Серия «Наши там» выпускается с 2010 года

© Марченко Г. Б., 2018

© Художественное оформление серии, «Центрполиграф», 2018

© «Центрполиграф», 2018

* * *

Глава 1

В понедельник 23 мая в 9.43 утра, находясь далеко не в самом лучшем настроении, я переступил порог здания Моссовета на Тверской. Настроение не поднимал даже находящийся во внутреннем кармане пиджака свежий номер еженедельника «Футбол», на обложке которого красовался я с Кубком европейских чемпионов в руках.

– Мальцев Егор Дмитриевич, – хмуро кивнул я дежурному лейтенанту, сверявшемуся со списком приглашённых.

Впрочем, он меня и так узнал, вон как разулыбался. Либо футбольный фанат, либо музыкальный. Хотя моя физиономия в последние годы всем уже, наверное, примелькалась. И это только на газетных и журнальных полосах. А вдобавок какой-то кооператив начал клепать плакаты с изображением как меня отдельно, так и в составе моей группы, явно передрав их с конвертов пластинок. Причём как раз вышедших изначально в Англии, а затем по лицензии в СССР, о чём я узнал незадолго до отлёта на родину. Вполне вероятно, что некий процент с пластинок, а возможно, и плакатов даже капает мне в авторские. Ну если и нет – ничего страшного, переживём.

Не знаю, как в провинции, а в Москве, кстати, в моду стали входить сумки-пакеты с красочными картинками, как это было в 1970-80-е годы в моей прошлой жизни. Так дошло до того, что буквально вчера я узрел девицу с таким пакетом, и там тоже красовалась моя физиономия. Вот плоды всенародной славы!

– Вот здесь распишитесь, пожалуйста, – указал лейтенант, с виду чуть постарше меня. – Спасибо, проходите, второй этаж, зал заседаний.

Я появился впритык, в зале уже собрался народ, все, кто должен был принимать участие в грядущем фестивале. Участвовали, само собой, бесплатно, учитывая его благотворительный статус, а многие ведь наверняка от чистого сердца поддерживали цель акции – перевод собранных средств в помощь детям Африки.

– Егор, привет! – Кобзон крепко стиснул моё предплечье, широко улыбаясь.

Силён, чертяка, недаром в юности боксом занимался, теперь ещё, чего доброго, синяки останутся.

– О, смотрите, Егор Мальцев! – Это уже Магомаев оповестил всех присутствующих о моём появлении и тоже кинулся обнимать.

Следом потянулись остальные: Хиль, Миансарова, Бернес, Пьеха, Клемент… В общем, все, с кем мне довелось работать в качестве автора песен. Подошла и Кристалинская, до этого разговаривавшая с Клемент. Гуляев протянул свою крепкую ладонь, пророкотав сочным баритоном:

– Наслышаны, наслышаны! Сочту за честь лично познакомиться с юным дарованием.

Ведищева вежливо кивнула со своего места, Лундстрем приподнял брови. Шульженко и Зыкина, прервав беседу, скользнули по мне взглядом, а Утёсов и вовсе сделал вид, что ничего не произошло. Рознер и Гюлли Чохели о чём-то так увлечённо беседовали в дальнем углу зала, что их тоже моё появление не тронуло.

– Как ты? Что нового в Лондоне? Расскажи, как гол «Реалу» забил…

Вопросы сыпались один за другим, и, глядя на эти счастливые лица, моё настроение улучшалось. Если мне нагадила в душу какая-то чиновница, это ещё не повод, чтобы дуться на весь окружающий мир. Кстати, Фурцева тоже должна вроде бы заявиться на организационное собрание.

– Жаль, что финал Кубка чемпионов не показывали по телевидению, – подытожил Магомаев. – А я, если честно, из-за этого фестиваля гастроли по Средней Азии отменил. Представляешь, двенадцать городов за месяц, по три концерта в каждом городе.

– А что у вас, Муслим, с мюзиклом?

– Ты имеешь в виду музыкальный спектакль «Собор Парижской Богоматери»? Всё отлично, говорят, мы даже в Париж с ним поедем этим летом, сейчас идут переговоры с министерством культуры Франции. И пластинка с мюзиклом вышла, жаль, не догадался с собой захватить.

– Серьёзно?! Поздравляю! А ещё что нового?

– Второй диск у меня выходит на «Мелодии», а первый переиздан в Италии и Франции, там и твои песни есть. Ну, за Иосифом мне не угнаться, у него уже четвёртый альбом печатается.

– Какие твои годы, Муслим, – рассмеялся Кобзон. – Тем более у меня тоже два сольника, как у тебя, а на двух пластинках я представлен в сборнике.

– Погоди, тогда я тебя опередил, получается! У меня-то три сборника и два сольника.

– Ну хватит вам тут… дисками меряться, – встрял Бернес. – Егор, давненько мы с тобой не виделись. Вижу, всё у тебя хорошо?

– Да вроде, Марк Наумович, пока не жалуемся. А вы как?

– Да и у нас потихоньку. Ты бы песню мне, что ли, какую написал, а то никто для меня, старика, писать не хочет.

– Это вы рано себя в старики записываете, в пятьдесят четыре года-то…

– А всё равно, чувствуется, что организм изношен. Сердечко пошаливает, печень лечу, а то бы пригласил тебя посидеть в том же «Арагви». Когда был там последний раз, Аркадий твоими успехами интересовался. Они твой репертуар исправно исполняют, даже на английском, случается, заказывают.

Потом я подошёл к скромно стоявшей в сторонке Клемент.

– О чём задумалась?

– Да дочка приболела, на мужа и маму оставила. Простыла где-то, вечно по лужам бегает, ноги мокрые, вот и насморк с кашлем… А ты, говорят, папой стал?

– Уже донесли? – не смог сдержать я улыбки.

– Не донесли, а рассказали, – тоже улыбнулась Лида. – Мальчик у вас, да? Как назвали?

– Лёшкой.

– Лёшей? Почему Лёшей?

– Ну… Хорошее имя, космонавта Леонова, например, так звали.

– Это который в космос два года назад вышел? Ну тогда понятно.

Леонов в этой реальности и вправду в открытый космос вышел на год раньше, чем в моей. И вообще наша космонавтика, похоже, прогрессировала чуть быстрее, нежели в жизни Лозового. Не помню, если честно, когда на Луну был доставлен первый луноход, но явно позже, чем сейчас: советский луноход «Мир-1» исследовал кратеры спутника Земли уже в конце прошлого года.

– Вечером, получается, на «Красную стрелу» и домой? – теперь задал вопрос я.

– Да, практически ночью уже.

– А где будешь кантоваться всё это время?

– Да сама пока не знаю. Так-то есть у меня в Москве подруга, но она в Сочи сейчас с семьёй…

– Так давай у нас перекантуешься, а потом я тебя на такси отвезу на вокзал.

– Ой, неудобно как-то. Ты же человек женатый, тем более у вас ребёнок маленький…

– Да ладно, не помешаешь, чай не на десяти квадратах ютимся, в трёхкомнатной жируем, – ухмыльнулся я. – Заодно и с женой моей познакомишься, да и ей с тобой приятно познакомиться будет. Только у меня в пятнадцать часов запись в программе «Клуб кинопутешествий», просили об Англии рассказать. Так что я тебя домой к нам закину и уеду на телевидение, а вернусь и вечером уже отвезу на вокзал. Кстати, по пути надо на рынок заехать и по магазинам пробежаться, жена тут мне написала, что купить нужно. Составишь компанию?

– Так уж и быть, – рассмеялась Лида, словно серебристые колокольчики рассыпались вокруг. – Делать-то всё равно нечего. А ты на машине, что ли?

– Не-а, в Москве пока не успел обзавестись, а в Лондоне есть, так что сегодня передвигаемся исключительно на такси, как буржуи.

– Товарищи, рассаживаемся! – дал команду какой-то лысоватый толстячок со сбитым набок галстуком, видно, из числа организаторов сегодняшнего сборища.

Все стали занимать места. Я предпочёл сесть в четвёртом ряду между Кристалинской и Хилем. После того как все расселись, открылась боковая дверь и оттуда цепочкой потянулись один за другим чиновники классического советского образца. Женщин, впрочем, было всего две – Фурцева и ещё какая-то дородная тётка. Министр культуры заняла место посередине длинного стола на возвышении, рядом с худощавым чиновником, чьё лицо мне показалось знакомым. Тонкий нос с горбинкой, очки, аккуратный пробор с проседью на правую сторону… Блин, явно знаю, кто это, а вот поди ж ты, вылетело из головы. Надо им подсказать, что в таких случаях можно ставить таблички с именами, а то сиди тут, гадай.

Именно с ним о чём-то пошепталась Фурцева, затем открыла принесённую с собой папку и принялась перебирать бумаги. Её сосед озирал зал с таким видом, будто он следователь, а перед ним подозреваемые в массовых грабежах и убийствах. Народ в зале сидел тихо, разве что Утёсов что-то вполголоса напевал.

– Эдуард, а кто это слева, рядом с Фурцевой? – наклонившись к Хилю, тихо спросил я.

– Ты что, Суслова не узнал?! – в ответ прошептал Эдик.

– А-а-а, это который главный идеолог…

– Ну да, он и есть, Михаил Андреевич Суслов, секретарь ЦК КПСС. А справа от Екатерины Алексеевны сидит председатель исполнительного комитета Моссовета Промыслов. А ещё правее…

– Понял, спасибо, дальше можно не продолжать.

Гляди-ка ты, и как я мог забыть такую фигуру, «серого кардинала» советской политики, к мнению которого всегда прислушивался Брежнев?! Помню, в моей реальности журнал Life как-то ехидно прошёлся по Суслову, назвав его «истинным советским арийцем» и сопроводив фото идеолога шутовской характеристикой: «Характер нордический, стойкий. В личной жизни аскетичен. Беспощаден к врагам СССР». Вероятно, в этой параллельной Вселенной он и не так силён, но всё равно заправляет идеологией, а в данном случае может рулить Фурцевой, как моряк парусом. И что из этого могу извлечь я, это мы ещё поглядим. Или, напротив, чем мне это может аукнуться? Во всяком случае, присутствие сегодня такой фигуры подчёркивает значимость грядущего мероприятия.

– Здравствуйте, товарищи, – не отрываясь от бумаг и не глядя в зал, вроде бы негромко произнесла Фурцева, но её все прекрасно услышали. Акустика, на мой музыкальный чуткий слух, здесь была неплохая. – Вы все знаете, зачем мы здесь собрались. – Она наконец подняла глаза в зал, мазнула взглядом по моему лицу. – На всякий случай напомню, что первого июня, в Международный день защиты детей, на Центральном стадионе имени Владимира Ильича Ленина пройдёт благотворительный фестиваль «Отдаю сердце детям Африки», и все собранные средства будут направлены в помощь голодающим детям Чёрного континента. Мероприятие более чем серьёзное, привлечены лучшие творческие силы страны, и не только музыкальные. Перед началом фестиваля и после его окончания планируется грандиозная хореографическая композиция с участием около трёх тысяч московских школьников. Здесь, кстати, присутствует режиссёр мероприятия Иосиф Михайлович Туманов, вот он, слева крайний, прошу любить и жаловать. Ну а сейчас я предоставляю слово моему заместителю, товарищу Баскакову Владимиру Евтихиановичу, он расскажет всё в деталях.

Ничего себе, ну и отчество! Язык сломаешь, пока выговоришь. Хотя вон Фурцева вроде ничего, справилась. Наверное, уже привыкла.

Баскаков уткнулся в бумаги и начал что-то бубнить себе под нос.

– Не слышно! – выкрикнул со своего места Утёсов.

Замминистра вздрогнул, прочистил горло и начал по новой, уже громче и даже, как показалось, с выражением.

– Микрофон, что ли, не могли поставить, деятели? – пробормотал сидевший рядом Хиль.

Баскаков по пунктам стал излагать, как будет проходить мероприятие. По причине трудовых будней начнётся фестиваль в 19.00 по московскому времени. Запланирована – о как! – прямая трансляция на Советский Союз и страны социалистического содружества. Хотя, как мне кажется, тем же венграм, чехословакам, румынам и прочей братии будет глубоко плевать на советских исполнителей. Ладно бы ещё «Апогей» с Адель выступили, не говоря уже о Битлах… До сих пор не пойму, с какого перепуга их не включили в состав исполнителей? Потому что «Апогей» поёт на английском, а Адель слишком сексапильна? Разве что зарубежные телезрители только на меня и моих ребят клюнут. Так моя группа тоже англоязычная, если что. Но уж меня-то не могли не допустить, учитывая, от кого исходила идея фестиваля, хотя её и извратили, страшно даже представить, что там будет за показуха с этими танцами школьников.

– Теперь с товарищем Мальцевым, – вывел меня из размышлений голос Баскакова. – Егор Дмитриевич, вы, как мы понимаем, будете выступать вместе со своим ансамблем… э-э-э… Sickle & Hammer?

– Совершенно верно, – откликнулся я со своего места, с трудом удержавшись, чтобы не прыснуть над невнятным произношением моей группы.

– А члены вашего ансамбля, я так понимаю, ещё не в Москве?

– Насколько я помню, Министерство культуры СССР приобрело им билеты на самолёт до столицы нашей Родины на тридцатое мая.

– Действительно, у меня же тут отмечено…

– Ну вот они и сидят на чемоданах, а тридцатого рано утром вылет, и днём они будут в Москве.

– Хорошо, вот тут у меня записано, что вы исполняете три композиции: I surrender, Stairway to Heaven и All you need is love.

– Всё верно. Я ещё указывал, что мне для одной из песен понадобится духовая секция. А по возможности и виолончелист.

– Да-да, есть такое. Духовиков вам, думаю, Леонид Осипович предоставит, это вы уже сами после обговорите, а насчёт виолончелиста подумаем… Так, с вами понятно. Кто у нас тут следующий по списку… Ага, товарищ Гуляев исполняет «Голубую тайгу» и «Обнимая небо». А вы, Клавдия Ивановна, выступаете следом, исполняете «Давай закурим» и «Три вальса».

Шульженко кивнула, отчего её высокая причёска качнулась вперёд-назад. Да-а, организаторы постарались начудить, устроили такую солянку…

– Дальше Людмила Зыкина… М-м-м, у вас, Людмила Георгиевна, «На побывку едет молодой моряк» и «Оренбургский пуховый платок». Следующим идёт Марк Наумович с песнями «Тёмная ночь» и «Шаланды, полные кефали» из кинофильма «Два бойца». Далее оркестр под управлением товарища Утёсова с песнями «Дорогие мои москвичи» и «Сердце, тебе не хочется покоя». Заканчивает наш фестиваль товарищ Кобзон с композициями «Белый свет» и «Не расстанусь с комсомолом».

Да чтоб вас, ну это прямо какой-то партийный концерт получается! Приятно, конечно, что закрываться фестиваль будет якобы моей песней, но всё же… Гимн Советского Союза, случайно, не планируется исполнять перед началом мероприятия? К счастью, выяснилось, что нет, до такого маразма организаторы не додумались.

– Может, у кого-то из присутствующих имеются вопросы? – спросил Суслов через сорок минут после начала заседания, когда вроде нам уже всё разжевали и в рот положили.

Вот какой чёрт меня за язык дёрнул? Я и Лозовым, случалось, высовывался к месту и не к месту, за что неоднократно получал «пряники», но, видно, жизнь так ничему и не научила. Как бы там ни было, я, словно школьник, вытянул руку и громко заявил:

– У меня вопросы!

– У вас? Что ж, товарищ…

– Мальцев, – негромко подсказала ему Фурцева, неприязненно покосившись в мою сторону.

– Что ж, товарищ Мальцев, спрашивайте. Можете с места, либо добро пожаловать на трибуну.

Трибуна здесь и вправду имелась, с наполовину наполненным водой графином и чистым стаканом, всё как положено. Чувствуя, что я совсем уже берега теряю, но с непреклонной, как мне казалось, решимостью на лице я отправился к трибуне.

– Ещё раз здравствуйте, и если кто-то со мной по какой-то причине незнаком – меня зовут Егор Мальцев, – представился я.

– Да знаем мы тебя, знаем, – синхронно раздались голоса Магомаева, Кобзона и Хиля.

– Замечательно… Итак, уважаемые товарищи, у меня по поводу предстоящего фестиваля есть несколько вопросов. Недавно в телефонном разговоре Екатерина Алексеевна ссылалась на некую комиссию по культуре при ЦК КПСС, якобы составлявшую список участников мероприятия, который затем был подписан товарищем Шелепиным. Я ничего не имею ни против Иосифа Давыдовыча, ни против Клавдии Ивановны, ни против Леонида Осиповича… Пожалуйста, пусть будут все, кто присутствует в этом списке. Но возникает резонный вопрос: почему в состав выступающих не внесены певица Адель и группа «Апогей»? То есть исполнители, чьи пластинки в Советском Союзе расходятся чуть ли не миллионными тиражами. Тем более это странно на фоне того, что билеты на фестиваль раскупаются, мягко говоря, со скрипом. А окажись на афишах имена Адель и группы «Апогей», уверен, молодёжь смела бы их за один день. Есть в зале представитель этой самой комиссии? Сможет он ответить на вопрос?

На несколько секунд в зале воцарилась такая тишина, что я услышал биение собственного сердца. Присутствующие однозначно впали в прострацию после такого спича, включая сидевших за столом. Я покосился на Фурцеву, та была бледна, как смерть, только желваки ходили под пергаментной кожей. Суслов, напротив, выглядел невозмутимо и при этом сверлил меня взглядом, от которого хотелось спрятаться за трибуну. Но я стоически выдержал этот взгляд.

– Екатерина Алексеевна, думаю, этот вопрос скорее вам адресован, потому что из комиссии сегодня здесь, как я догадываюсь, никто не присутствует, – сказал главный идеолог страны.

– Вы правы, Михаил Андреевич. Что ж, я отвечу… Список выступающих, Егор Дмитриевич, составлялся с учётом пожеланий советских граждан. Комиссия ориентировалась на письма, приходящие на радио и телевидение, а также к нам, в Министерство культуры СССР.

– То есть вы хотите сказать, что «Апогей» и Адель, собирающие полные залы, видеть среди участников фестиваля никто не захотел? – поинтересовался я. – И даже всемирно известную группу The Beatles, которая, как я упоминал в своём письме на ваш адрес, готова была приехать в Советский Союз?

– Да, на Битлов я бы посмотрел… – негромко, но отчётливо протянул Магомаев. – А уж стоять с ними на одной сцене… Эх, мечты, мечты…

– Слышал я об этом коллективе, они там, на Западе, вроде как целые стадионы собирают и перед сильными мира сего выступают, – снова вклинился Суслов. – Но каков их репертуар?

– Нормальный репертуар, Михаил Андреевич, и о любви поют, и о социальном неравенстве, и о перекосах буржуазного мира. А их лидер Джон Леннон мне в открытую признавался в своих симпатиях к СССР. И после того, как я наобещал им выступление в Союзе, такое вот отношение к симпатизирующим нам музыкантам…

А я ведь, действительно, можно сказать, наобещал. Буквально перед получением списка выступающих мы созвонились с Джоном, я и обмолвился, что фестиваль в Союзе обретает реальные очертания. Тот же заявил, мол, что они в последние месяцы немного отошли от концертной деятельности, пресытившись гастролями, и засели в студии на Эбби-Роуд. Так что их график не сильно пострадал бы, выползи они из своей норы на пару-тройку дней в СССР. Опять же, впечатления, кто ещё из западных музыкантов первой величины выступал на советской сцене? Прорыв железного занавеса, как говорили в годы моей молодости, хотя сейчас занавес, пожалуй, был не такой уж и железный.

– Екатерина Алексеевна, вы-то что скажете? – обернулся к соседке Суслов.

Та выглядела немного растерянной, видно, не ожидала от меня такой эскапады.

– У нас всё согласовано, времени до фестиваля остаётся всего неделя, и что-то менять, я уверена, нецелесообразно, – проблеяла она, умудряясь при этом жечь меня холодным огнём своих глаз. Но я держался, не показывая, что мне очень даже сейчас не по себе.

– Можно я скажу? – привстал Утёсов. – Только я с места.

– Да, конечно, Леонид Осипович, – благосклонно разрешил Суслов.

– По мне, так этот молодой человек говорит всё верно. Я тоже в курсе, что билеты расходятся ни шатко ни валко. В какой-то мере нам, представителям эстрады старшего поколения, это неприятно, но нужно уметь смотреть правде в глаза… Привлечь молодёжную аудиторию могут как раз те исполнители, о которых упоминал Егор. И за оставшиеся дни, наверное, нужно что-то предпринять, чтобы спасти ситуацию. Можно, конечно, нагнать в организованном порядке школьников, хотя время концерта не совсем детское, или устроить принудительную продажу билетов на предприятиях под угрозой выговора, но согласитесь, всё это будет показуха, как принято говорить в некоторых кругах. Зачем нам позориться на весь мир?

Вот уж не ожидал, что Утёсов встанет на мою сторону. Мне он, напротив, казался этаким самовлюблённым старпёром, посматривавшим на молодых музыкантов свысока. Да и по воспоминаниям тех, кто его хорошо знал – мне самому, будучи Лозовым, не довелось близко сойтись с Леонидом Осиповичем, – старик был весьма вредным. Но сейчас он явно играл на моей стороне. Для Фурцевой такой выпад знаменитого артиста стал своего рода надгробной плитой. Она разом сникла. Суслов же, напротив, выглядел совершенно спокойным.

– Что ж, товарищи, – сказал он, поправив очки, – я вижу, у нас тут сложилась любопытная ситуация, столкновение, скажем так, полярных мнений. И сейчас решить этот вопрос с кондачка вряд ли получится. Согласен, времени мало, но всё же нам нужен хотя бы день, чтобы прийти к какому-то решению. Вы согласны, Екатерина Алексеевна?

– Что? А, да, конечно, – засуетилась министр культуры.

– Ну и хорошо. Тогда все можете быть свободны, работайте по утверждённому плану, а мы с товарищем Фурцевой и другими товарищами ещё посидим, подумаем, как нам быть с фестивалем… Вы тоже свободны, товарищ Мальцев.

На выходе из зала меня тормознул Утёсов:

– Егор, духовая секция, говоришь, нужна?

– Ага, парочка ребят с тромбонами пришлась бы кстати.

– Обеспечим. У тебя когда первая репетиция, а то я что-то прослушал?

– Первая – тридцатого мая, в ДК «Красный Октябрь» на Вишнёвой, в семь вечера. На следующий день, если я правильно понял Баскакова, там же в двенадцать часов начнётся генеральная.

– Что ж, подгоню пару тромбонистов тридцатого к семи.

Не успели мы попрощаться, как рядом нарисовался Магомаев.

– Ну ты молодец, врезал министерше так, что даже мне стало не по себе, – похвалил меня Муслим. – А ты что, правда, с Битлами договорился?

– Ага, с Джоном Ленноном, мы с ним как-то более-менее сошлись, – ответил я, кивая ожидавшей меня неподалеку Клемент.

– Ого, ну ты вообще зверь! Давай стой на своём, вези их к нам, хочется вживую на этих ребят посмотреть, чем они так хороши, что целые стадионы собирают.

– Если привезу, познакомишься с ними лично… Кстати, не знаешь, с чего Фурцева на меня так ополчилась?

– Да она вообще в последнее время малость не в себе, после того, как дочку с того света еле вытащили.

– В смысле?

– Так вены резала, вроде из-за несчастной любви, это при живом-то муже. Семья министра пример должна подавать, а у неё вон какой бедлам творится.

– А… это… – У меня во рту тут же пересохло, я кое-как сглотнул, прежде чем продолжить: – Из-за кого она вены-то резала, неизвестно?

– Да кто ж знает? Ну уж, наверное, не из-за нас с тобой.

Блин, вот тут я, пожалуй, поспорил бы. Потому что, если всё-таки из-за меня, то кое-какие детали этого пазла вставали на свои места…

Явление домой меня, загруженного продуктами, вместе с Лидой Клемент стало для супруги неожиданностью.

– Ой, я же не одета, – засуетилась она, запахивая свой тонкий халатик.

– Да ладно, чай не комиссия партконтроля пришла. Знакомься, это Лида Клемент, ты вообще-то её должна знать. А это моя супруга Елена.

– Привет!

– Здрассти…

– Ну вот и познакомились! Лида побудет у нас до вечера, если ты не против, а вечером я отвезу её на вокзал, посажу на «Красную стрелу». Ей просто перекантоваться негде до отъезда в Питер. Ленок, покорми, будь другом, гостью, а мне уже нужно на телевидение ехать.

– Да я не голодна, Егор…

– Ещё как голодна! Последний раз нормально дома небось ела, ещё вчера? То-то и оно. Ленчик, накорми её так, чтобы она из-за стола еле выбралась. А я до вечера поговею, аппетит нагуляю, некогда мне уже.

– Будет исполнено, мон женераль, – шутливо козырнула супруга. – Лида, пойдёмте на кухню, я как раз борщ сварила, а ещё блины с утра напекла, накормлю вас до отвала.

– Ой, да я не хочу есть…

– Нет уж, от Елены Мальцевой голодным ещё никто не уходил! Так что милости прошу на кухню!..

На телевидение я приехал за час до начала записи программы. Гримёр привела меня в божеский вид, хотя, как по мне, я и так выглядел ничего. За кулисами столкнулся с Василием Шукшиным, тот тоже сегодня был гостем «Кинопанорамы». Его фильм «Живёт такой парень» вышел пару лет назад, рассказы и повести публиковались в ведущих журналах страны, неудивительно, что Василий Макарович стал гостем популярной телепередачи. Шукшин предложил обращаться к нему по имени и вообще для удобства перейти на «ты». Поболтали, благо в запасе имелось немного времени. Шукшин рассказал о своих планах, я поделился своими. Шукшин мне и раньше импонировал, жаль, что так рано ушёл из жизни, и при личном знакомстве положительное мнение о нём только укрепилось. Классный мужик, простой, но с характерной крестьянской хитрецой, и этот его знаменитый прищур…

Наконец меня препроводили в студию, усадили за стол напротив ведущего «Клуба кинопутешественников» Владимира Шнейдерова, с которым мы обменялись приветствиями. На мне сошлись объективы нескольких камер и лучи софитов.

– Егор Дмитриевич, надеюсь, вы подготовили какой-никакой спич? – поинтересовался Владимир Адольфович.

– Ну мы же договаривались, что это будет своего рода интервью, вопрос-ответ. Вы будете спрашивать, я – отвечать. А уж нескромных вопросов, надеюсь, не последует. Хотя если нужно, я могу ответить на практически любой вопрос.

– Нет-нет, что вы, – улыбнулся Шнейдеров. – Всё будет в рамках приличия.

Действительно, разговор получился вполне пристойным, но в то же время собеседник так строил беседу, что ответы на вопросы получались разнообразными и интересными. Тем более что и мне было что рассказать о Лондоне, Англии и Брюсселе, хотя футбола мы коснулись мимоходом. Да и музыкальной темы тоже, раз уж речь шла о путешествиях. Я же, будучи личностью разносторонней, осмотрел почти все достопримечательности Лондона, привёз с собой кучу снимков, которые оператор снимал крупным планом. Причём снимки были уже цветные, а вот передача всё ещё чёрно-белой, так что весь колорит передать не удалось.

Интересно, думалось мне, не поменяйся политика партии в чуть более либеральную сторону, разрешили бы мне вот так сидеть в студии одной из самых популярных телепрограмм и рассказывать о лондонской жизни? Хотя справедливости ради нужно отметить, что в рассказе о бытовухе и прочем я осветил не только положительные, но и отрицательные стороны жизни за границей, которых тоже хватало. Если уж быть объективным, то до конца.

– Когда теперь покажут меня, любимого? – спросил я на прощание у Шнейдерова.

– В это воскресенье и покажем, чего тянуть-то. Как раз накануне вашего музыкального фестиваля.

– У меня к вам один вопрос, Владимир Адольфович…

– Слушаю внимательно, юноша.

– Как мне найти Элеонору Беляеву или кого-то из её непосредственного руководства?

– Элечку? Так вам повезло, она сейчас в соседней студии как раз должна записывать программу. Лизочка, не сочтите за труд, проводите, пожалуйста, молодого человека к Элеоноре Валериановне…

Но сразу торкнуться к телеведущей не удалось. Освободилась она минут через двадцать. Выйдя в коридор и увидев меня, улыбнулась:

– А я вас узнала, вы – Егор Мальцев!

Я открыл портфель и извлёк из него бобину с записью нашего выступления на BBC. Протянул Беляевой.

– Что это?

– Это, Элеонора Валериановна, копия студийного выступления моей группы в студии телеканала BBC. Скажу честно, копию мне сделали тайком от местного телевизионного руководства. Я подумал, что что-то из этого можно позаимствовать для вашей программы, сделать, может, какие-то нарезки. У вас же в финале программы идёт ролик с популярной музыкой? Ну вот, может, и наше творчество вас заинтересует.

– Спасибо, Егор, ваше творчество меня давно интересует, особенно в составе трио «НасТроение». Но и англоязычные песни довольно симпатичны, я с удовольствием сама смотрела ваше выступление на фестивале в Лондоне… Знаете что, давайте я у вас заберу эту запись и покажу её главному редактору музыкальных программ Центрального телевидения. Если он одобрит, сюжет или несколько сюжетов пройдут в эфире. Плохо, конечно, что это не лицензионная запись, но… – она вздохнула, – как говорится, не в первый и не в последний раз…

Приехал я домой голодным как волк, но не успел сбросить ботинки, как Ленка огорошила:

– Егор, тебе звонили из приёмной товарища Суслова. Просили завтра по возможности приехать на приём к 11 часам, с паспортом. Адрес я записала…

М-да, приплыли! Что ж это от меня понадобилось главному идеологу СССР? Вот и думай, то ли по головке погладят, то ли ремнём по… Хочется верить, что всё же первое.