Ефим, — небось кур ощипал, да на тесто прилепил, вот и вся магия! Дай-ка я тебе их обломаю, чтоб неповадно было. Ты горбатый, у горбатых не может быть крыльев!

— Может! Они мои! Настоящие! — Ян отпрыгнул от агрессора подальше, чуть не свалившись под колеса последней заезжавшей кибитки. Накидка выпала из его рук, но он не обратил на нее внимания.

— Иди сюда, пройдоха! — Ефим побежал за ним, Захарий неповоротливо присоединился к погоне.

Ян перебежал дорогу и остановился. Сердце его часто билось, страшно было и больно — осознать, что купеческие дети не принимают его также как деревенские, тоже считают его крылья уродством. Все чувства: обида, досада, горечь от недавней эйфории праздника, который не успев начаться превратился в гонение — все смешалось в душе Яна. Он поднял увесистый булыжник с земли и повернулся к преследователям.

— Не подходи, а то брошу! — крикнул он мальчишкам, бегущим за ним. Глаза его застилали слезы, но он твердо решил защищаться и если нужно, то и ударить агрессоров. Он не даст сломать свои крылья!

Вид камня только еще больше распалил злой азарт сорванцов, Ефим уже собрался сделать последний прыжок вперед и повалить противника на землю, но громкий окрик отца, словно молния пронзил его тело и заставил резко остановиться. Мальчишка, тяжело дыша, вжал голову в плечи и боязно обернулся на крик.

— Ефим, Захарий! Что вы тут творите?! Кто разрешил вам спрыгивать с повозки? — важный купец в темно-бордовой шелковой рубахе с золотым кантом на воротнике и рукавах, в широких черных шароварах и ярко красных, с золоченными зауженными носками, сапогах подъезжал на гнедом коне легким галопом. Приблизившись совсем вплотную к детям, наездник не стал спешиваться, а так и продолжил разговор взирая на всю компанию сверху.

— Ну! Чего молчите?! — потребовал ответа мужчина после затянувшейся паузы, в которой оба сорванца опустили головы в пол и растерянно шаркали лакированными ботинками по пыли. Ян тревожно смотрел то на ездока, то на обидчиков, он опустил руку с камнем, но не бросил его совсем. Купец перевел взгляд на него, внимательно осмотрел и с удивлением подернул бровью, — У тебя есть крылья?

— Да! Они мои! Настоящие! — с вызовом ответил Ян.

Купец заинтересовался неожиданной находкой и спрыгнул с коня, чтобы рассмотреть крылья мальчика получше. Не ожидал он в глухой деревне горбатых на окраине Королевства увидеть крылатого ребенка. Значит, где-то здесь прятался преступник — среднекрылый, или того хуже — стремительный летун. Хотя от этой диковинки сейчас никакого прока купец не видел, но возможно в будущем она бы ему пригодилась. Информация — тоже товар, и порой весьма дорогостоящий.

Он подошел к Яну и коснулся плеча мальчика, чтобы тот повернулся спиной. Но Ян резко отдернулся от руки купца. Среднекрылый ухмыльнулся в густую черную бороду и присел на корточки перед Яном:

— Не бойся. Покажи мне свои крылья, — спокойным и даже ласковым тоном попросил купец.

— Они хотели сломать мои крылья, — Ян боднул головой в сторону в купчиков. Ефим снова вспыхнул злобой на деревенщину:

— У горбатых не может быть крыльев, ты урод!

— Замолчи, Ефим! — купец обернулся на сына и так зыркнул на него, что Ефим снова оробел и закусил губу. Мужчина распрямился в полный рост и огромной черной тучей навис над своими детьми, — Сколько раз я вам повторял: куда бы мы с вами не приехали, с кем бы не встретились, везде мы — среднекрылые обязаны проявлять к окружающим снисхождение и дружелюбие, — он обернулся через плечо к Яну, который внимательно слушал речь благородного взрослого, и наигранно улыбнулся мальчику, — Мы — купцы. Наше ремесло — продавать товары, покупать диковинки в одной местности и предлагать их в другой. Каждый встречный для нас — это потенциальный покупатель, а удачная продажа — это звонкая монета в кармане и вкусный ужин на столе, — тут купец неожиданно с размеренного поучающего тона перешел на грозный крик и при этом расправил свои черные крылья в стороны так, что загородил весь солнечный свет над детьми, — Это, черт возьми, Ефим, твои расписные игрушки! — мужчина перевел тяжелый взгляд на старшего сына — Захарий! Почему не остановил брата?! Ты старший, должен младшего в узде держать, а он дичает как ужаленный змеей, на людей кидается! Оба наказаны будете! Прочь отсюда! Мать вас обыскалась!

Купчики сорвались с места и были только рады убежать подальше от отцовского гнева. Мужчина же развернулся снова к Яну. Мальчик смело смотрел среднекрылому прямо в глаза, будто они были равными.

— Как тебя зовут? — спросил купец, складывая крылья за спину и снова присаживаясь на корточки в надежде разглядеть наконец необычного ребенка.

— Меня зовут Ян, — ответил мальчик. Только сейчас он выпустил камень из рук и сложил ладони перед собой в замок. Только сейчас он понял, что в погоне потерял накидку. Мальчик почувствовал острую необходимость укрыть свое сокровище от посторонних глаз. Он до сих пор не чувствовал себя в безопасности.

— Ян. Хорошее имя, — добродушно похвалил купец и снова дотронулся до плеча мальчика, легонько поворачивая его спиной к себе, — А скажи, Ян, у твоих родителей — мамы или отца — тоже есть крылья?

— Нет, они горбатые, поэтому они меня не любят, — ответил Ян, и почему-то эта мысль именно сейчас неприятно кольнула его прямо в грудину. Раньше он так болезненно не ощущал свою отчужденность от родителей. Он заметил в окне соседского дома, куда смотрел сейчас, как знакомая женщина накрывала на стол. В ее движениях было спокойствие, размеренность и нежность. Яну стало тоскливо и невыносимо, он отвернулся и стал снова лицом к мужчине.

— А есть кто-то, кто тебя любит? — купец почуял подвох в словах мальчика и решил выспрашивать дальше. Крылья были натуральными, живыми, по длине костей и тонкости пера мужчина предположил, что им еще расти и расти. Чувствовалась отменная порода в этих крыльях. Мальчик неуверенно пожал плечами, его печальное лицо озарила легкая улыбка:

— Дядя Радмир, наверное. Он хорошо ко мне относится, гладит иногда по голове, работать не заставляет. Мы с ним книжки читаем по вечерам, — простодушно ответил Ян.

— А у дяди Радмира есть крылья? — задал следующий вопрос купец, прищуривая глаза.

— Нет, — покачал светлой головой Ян, — я один в деревне с крыльями. Дядя Радмир говорит, что такое бывает очень редко, я — уникум.

Купец нахмурился. Значит, мальчик не знает, в кого из родственников у него крылья. Но сами по себе они не могли начать расти. Ладно, не один день ярмарка будет, успеется эту тайну открыть. Мужчина выпрямился, и, подходя к лошади, напоследок спросил:

— А о чем ты мечтаешь, Ян, кем хочешь стать?

— Дядя Радмир говорит, что, если крылья станут длинными и сильными, можно будет попробовать себя на турнире стремительных летунов, которые проводятся в городах. Проводятся же? — Ян заглянул в лицо купцу пронзительными светло-серыми глазами.

— Проводятся, — согласно кивнул купец, улыбаясь и придерживая узду неспокойно топчущегося коня, — Ну а если не вырастут крылья длинными и сильными? Будут… ну, как у меня, — он слегка помахал крыльями, поворачиваясь боком и показывая их длину — едва до бедер, — Что тогда будешь делать?

— Тогда все равно уйду из деревни в город и стану учителем, — мальчик приподнял брови, отчего складка посередине лба стала глубже и четче, — Я книжки люблю читать, и уже много чего знаю. Но больше мне хочется стать стремительным летуном и облететь все наше Королевство.

— Хорошие мечты, — одобрил купец, — только помни: большинство наших мечтаний разбиваются о реальную жизнь. Лишь немногие из них перерождаются в цель и обретают план достижения, — мужчина помолчал, подумал и добавил бодрым тоном, — Приходи с родителями на ярмарку, или с дядькой своим. Покажу тебе много интересных вещиц!

Глава 3. Роковая случайность

Купцы меньше недели пробыли в деревне — торговля не задалась. Радмир познакомился со всеми гостями лично, все побывали в его доме на ужинах со старейшинами. Разговоры были длинными и серьезными — о жизни Королевства, новшествах в законах и укладе, о новых изобретениях Короля.

Ян, по обыкновению проводивший свой вечерний досуг также у дяди, нисколько не конфузясь, присутствовал при встречах взрослых, и иногда даже, улучив паузу в разговоре, переспрашивал непонятные детали.

Крылья Яна привлекли внимание среднекрылых, однако Радмир заверил, что мальчик такой родился сам по себе, никто закон не приступал, никакой мятежник в деревне не скрывается. Как-то отец зашел за Яном — поздно уже было совсем, — и купцы убедились, что мальчик — копия родителя. Те же белесые ресницы, большие светло-серые глаза и широкие брови. Только глаза Яна, в отличии от папашиных, не буравили окружающих исподлобья недоверчивым совиным взглядом, а были ясными, и из них исходил свет любознательности и очарованности миром.

В последний вечер перед отъездом старший купец, с которым Ян познакомился раньше всего, подозвал мальчика к себе и протянул ему небольшой тканевый сверток со словами: «На удачу хочу подарить тебе эту вещицу, малец. Продать ее некому — в деревнях бесполезный предмет, а у стремительных летунов на заставах уже давно модели новее. Тебе же будет напоминанием о твоей мечте. Только не забудь о построении плана.» Мужчина подмигнул Яну и перевел взгляд на сверток, приглашая развернуть платок. В черном лоскутке бархата оказались очки, самые настоящие, какие Ян видел на гравюрах в книгах. Очки предназначались для полетов, были с толстыми защитными стеклами зеленого оттенка и кожаной оправой, переходящей в ремешок, который опоясывал голову и не давал очкам слететь во время полета.

«Спасибо большое, сударь!» — прошептал, задыхаясь от восторга Ян. Взгляд его не отрывался от полученного сокровища. Он поднес очки на ладони поближе к глазам и широко улыбнулся, когда увидел, как от его дыхания запотели круглые стекла. Теперь у него тоже была своя драгоценность, на которую он мог смотреть с любовью и обожанием.

Купец, вручив подарок, снова вернулся к беседе со старейшинами и своими товарищами. Проявление милости к мальчику, которого шпыняли его дети, успокоило честолюбие купца. Он почувствовал себя благороднее, чем днем ранее. Ненужная безделушка стала платой за травлю Яна, устроенную сыновьями в день приезда. Кто как не родитель может загладить вину бездумных отпрысков. И он исполнил свой моральный долг без какого-либо финансового ущерба. Идеально.

Однако и Ян знал о «благородстве» среднекрылых, знал о том, что по их обычаю, любой подарок требует ответного знака уважения или делает должным тебя дарителю. И тот вправе истребовать ответный подарок или услугу в любое время, даже спустя много лет. Поэтому мальчик, не привлекая внимания, улизнул из библиотеки, быстро пробежал до родительского дома, но не заходя на порог, спустился в погреб через уличный лаз. Пробираясь на ощупь в темноте и часто моргая, чтобы глаза быстрее привыкли, Ян наконец нашел прошлогодние крынки с вареньем из сморожницы. Мать все равно в конце лета выливала начинающие бродить старые припасы. Поэтому за пропажу одной крынки Яна никто бы не заругал. А варенью годности еще два месяца было.

Когда Ян вручил запечатанную крынку купцу, тот удивился, а когда понял, что это ответный подарок по обычаю, рассмеялся и поощрительно потрепал мальчика по волосам. «Молодец, мальчонка! У тебя не только крылья растут, но и ум!»

В общем, подарками все остались довольны. Торговля, конечно, не порадовала купеческое сообщество, зато много чего диковинного у местных нашлось. Закупились, похорчевались, новостями обменялись и поехали дальше.

Дядя Радмир после уезда купцов взялся за написание книги «Правки к законам Королевства поднебесных птах. Лето 1189 года с Начала времен». Писал он неспешно, по вечерам, когда все работы по хозяйству заканчивались. Когда последние листья слетели с деревьев, а земля посерела и стала промерзать ночами, том был дописан. «Пригодится кому-нибудь», — подытожил Радмир, ставя новенькую книгу на полку рядом со старыми фолиантами. Ян гордился дядей за его ученость, стремление к знаниям и просвещению деревенских.

Когда снег мелкой