Михаил Араловец

Дубровский 2.0

Перезагрузка

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

© Михаил Араловец, 2019

Встреча телеведущего Владимира Дубровского с двумя незнакомцами, которая поначалу рассматривалась им как веселое приключение, обернулась трагедией. Ее причиной стала фамильная реликвия семьи Дубровских — карманный пистолет начала XIX века. Что за тайну хранит это раритетное оружие? Герои повести «Дело о подпольном роддоме» расследуют преступление будущего.

16+

ISBN 978-5-4496-3196-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Дубровский 2.0
2. Книга первая
   1. Часть I. Шторм
   2. Часть II. Письмо
   3. Часть III. Следствие
   4. Часть IV. Свет погас
   5. Часть V. Гастингс бодрствует
   6. Часть VI. Гастингс анализирует
   7. Часть VII. Гость
   8. Часть VIII. Новый год
   9. Часть IX. Гастингс исправляет ошибки
   10. Часть Х. Гастингс рассказывает
3. Книга II
   1. Часть I. Выборг. Чапаев. Год спустя
   2. Часть II. Санкт-Петербург. Сюзанна
   3. Часть III. Санкт-Петербург. Маша Троекурова. Угроза
   4. Часть IV. Лондон. Дубровский
4. Дело о подпольном роддоме
   1. Эволюция детектива
   2. Приключения Херлока Шолмса и доктора Батсона

Все персонажи и события в книге являются вымышленными. Любые совпадения с фактическими событиями совершенно случайны.

Книга первая

Часть I. Шторм

Дубровский-младший выехал из Санкт-Петербурга в самом мрачном настроении. Вчера вечером не только напился, но и крупно проигрался в известном всему городу подпольном казино. С хозяином заведения, откровенным бандитом, состоялся нелицеприятный разговор. Тот пригласил Дубровского-младшего к себе в кабинет и скучным голосом, словно чиновник, отказывающий докучливому посетителю, заявил:

— Владимир Кириллович, ваш долг казино с учетом сегодняшнего проигрыша возрос до пятидесяти тысяч долларов. Кредит вы больше не получите, пока не вернете деньги. Когда собираетесь отдавать?

«Заложить бы тебя с твоим заведением, — подумал Дубровский-младший, — может, и отдавать бы не пришлось». Но тут же отогнал от себя опасную мысль. Знал, что «курируют» казино на самом верху, потому и живет заведение широко, не стесняясь. Зачем? Потом неприятностей не оберешься.

Вместо этого произнес:

— Дайте две недели.

— Так не пойдет, — покачал головой неприятный человек. — Мы уже давали вам отсрочку. Меня просто не поймут. Три дня. Кстати, о процентах тоже не забудьте. — И встал, давая понять, что разговор окончен.

Дубровский-младший вышел из кабинета, готовый разнести чертово заведение.

«Успокойся! — одернул он себя. — Успокойся, не пори горячку». Прошел длинным полутемным коридором в туалет, открыл дверь кабинки. Вытащил из кармана модного пиджака бумажный конвертик, отсыпал из него порошка на тыльную сторону ладони и шумно втянул носом белую пыль. В ноздрях мелко закололо. Запрокинул голову, подождал, когда кокс усвоится. Потом сунул конвертик обратно в карман, посмотрел на себя в зеркало: оттуда глянуло бледное лицо с темными тенями под глазами, с расширенными зрачками.

«Освещение такое или я действительно похож на наркомана? — подумал Дубровский-младший. — К черту, пусть будет так!» Порошок между тем начал действовать. Голова стала ясной, глаза заблестели, терзавшая тревога отступила.

— Твою мать, — выдохнул Дубровский-младший. — Твою мать. Прорвемся, не впервые, — повторил он. Ополоснул лицо холодной водой, пригладил мокрыми руками волосы и вышел из туалета.

Ресторан казино встретил его неярким освещением, приглушенным шумом, запахом хорошего табака (здесь не воспрещалось курить), негромкой мелодией в исполнении известного джазового квартета: трубач, ударник, виртуоз игры на банджо и гитаре и пианист. Дубровский-младший вслушался. Музыканты импровизировали, вели бесконечную, как чалма мусульманина, восточную тему. Он поморщился: не жаловал Восток.

К нему подошел знакомый метрдотель, знающий привычки завсегдатая:

— Владимир Кириллович, прошу, единственный свободный столик остался, рядом с иностранцами. Ничего? — как бы оправдываясь, сказал метрдотель.

— А что, иностранцы разве не люди? — рассмеялся Дубровский-младший.

                                             * * *

«Рендж Ровер» сильно тряхнуло. Дубровский, задумавшись, не заметил «лежачего полицейского». Удар прошел через все тело и гулом отразился в несвежей после вчерашнего застолья голове. С заднего сиденья донеслись недовольные возгласы — там сидели вчерашние странные иностранцы. А рядом, на пассажирском сиденье, — их переводчик Вася.

Дубровский-младший попытался собрать отдельные клочки памяти воедино и восстановить картину вчерашнего вечера. Получалось не очень. Его с утра мучило сильнейшее похмелье, очень уж хорошо вчера посидели.

Иностранцы действительно странные. Он сразу обратил на них внимание. Один низенький, толстенький, яйцеголовый и лысоватый, с маленькими, словно нарисованными черными усиками, загнутыми вверх, — такие носили, наверное, в 30-х годах прошлого столетия. Одет с иголочки, даже чересчур элегантно, в хорошей тройке с бабочкой, в петлице пиджака — гвоздика, столь же неуловимо из прошлого.

Второй темнокожий, высокий, худой, одет не просто экстравагантно, а очень экстравагантно. Собственно, из-за этого Дубровский-младший и обратил на него внимание в первую очередь. Он выглядел как российский купчик конца XIX века: в косоворотке, подпоясанной тонким ремешком, в малиновой жилетке и широких штанах, заправленных в кирзовые сапоги, только бороды не хватало. Рядом на свободном стуле лежала меховая шапка c красной звездой, купленная, видимо, у лоточников возле Спаса на Крови, и котелок. И — что совсем уж поразило Дубровского-младшего — курил «Беломор». Оба они казались людьми из прошлого. И были до боли знакомы, хотя Дубровского-младшего с ними точно не знакомили.

Дубровский-младший сел за соседний столик, причем так, чтобы видеть странную троицу. Да, еще рядом с иностранцами сидел высокий, одетый в джинсы и свитер молодой человек, в котором легко можно было распознать переводчика, поскольку он делал заказ официанту на русском языке.

«Кого же они напоминают? — аж застонал, напрягая память, Дубровский-младший. — Нет, так не вспомнить. А закажу-ка я вискаря. Без него, пожалуй, не обойдешься».

Он подозвал официанта и сделал заказ. Но прекрасно обошлось и без вискаря. Выручил переводчик.

— Господин Гастингс, — обратился он к толстячку по-английски, — что будете пить?

— Бокал красного сухого. — Тот, кого назвали Гастингсом, задержал взгляд на меню и добавил: — Французского. И прекрати так дымить, Пуаро.

Обращение, правда, осталось без внимания.

— А вы, мсье Пуаро? — вопрос адресовался ряженому господину.

Тот выпустил изо рта папиросу, прищурил глаза от дыма и коротко ответил, коверкая русский:

— Уодка.

«Ну точно, — осенило Дубровского-младшего, — английские актеры. Гастингс — Дэвид Суше, сыгравший знаменитого сыщика Пуаро в одноименном сериале. Только почему его называют Гастингсом? А Гастингс — это Пуаро… По-моему, это актер Хью Фрейзер. Только почему у него цвет кожи другой? Черт, совсем запутался… Неважно. Наверняка приехали в Россию снимать фильм с местным колоритом. Поэтому Пуаро — не-Суше — так странно одет. Наверняка придумали какую-нибудь антироссийскую клюкву».

Дубровский-младший изъяснялся на английском — спасибо папочке за спецшколу. Правда, не бегло, но для разговора сойдет.

— Простите, господа, что вмешиваюсь в ваш разговор, — обратился он к троице, хотя никакой беседы в настоящий момент те не вели. Каждый занимался своим делом: переводчик уточнял заказ у официанта, Пуаро листал путеводитель по Петербургу, а Гастингс-Суше с любопытством оглядывался вокруг.

— Простите, господа, — повторил Дубровский-младший, — огоньку не найдется прикурить? — и показал на свою сигару. Обращался он исключительно к Пуаро — не-Суше, — единственному, кто курил за соседним столиком.

— Дымишь? Молодец! А они меня осуждают. — Не-Суше ткнул окурком в сторону переводчика и Гастингса, — говорят, вредно. А по мне, так надо делать, что нравится, а не строить из себя ох… ных моралистов. Держи спички!

Дубровский-младший испытал некий социокультурный шок от слов не-Суше. Вернее, от ненормативного слова, которое знаменитый актер (актер ли?) произнес по-русски. Вообще, это как-то не вязалось с обликом английского джентльмена. Видимо, вид у Дубровского-младшего был еще тот, потому что переводчик засмеялся:

— Это еще цветочки!

Познакомились. Завязалась беседа. Переводчика звали Вася, а вот с иностранцами многое оказалось непонятно. Дубровский-младший поначалу отказывался верить. Да и как поверить, что английская знаменитость Дэвид Суше вовсе и не Суше, а самый настоящий живой Гастингс. Не литературный Гастингс, а на-сто-я-щий.

Когда их представили, Дубровский-младший отмахнулся:

— Не может быть!

Довольный переводчик заржал уже в голос:

— Представляешь, никто не верит. — И понизил голос: — Если честно, я и сам не верю. Эти двое — точно мистификаторы. Хотя они утверждают, что Пуаро, который сейчас сидит перед тобой, это внук того самого Пуаро, а Гастингс — внук того самого Гастингса, ну, из кино, Агата Кристи и все такое. Понимаешь?

— Да хрень какая-то. Как может такое быть. Литературный Пуаро белый, а этот… сам видишь. Что, от бесплотных литературных героев могут рождаться реальные дети? Чертовщина. Не могли они взять псевдонимы, а на самом деле их зовут Смит и Джонс?

— Я тоже так думаю. Документов их не видел, но знаю точно, что тот, который выдает себя за Пуаро, — афроамериканец. Для чего они назвались литературными героями, да еще такими? Я не знаю. Наверное, была причина. Но не заморачивайся, прими факт таким, какой есть. Ей-богу, легче станет. Я вот перестал об этом думать. Кстати, давай познакомимся. Чапаев Василий Иванович.

— Дубровский, Владимир… ни хрена себе, — протянул Дубровский и остановился. — Только вот этого не надо… Достаточно и бритишей.

Переводчик явно наслаждался произведенным эффектом и замешательством своего нового знакомого. Потом рассмеялся:

— Нет, это не то, о чем ты сейчас подумал. Мы однофамильцы. — При этом новый знакомец как-то хитро, с прищуром усмехнулся, и не поймешь, правду говорит или нет. — Никакого родства между мной и героем Гражданской войны не имеется. Надеюсь, что ты тоже лишь однофамилец пушкинского Дубровского, а не прадитя литературного героя!

— Нет, — соврал нынешний Дубровский-младший. Ему совсем не хотелось вдаваться в подробности своей личной жизни перед незнакомым человеком, пусть даже и Чапаевым. Чтобы уйти от неудобной темы, спросил у переводчика: — Чем занимаются эти клоуны и зачем в Питер приехали?

— Гастингс — частный детектив, а Пуаро — его помощник. В Петербург приехали туристами, по крайней мере, так говорят.

— Пуаро чего так вырядился?

— Я его об этом спрашивал, он говорит, мол, так представлял Россию. Еще удивлялся, что медведей на улицах не видно.

— Ты ему сказал, что он ошибался?

— Сказал, а толку: стереотипы сильнее людей. По крайней мере, водки завались.

Водки действительно было много выпито в этот вечер. Ее пили Чапаев, Пуаро и Дубровский-младший, закусывали пельменями, семгой и икрой. Гастингс потягивал вино, скорее делал вид, что пьет.

Пуаро с Чапаевым играли в рулетку, звали Дубровского, но он отказался, сказав, что человек неазартный. Конечно, проиграли. Ночь провели у Дубровского-младшего за картами.

                                            * * *

Андрей Гаврилович Троекуров, отставной пехотный капитан, маялся перед зеркалом, пытаясь завязать галстук. Наконец не выдержал, позвал дочь:

— Маша, помоги. Тут черт ногу сломит. Зачем я тебя послушался, мог бы прекрасно обойтись без галстука. Ты же знаешь, что я его не ношу.

— Папа, Новый год, мы идем в гости, ты должен прилично выглядеть. — Дочь ловко завязала узел, подтянула к воротничку рубашки. — Не давит?

— Расслабь немного. Вот так.

Маша Троекурова служила в театре в Санкт-Петербурге и вырвалась к отцу в Выборг, чтобы вместе встретить Новый год. Родитель постоянно обижался, что встречает главный праздник один. Но как ему объяснить, что у актеров предновогодняя декада самая денежная и что роль Снегурочки позволяет хоть немного поправить бюджет. Но на это раз отец был непреклонен, и ей пришлось все бросить и мчаться в Выборг. Приехала, а ее ждал сюрприз: они приглашены в гости старым сослуживцем отца Кирилой Петровичем Дубровским.

— Кстати, там будет и этот, как его, твой ухажер, — саркастически бросил Троекуров, изображая пальцами нечто легковесное.

— Какой еще ухажер?

— Дубровский-младший. Или уже нет? — Троекуров иронично посмотрел на дочь.

Эта новость ее не обрадовала. Она сразу хотела отказаться от поездки, но пришлось бы объясняться с отцом. А этого совсем не хотелось. Больная тема, потому что отношения с ухажером, как назвал Дубровского-младшего отец, с недавних пор стремительно полетели под откос. Именно в тот день, когда состоялась их помолвка, которая тут же перешла в жесткую размолвку. Владимир напился, потерял контроль над собой, а она убежала в слезах. На следующий день он просил прощения, но она заявила, что пока тот не бросит губительных привычек, встречаться они не будут. Владимир побледнел, заявил, что ультиматумов не приемлет и если она не хочет продолжать их отношения, так тому и быть. И вот уже месяц они не виделись.

Ну как объяснишь отцу, что его дочь помолвлена с Дубровским-младшим, ведь отец не жаловал Владимира, считая его гулякой и бабником. И уж точно был недостоин его скромницы дочери. Как оказалось, тысячу раз был прав отец.

Маша познакомилась с Дубровским-младшим на телевидении, где работал Владимир. Он ей сразу понравился: открытый взгляд, мальчишеская улыбка, уйма обаяния, которая с лихвой компенсировала небольшой рост и некоторую субтильность. Да и телевизионная известность привлекала. Проклятая бабья натура. Уж на что, казалось бы, знала изнанку такой известности, а все равно было лестно познакомиться со звездой.

Кажется, она ему тоже понравилась. По крайней мере, обменялись телефонами. Не то чтобы она ждала его звонка, но чувствовала себя некомфортно до того момента, когда он позвонил. Начался роман.

Не сразу Маша узнала вторую натуру Дубровского-младшего: гуляка, пьяница, игрок. И врал ей. Но было уже поздно — она влюбилась как последняя дура. Через несколько месяцев после знакомства выяснилось, что Владимир начал баловаться кокаином. Вначале скрывал, потом перестал скрывать. И тогда перед ней встала дилемма: продолжать отношения или прекратить.

Но Маша не решалась на разрыв. И по причине, которую пока не хотелось никому объяснять — ни подругам, ни тем более отцу. А Владимиру и вовсе. Хотя понимала, что рано или поздно все откроется. Было от этого так нехорошо, потому что любое решение было либо плохим, либо очень плохим.

                                            * * *

Отец постарался причесать свои до сих пор непокорные, но седые волосы и пошел надевать пиджак. Маша посмотрела на себя в зеркало. Ничего особенного: большой припухлый рот, великоватый, с горбинкой нос, прямые, как солома, волосы до плеч, худые, хотя и длинные ноги. Но вот глаза… глаза и вправду были замечательные — серо-зеленые, загадочные. И улыбка. Улыбалась она так: подавалась навстречу собеседнику, что создавало некую интимность, глаза озарялись внутренним светом, уголки губ чуть приподнимались, и все лицо становилось по-детски открытым и наивно-нежным. Но в последнее время улыбалась она нечасто.

По телевизору демонстрировали последствия урагана «Федерико», который бушевал над Северо-Западной Европой. Невиданной силы ветер со снегом сносил крыши домов, тащил за собой пешеходов, рвал линии электропередач, и тысячи людей остались без света. Не работали аэропорты, а по ТВ бесконечно крутили сюжет с самолетом, который никак не мог сесть — его сносило со взлетной полосы. Но пилоты продемонстрировали чудеса изобретательности, применили, сообщал диктор, так называемую технику «краба» и боком приземлились. И действительно, самолет то пятился, то подпрыгивал и на самом деле напоминал огромного краба. Диктор, правда, не сказал, что при этом испытывали пассажиры.

Ураган стремительно приближался к Петербургу.

Маша встревоженно глянула в окно. Небо затягивали черные тучи, ветер трепал ветки деревьев, старался пригнуть их к земле.

— Маша! — нетерпеливо крикнул из другой комнаты отец. — Такси пришло, пора!

— Ты всегда был нетерпелив, — вздохнула Маша, отрываясь от окна, и грустно прошептала: — Иду.

                                            * * *

Дубровский-младший нажал на тормоз, сбрасывая скорость, — впереди стоял пост ДПС.

— Дай воды, — попросил он у Чапаева, — буксы горят после вчерашнего.

— Угу-м, — мотнул головой Василий и передал ему пластиковую бутылку «БонАквы». — У меня самого голова несвежая.

Дубровский-младший большими глотками разом отпил половину и вытер рот рукавом куртки:

— Плющит не по-детски. Кажется, я сильно перебрал вчера.

— Не то слово. Ты хоть что-нибудь помнишь?

— Что-то пошло не так? — встревожился Дубровский-младший. — Был скандал?

— Ну до этого, слава богу, не дошло, но гостей ты озадачил.

— Это как?

— Вы с Пуаро на пару исполняли «Дубинушку», а потом ты предложил ему выступить в своей телепередаче.

А было так. Играли в карты, не на деньги — гости наотрез отказались, а на интерес. Дубровский-младший поставил условие: в случае его выигрыша Пуаро вместе с Гастингсом исполнят русскую народную песню. Джон, трезвый человек, конечно, отказался, а Пуаро согласился. Естественно, проиграл, и пришлось тезке знаменитого литературного героя петь. Слов он не знал, как и мелодии, но Дубровский-младший вместе с Чапаевым быстро нашли выход из положения. Научили пьяного Пуаро петь припев: «Эх, дубинушка, ухнем!» Получалось очень даже неплохо. Пуаро басил: «Эх, дьюбинỳшка, ухнем» и даже попадал в такт.

Когда закончили, Дубровский-младший похвалил бритиша и предложил выступить в его телепередаче «Запой!».

— What is it? (Что это?) — удивился Пуаро.

— Booze, запой, за-пой, понял, Эрки? — перевел Чапаев. — Запой. Повтори!

— Запьой. What is it? — все еще не понимал Пуаро.

Чапаев объяснил.

— О, запой! — с восхищением произнес. — Yes, карашо!

— Это не то, что тебе сказал Чапаев, — покачал головой Дубровский-младший. — Он неправильно объяснил. Чего ты дуришь человека? «Запой» — это программа на телевидении, в ней люди поют. Она крайне демократична. Democracy, понял? Здесь любой человек, даже с улицы, может попробовать себя в роли певца. Например, ты, Эрки. You understood (ты понял)?

— Yes, I understood. Do you invite me? (Ты меня приглашаешь?)

Деваться было некуда. Раз было сказано «а», надо было говорить «б». Пришлось Дубровскому-младшему позвать английских чертей в свою программу. Чапаев категорически возражал:

— У них утвержденная программа в Питере, — настаивал он.

Пуаро, впрочем, был не против, а вот Гастингс колебался. Все решил широкий жест Дубровского-младшего, от которого было невозможно отказаться. А предложение вышло таким.

— Посещение настоящей русской усадьбы, — посулил он. — Новый год, фейерверк, водка, шашлык. Впечатлений — море.

— Вова, медведи будут? — это, конечно, Пуаро, кто ж еще мог задать такой глупый вопрос.

— Пригласим, — легкомысленно отмахнулся Дубровский-младший.

Получилось красиво. На этом споры закончились. Гости согласились. Решили выехать рано утром.

                                            * * *

«Рендж Ровер» держал курс на Выборг. Когда проехали пост ДПС, у Дубровского-младшего зазвонил мобильный.

— Да, отец, — ответил Владимир и жестом попросил Чапаева замолчать.

— Да, едем, на полпути к Выборгу.

— Да, вижу, погода портится.

— Нет, проскочим спокойно, машина — зверь. Не волнуйся.

Он подумал, не сказать ли отцу, что везет гостей. «Пусть будет сюрприз», — решил Дубровский-младший и отключил мобильник.

Ему вспомнился вчерашний разговор с отцом. Он позвонил ему днем из студии, когда закончилась запись передачи на старый Новый год. Разговор получился коротким и нехорошим. Нехорошим, потому что пришлось вновь просить денег, коротким — потому что отец наотрез отказался обсуждать такой вопрос по телефону.

— Приезжай, — сказал он и дал отбой.

Дубровский-младший, весь на нервах, вышел из здания телеканала и набрал номер Маши. Ее телефон был вне зоны доступа. Собственно, этого и следовало ожидать после последней крупной размолвки. Это еще больше разозлило его. Он с минуту постоял в раздумье, а потом решительно направился к машине.

И чем закончился вечер? Кончился вечер совершенно никчемно. Проигрался в казино, имел неприятный разговор с его владельцем-полубандитом, напился, познакомился с непонятными иностранцами, или наоборот, вначале познакомился, потом напился, роли не играет. И сейчас везет их в гости к отцу.

Зачем, для чего? Отец вряд ли обрадуется, а ведь предстоящий разговор во многом зависит от его настроения. От этого Дубровскому-младшему стало совсем муторно.

А погода между тем действительно портилась, и кажется, всерьез и надолго. Быстро потемнело. Внезапно, словно резко закрыли дверь, дунул порыв ветра, по стеклам «Рендж Ровера» потекли струйки дождя. Пришлось включить дворники.

                                             * * *

Начальник полиции Выборга полковник Леонид Шабашкин разглядывал служебный пистолет, лежащий на столе в его кабинете, и размышлял, взять его с собой или нет. Минуту колебался, затем открыл сейф и положил оружие туда. В гости со стволом не ходят.

Он вызвал дежурного, дал последние указания, хотя тот, в общем, в них не нуждался. Сказал, что отправляется в гости к Кириле Петровичу Дубровскому в его усадьбу «Отрадное», и если что, искать его нужно там. Закрыл дверь кабинета и направился к своему джипу «Мицубиши». Личного водителя пожалел: чего зря дергать парня перед Новым годом, тем более погода разгулялась не на шутку. На улице стояла непроглядная темнота, хотя было еще четыре часа. Придерживая пальто одной рукой от сильного ветра, под дождем побежал к машине. Едва тронулся, как к дождю добавился снег. Он включил печку, дворники и подумал: хорошо, что до усадьбы генерала всего двенадцать километров. Хотя при такой погоде и этого много.

Полковник подождал пару минут, чтобы прогрелся двигатель. В эти короткие мгновения у него была возможность еще раз взвесить обстоятельства, которые сейчас вели начальника полиции в дом Дубровского-старшего. Шабашкин не был приглашен генералом, он сам позвонил и попросил о встрече. Возможно, канун Нового года не то время, чтобы решать дела, но так уж вышло.

                                             * * *

Генерал в отставке Кирила Петрович Дубровский стоял у высокого французского окна в гостиной на первом этаже и смотрел, как набирает силу непогода, собираясь навалиться на Отрадное со всей силой. Слава богу, это были остатки урагана «Федерико», но и они могли принести немало неприятностей. Темнота перешла в черноту, и генерал приказал включить наружное освещение на крыльце, возле гаража и вдоль главной дорожки. В окно коротко хлестнул шквал дождя со снегом, затих на секунду и ударил вновь. Дубровский-старший невольно поежился. Он беспокоился за сына, который по его подсчетам должен был уже подъехать к Выборгу. «Скорее бы уже, — подумал он, — похоже, буря взяла только первый аккорд».

Зато в большой гостиной, залитой светом, было тепло и уютно. В центре стояла пахнущая хвоей нарядная елка. За спиной Дубровского-старшего пылал камин, слышался звон посуды: это управляющий Брикс расставлял приборы на столе, готовясь к приему гостей.

— Погода с цепи сорвалась, — произнес генерал, не оборачиваясь.

— Так точно, Кирила Петрович, — по-военному ответил Брикс. Ну а как могло быть иначе: службистский лексикон за много лет въелся отставному прапорщику уже, наверное, в печень.

— Как думаешь, Володька не опоздает к ужину? Вон как метет.

— Не волнуйтесь, он парень бедовый, да и машина у него как танк.

— Да, бедовый, — вздохнул Дубровский-старший, и мысли его невольно перенеслись на сына.

Владимир был единственным отпрыском у четы Дубровских. Кирила Петрович делал обычную для военного советского времени карьеру: гарнизоны — Афганистан — учеба в военной академии. Ему удалось избежать участия в вооруженных конфликтах 90-х годов. Спасибо приятелю по училищу, устроил к себе в тыловую службу. Сейчас кажется диким, но тогда он отказывался. Как же, боевой офицер и будет завскладом? Нет! С трудом жена убедила, к тому же у них только что родился сын. Кровавые войны на территории бывшего СССР разгорались, и супруга, дальновидная женщина, поставила ультиматум: либо развод, либо тыл. Пришлось выбирать. И не пожалел.

Ему понадобилось немного времени, чтобы понять, какое золотое дно тыловая служба. Особенно в 90-е годы, когда продавалось и покупалось все: от солдатских сапог до переносных зенитных комплексов. Но первые крупные деньги пришли к Дубровскому, когда начался вывод советских войск из Германии. Строительство домов для военнослужащих принесло ему миллионы. Конфликт в Чечне добавил еще. Угрызения совести уже не мучили, к тому же он быстро поднимался по служебной лестнице. Кирила Петрович был общительным, не болтал где не надо, пил не пьянея, умел заводить полезные знакомства и, главное, делиться.

В самом зрелом, подходящем возрасте, в 45 лет, на его плечи легли генеральские погоны, а в «довесок» (так любовно он называл новую должность) — назначение главным тыловиком Л-го военного округа. Что и говорить, взлетел высоко, и возможностей стало еще больше. Сам лично «бизнесом» уже не занимался, за него это делали другие — он только контролировал. К тому времени Дубровский разбогател, заматерел, облысел, обзавелся животом. От стройного бесшабашного, веселого лейтенанта не осталось и воспоминаний.

Жирные времена закончились внезапно, не успел оглянуться. Ну и повлиять, конечно, тоже на происходящее не мог.

В 2010 году структуры тыла Вооруженных сил России, спасибо новому президенту, господину Медведеву, были реорганизованы в систему материально-технического обеспечения. Новый командующий нового старого округа — Западного — затеял чистку личного состава, расставлял на ключевых должностях своих людей. Дубровскому места в новой жизни не нашлось. Его отправили на пенсию с присвоением очередного звания. Новоиспеченному генерал-лейтенанту вдогонку выписали медаль, словно кость бросили.

Но недаром говорят, что беды не ходят одни. Они как монашки — вдвоем. Только пережил отставку — взбунтовалась жена. На старости лет решила жить за границей. Хотя знала, что Дубровского туда не выпустят. Никакие уговоры не помогали: хочу и все. Кончилось разводом. Дубровский с самого начала подозревал, что заграница только предлог. Так и оказалось: выскочила благоверная за дипломата и укатила с ним в Испанию.

Петербург обрыдл генералу. Казалось, все смеются над незадачливым пенсионером и брошенным мужем. На люди старался не выходить, ни с кем не встречаться, сидел дома в кресле-качалке, пил коньяк, смотрел телевизор, информацию черпал из интернета. Однако такая жизнь быстро надоела деятельному генералу. Он решил вернуться на родину — в Выборг. Оставил сыну питерскую квартиру и дачу в Репино и уехал.

Дома встретили чудо как хорошо. Даже не ожидал. Ну как же, генерал, большой человек. Перезнакомился с местным бомондом, сразу нашлась ему непыльная должность — стал он депутатом местного законодательного собрания. Словом, жизнь налаживалась. Повстречал двух знакомцев из прежней жизни: одного — хорошего человека, другой был так себе… Первый — старый сослуживец, вместе воевали в Афганистане, Андрей Гаврилович Троекуров, ныне отставной пехотный капитан, тоже теперь военный пенсионер. Ему генерал обрадовался. Второй, Леня Шабашкин, служил под началом Дубровского в тыловой службе. Дрянь человечишко, воровал по-мелкому, пришлось выгнать. А сейчас, поди ж ты, полковник, начальник полиции Выборга. Надо с ним ухо востро держать, решил генерал.

Поселился Дубровский недалеко от города, в трех километрах от поселка Отрадное. Отстроил усадьбу, которую назвал тоже «Отрадное», и зажил помещиком.

Дубровского-старшего вернул от воспоминаний свет фар, бивший прямо в окно, и звук автомобильного гудка. Охранник нажал кнопку, и ворота усадьбы автоматически открылись.

Снег пошел по-настоящему, сплошной стеной, Дубровский не мог разглядеть, что за машина и кто приехал. Автомобиль остановился прямо перед крыльцом, из нее выбрались две фигуры — мужская и женская.

«Троекуров с дочерью», — догадался Дубровский и крикнул:

— Брикс, открывай!

— Уже, Кирила Петрович.

Генерал поспешил встречать гостей, спустился по ступенькам в прихожую и остановился, ожидая, когда они разденутся.

— Ну и погодка! — приглаживая мокрые от снега волосы, воскликнул Троекуров. — Давно такого не было. Похоже, надолго.

— Не так страшен «Федерико», как его малюют, — рассмеялся Дубровский. — Проходите, скоро Владимир должен подъехать. Кстати, Маша, а ты почему не с ним?

— Она со мной, — ответил за нее Троекуров. — Должна же дочь хотя бы раз в полгода видеть отца.

— Мне что-то холодно, — поеживаясь, ответила Маша.

— Так, давай к камину! — скомандовал Дубровский-старший. — А мы с тобой, Андрей Гаврилович, по рюмочке.

Не успели выпить по одной, как окна гостиной вновь осветили автомобильные фары.

— Никак Владимир! — вскинулся Брикс.

— Ну вот, все в сборе, — энергично потер руки Дубровский-старший.

— Так Шабашкин хотел приехать.

— Я его не приглашал.

Часть II. Письмо

В гостиную вошли так: впереди Пуаро с Гастингсом, следом Чапаев, замыкал шествие Дубровский-младший. Чрезвычайно изумленный Брикс отступил в сторону, пропуская нежданных гостей. Дубровский-старший вместе с Троекуровым вышли в прихожую. Вместе они составили любопытную пару: маленький, толстый, лысый генерал и худой, высокий, лохматый отставной капитан. Увидев вошедших, генерал скорее сердито, нежели удивленно, обратился к Бриксу:

— Эт-та что за мудак?

В неоднозначных ситуациях Кирила Петрович часто скатывался к армейскому жаргону. Ситуация складывалась неоднозначно или близко к этому — сомневаться не приходилось. Очевидно, этот вопрос относился в первую очередь к Пуаро, который добавил к своему экстравагантному наряду заячий тулупчик. Между прочим, выглядел стильно. Брикс лишь пожал плечами: не знаю. Зато пестрый пришелец неожиданно заявил с нескрываемой обидой в голосе:

— Ай’м ноу мьюдак.

Бритиш, оказывается, понял, что сказал генерал. Назревал скандал.

— Отец, я тебе все сейчас объясню, — протиснулся между Пуаро и Гастингсом Дубровский-младший. — Это иностранцы, мои новые знакомые, удивительные люди, не поверишь.

Объяснились. Представились. Дубровский-старший поморщился, услышав имя Эркюля. Генерал не читал ничего, кроме устава, приказов и распоряжений Минобороны, и знаменитые имена ему ничего не говорили, а пускаться в пространные объяснения Дубровский-младший счел излишним. А вот Троекуров повел себя иначе. Глаза его заблестели, он насмешливо спросил Владимира:

— Неужели те самые персонажи, из романов Агаты Кристи?

— Однофамильцы, — коротко бросил Дубровский-младший. Неужели отставной пехотный капитан читал романы великой английской писательницы?

— Володя, где ты подцепил этих чертей? — видно было, что Дубровский-старший недоволен.

— Это долгая история, отец, потом, сначала накорми нас, с утра не ели.

— Что говорит этот толстый лысый человек? — обратился к Чапаеву Гастингс.

— Он рад вас видеть и приглашает к столу.

Всей компанией прошли в гостиную. Там уже хлопотала дочь Бригса Сюзанна, плотная рыжеволосая девушка. Тут же вертелся ее сын, трехлетний Боря.

— Привет, Сюзи! Как дела? — поприветствовал ее Владимир. — С наступающим на нас Новым годом!

— Спасибо, хорошо, — слабо улыбнулась она. — Как у тебя?

— Лучше всех, видишь, какую рыбу подцепил в Питере.

— Кирила Петрович, кажется, не рад.

— Перебьется, — весело отмахнулся Дубровский-младший.

— Здравствуй, Володя, — послышался тихий голос.

Дубровский-младший резко обернулся и увидел возле камина кутающуюся в шаль знакомую фигуру.

— Маша?!

Девушка выглядела усталой и грустной. Она не смотрела на своего жениха. Дубровский-младший подошел к ней.

— Нам надо поговорить.

— О чем?

— Ты не отвечаешь на звонки, избегаешь встреч со мной.

— Ты прекрасно знаешь почему.

— Но…

— Вова, — раздался громкий голос отца, — иди сюда, гости ждут!

— Иду! — Дубровский-младший досадливо поморщился. — Встретимся в зимнем саду.

— Хорошо.

У стола в гостиной царило оживление. Проголодавшиеся гости наслаждались икрой, красной рыбой, селедочкой, бужениной, солеными опятами и другими фантастическими разносолами вроде жареного поросенка. Дубровский-старший слыл хлебосольным хозяином, свое реноме поддерживал строго. Пили кто что: Чапаев налегал на виски, Троекуров на коньяк, хозяин и Пуаро — на водку. Лишь Гастингс молчаливо вертел в руке бокал с вином.

— Вова, а этот парень, — Дубровский-старший указал на Пуаро, — наш человек, даром что англичанин и Эркюль. Водку пьет, я аж удивился. Вот не думал… Водка — хорошо? — обратился он к Пуаро.

Тот, к удивлению Дубровского-младшего, понял, видимо, уже успел в России освоить это слово.

— Уодка, yes! — экстравагантный англичанин поднял большой палец.

— Я что тебе говорил! — засмеялся Дубровский-старший. — Молодец! А вон тот мне не нравится.

Генерал, понятно, имел в виду Гастингса, который скорее делал вид, что пьет и ест, и молчал, как истинный британец. Скорее всего, языка не знает, подумал Владимир. Хотя незнание русского нисколько не мешало Пуаро быстро стать своим в барской усадьбе.

— Господа и товарищи! — Дубровский-старший постучал вилкой по стакану. — Прошу внимания! Приглашаю всех посмотреть мою коллекцию старинного оружия. Чапаев, переведи!

Чапаев перевел, англичане оживились, закивали в знак согласия. Даже Троекуров, видевший коллекцию не раз, и тот выразил готовность принять участие в экскурсии.

Встав из-за стола, компания двинулась в направлении кабинета, где Дубровский-старший хранил свои сокровища.

Владимир подошел к Маше, которая не принимала участия в ужине и безучастно сидела на кожаном диване спиной к гостям.

— Ты, кажется, не рада, что я приехал?

— Я не рада, что я приехала.

Дубровский-младший потянул ее за руку:

— Пойдем в зимний сад, там никто нам не помешает.

Они пересекли гостиную и вошли в зимний сад. Освещался он светом, проникающим через стеклянные двери, и подсветкой небольшого фонтана в центре. Растения размещались рядами и полукругом, в основном это были кактусы — к ним, как ни странно, питал слабость Брикс, он и ухаживал за колючками.

Они подошли к окну, и Владимир предложил присесть на скамейку, но Маша отказалась. С минуту молодые люди молчали, потом Владимир глухо произнес:

— Что случилось? Почему ты избегаешь меня?

— Ты хорошо знаешь, что случилось.

— Я обещал, что брошу.

— Пока я не вижу этого.

— Клянусь, что бросил.

— Это правда?

— Да! — Дубровский-младший притянул Машу к себе и стал целовать ее в шею.

— Подожди, — прошептала она, — мне кажется, на нас кто-то смотрит.

— Кто? — Владимир повернул голову и увидел, что тень мелькнула за стеклянной дверью. — Это, наверное, Бэрримор прошел на кухню. Не обращай внимания.

— Кто? — она невольно улыбнулась.

— Я иногда так Брикса называю, уж очень напоминает одного известного персонажа.

Он вновь сильно притянул ее к себе и, задыхаясь, прошептал:

— Я скучал по тебе.

— Не так сильно, Володя.

— М-м-м, мои любимые духи… — руки Дубровского гладили Машу по спине, он все сильнее сжимал ее в объятиях.

— Пусти, больно, мне нельзя так, — задыхаясь, ответила она. — Мне надо сказать тебе кое-что серьезное. Я…

— Кирила Петрович, — раздался громкий голос Брикса, — Шабашкин Леонид Вячеславович пожаловал.

Маша выскользнула из рук Дубровского-младшего, покинула сад, а Владимир все стоял на месте и думал, что же хотела сказать его невеста.

                                            * * *

Меж тем в гостиной вновь образовалась компания. Гостям во главе с Дубровским-старшим, привлеченным возгласом Брикса, пришлось прервать познавательную экскурсию и покинуть кабинет, чтобы встретить Шабашкина.

— О, кто к нам приехал! — широко разводя руки для объятий и притворно улыбаясь, воскликнул генерал. — Ну здравствуй, дорогой, здравствуй! Как доехал?

— С приключениями: застрял, еле вырулил, дороги не видно, перемело, погодой сам черт ворожит.

— Ничего, доехал же! — Дубровский-старший покровительственно похлопал полковника по плечу. — А теперь по стопочке. Надо, надо, не возражай…

Гости вновь собрались возле стола. Однако Дубровский-младший повел себя странно. Вместо того чтобы присоединиться к компании, он скрылся в кабинете, поманив за собой Брикса. О чем они там между собой говорили, неизвестно, только Брикс вышел из кабинета с лицом человека, которому предстоит решить трудную задачу. Он подошел к Дубровскому-старшему и что-то сказал ему на ухо.

— Что еще за дела? — раздраженно произнес генерал. — Не видишь, занят.

— Очень просит, — вздохнул Брикс.

— Черт знает что, выпить не дают! — Дубровский-старший поставил рюмку на стол и пошел к кабинету.

Вскоре оттуда донеслись громкие голоса.

— Нет, я сказал, нет и еще раз нет! — командирский бас генерала пробивался через плотно закрытую дверь. — Сколько можно, сколько раз я тебя выручал! Хватит, мое терпение лопнуло. Ничего не получишь! Сам выкручивайся!

Дверь резко распахнулась, словно ее открыли пинком, и в гостиную, весь багровый, в ярости влетел генерал. Подскочил к столу и с размаху тяпнул рюмку водки. Гости замолчали.

— Что случилось? — наконец, решился спросить Троекуров.

— Не обращай внимания, Гаврилыч, порядок в танковых войсках.

Но было видно, что до порядка далеко, потому что следом из кабинета вышел бледный Дубровский-младший. Он схватил со стола бутылку виски и, ни слова не говоря, скрылся в зимнем саду. Стоявшая рядом с отцом Маша, помедлив, вышла вслед за Владимиром.

— Что произошло, Володя? Ты поругался с отцом?

— Все кончено. — Дубровский-младший отхлебнул из бутылки. — Я пропал.

Он упал на диван.

— Да что кончено, почему? — она выхватила бутылку из рук Владимира и требовательно затормошила его. — Говори!

— Я проигрался. По-крупному. Мне дали три дня, чтобы отдать долг. Я попросил денег у отца, но он отказал. Категорически. Не знаю, что делать. Меня убьют. — Дубровский-младший говорил отрывисто, словно в бреду. — Что делать, что делать, Маша? Я погиб.

— Не говори так! — воскликнула девушка. — Выход всегда есть.

— Какой?! Ты не понимаешь, это страшные люди, для них убить человека — раз плюнуть. Ты не понимаешь, ты ничего не понимаешь! — глаза Дубровского-младшего сделались совершенно безумными. Он схватил Машу за локти и начал ее трясти. Она вскрикнула, и тут же открылись стеклянные двери зимнего сада. На пороге стоял Троекуров. Он все слышал.

— Отпусти мою дочь! — закричал он. — Не смей ее касаться!

Дубровский, пошатываясь, повернулся к Троекурову. Только сейчас стало понятно, как он пьян.

— О, папенька пришел! — издевательски засмеялся он. — За своей девочкой, а девочка уже и не девочка. Она моя, хочу — коснусь, хочу… — последовало нецензурное выражение. — Правда, Маш?

Маша, вся бледная, ни слова не говоря, залепила пощечину Владимиру и, еле сдерживая слезы, выбежала из сада. Троекуров подошел к пьяному Дубровскому и, медленно проговаривая слова, произнес:

— Еще раз — и тебя нет. Слово боевого офицера.

— О, дуэль, дуэль! На чем будем сражаться? На чайниках?

— Ты ответишь за слова.

— Да пошел ты…

                                            * * *

В гостиной между тем происходили не менее важные события, в центре которых оказался полковник. Во-первых, Шабашкин отказался пить. Уже одно это заслуживало внимания. Во-вторых, он привез букет цветов. В-третьих, выразил желание поговорить с Дубровским-старшим наедине.

— Да что такое! — взревел генерал. — Спокойно выпить не дадут. Что за важные дела сейчас?! Завтра.

— Нет, сейчас, завтра я должен быть в городе. И это важно.

Дубровский-старший внимательно посмотрел на полковника. Должно быть, в глазах Шабашкина было нечто такое, что генерал не решился ответить отказом.

— Ну пойдем. Только недолго, гости обидятся.

Они заняли кабинет, и генерал вновь услышал неприятные вещи.

— Кирила Петрович, вы меня знаете… — начал Шабашкин.

— Да уж, знаю.

— Я понимаю, о чем вы, но людям свойственно меняться.

— Неужели?

— Зря иронизируете.

— Давай к делу, — перебил его Дубровский-старший.

— Хорошо, к делу так к делу. Это касается вашего сына.

— Что?

— Его отношений с Марией Троекуровой. Они собираются пожениться, более того, уже состоялась помолвка.

— Тебе-то какое дело до личных планов Владимира?

— Самое прямое. Я тоже собираюсь жениться на Маше.

— Ты?! Ха-ха. Ох, уморил! А она знает об этом?

— Знает. Мы говорили с ней.

— И что?

— Она сказала, что ей надо подумать.

— Плохи твои дела, Шабашкин. В переводе с женского на мужской это значит: отвянь!

— Ну почему же. С вашим сыном она будет несчастлива, и Маша это понимает. Владимир, как бы выразиться интеллигентнее, вниз катится: вино, карты, долги, наркотики. Он плохо кончит — и Машу с собой утянет.

— Что?! И это говоришь ты, мелкий плут и мошенник, которого я выгнал из армии за воровство! Да я тебя, сморчок… — генерал схватил Шабашкина за лацканы пиджака.

Тот, впрочем, остался совершенно спокоен.

— Руки уберите. Я же говорил, люди меняются. Я уже не тот лейтенант, которого вы когда-то гоняли за водкой. А вы уже бывший генерал, если забыли. Пенсионер, хотя и персональный.

— Чего ты хочешь? Денег?

— Генерал, денег у меня больше, чем у вас.

— Что же?

— Я хочу, чтобы вы расстроили помолвку вашего сына и Маши.

— Каким же образом?

— Скажите ему, что вы против.

— Вряд ли он послушается.

— Послушается, если вы заплатите его долг. А он, по моим сведениям, составляет пятьдесят тысяч долларов.

— Слышь ты, мудило, — генерал перешел на армейский жаргон, — не трогай моего сына, хребет сломаю.

— Ну это вряд ли. Вы лучше бы о себе позаботились. У меня в сейфе папочка лежит интересная, а там документики еще более интересные. О том, как протекала ваша параллельная тайная жизнь в армии, какие комбинации вы прокручивали, как обогатились за счет государства. Некоторым людям интересно будет взглянуть. Так как?

— Мне надо подумать. — Дубровский-старший вдруг съежился, будто из него выпустили воздух.

— Думайте, только недолго. — С этими словами Шабашкин вышел из кабинета.

                                            * * *

В гостиной царило затишье. Веселье не складывалось. Разговор в отсутствие хозяина дома не клеился. Чапаев пытался развлечь иностранцев анекдотами, но те лишь вежливо улыбались и качали головой. Русский юмор британцы решительно не понимали, вернее, понимали все буквально.

— Как русские могут смеяться над евреями? Это же расизм. Не думал, что наш переводчик — юдофоб, — прошептал Гастингс Пуаро.

— Зато водка у них хорошая, — отвечал грубый человек.

— Вы все о водке. Наверное, хватит уже пить.

— А что тут пить? — удивился Пуаро.

— В самом деле, — ухмыльнулся Гастингс, обводя взглядом батарею бутылок с водкой, коньяком и виски.

Тенью вокруг стола сновала Сюзанна, меняя грязные тарелки и приборы, убирая мятые салфетки и пустые бутылки.

Троекуровы не участвовали в разговоре, они вообще отошли подальше от компании. Андрей Гаврилович нервно выговаривал что-то дочери. Та молчала, опустив голову.

Шабашкин решительно направился к ним.

— Маша, он вас обидел?

Девушка отрицательно покачала головой.

— Ну, не молчите же.

— Леонид Вячеславович, — вмешался Троекуров, — вы бы своей властью прекратили домогательства этого… этого донжуана. Он опасен для Маши.

— Вообще-то, у меня есть идея, — Шабашкин покосился на Машу и, увидев ее настороженный взгляд, поспешил успокоить: — Нет-нет, никаких силовых мер.

Маша сильнее запахнула шаль, словно защищаясь от слов Шабашкина, и произнесла:

— Мне нездоровится, извините, я вас покину. — И ушла.

— Что за идея, полковник? — потребовал Троекуров.

— А вы знаете, что они помолвлены? — вдруг спросил Шабашкин.

— Что?! — Троекурова поразило не само известие, а скорее то, что дочь не сказала ему. — Так далеко зашло?! Я не знал.

— Мы многого не знаем о наших детях — или не хотим знать.

— Да что же делать? — Троекуров, казалось, не заметил последних слов полковника.

— Он сам откажется от Маши, — недобро усмехнулся Шабашкин.

— Почему?

— Он в тупике, из которого только один выход.

— Вы говорите загадками.

— Загадки скоро откроются.

— И все же?

— Не торопите события, Андрей Гаврилович, — уклонился от ответа полковник. — События сами поторопят нас. Думаю, уже завтра.

— Завтра Новый год.

— Будет повод поздравить друг друга.

— Надеюсь, вы знаете, что делаете, — эта сакраментальная фраза в устах Троекурова прозвучала банальнее, чем была на самом деле.

В это время из кабинета появился Дубровский-старший. Выглядел он неважно. Взгляд, обращенный внутрь, дрожащие руки, которые он тут же сунул в карманы, выдавали внутреннее напряжение. Он подошел к столу, покачался с пятки на носок, оглядел гостей и скомандовал:

— По последней — и спать.

Гости расположились следующим образом. Иностранцев вдвоем разместили в гостевой рядом с кабинетом, Машу — в детской на втором этаже, напротив комнаты Сюзанны с мальчиком; Троекурова — в мансарде, в библиотеке; Шабашкина — в пристрое над гаражом, в гостевой спальне, рядом с комнатами Брикса и охранника. Дубровский-старший укрылся в своей спальне на втором этаже. Дубровскому-младшему для ночлега был отведен кабинет, но он уснул на диване в зимнем саду. Решили не будить.

                                            * * *

Ночью погода разыгралась. Ветер неистовствовал, злобно дергая провода, ударял по окнам, стучал в двери, занес снегом крыльцо. Этого ему показалось мало, и он с яростью повалил на землю молодую сосенку позади дома.

Особняк притих, словно затаился, стараясь держаться незаметнее, но в то же время с достоинством — извечное соперничество ветра и камня. Внутри жизнь постепенно затихала. Дубровский-старший, расстроенный неприятными разговорами, не мог уснуть. Тогда он счел за лучшее выпить стакан виски, спиртное через некоторое время сделало свое дело, и генерал наконец уснул. Еще раньше отошел ко сну Пуаро, он храпел и мешал Гастингсу, который попытался разбудить его, но безуспешно. Троекуров, который по натуре был холериком, мерил комнату нервными шагами, в который раз проигрывал в памяти разговор с Дубровским-младшим и старался разгадать таинственные слова Шабашкина о том, что молодой человек сам откажется от руки его дочери. И с горечью думал, что Маша не была откровенна с ним. И это крайне беспокоило Троекурова.

Чтобы успокоиться, он вытащил с полки первую попавшуюся книгу, сел на диван и начал рассеянно ее листать. Это был детектив «Чисто английское убийство». «Чисто английское… — автоматически отметил он, думая совсем о другом. — Как бы не вышло чисто русское».

Маша тоже бодрствовала. Но в отличие от отца, она неподвижно сидела в кресле, прижав руки к груди. Мысли ее возвращались к дикой сцене в зимнем саду, пьяной выходке Владимира. «Неужели выход только один?» — спрашивала она себя.

Дубровский-младший ворочался на скамейке в зимнем саду. Ему снились кошмары, в которых Чапаев с Пуаро бились на саблях, а он с Гастингсом заключил пари на победу одного из противников.

                                             * * *

Наконец дом облегченно выдохнул и затих, посапывая во сне.

Последними легли спать Брикс и его дочь Сюзанна. Они убирали в гостиной, шепотом переговариваясь между собой, мыли посуду и пили чай на кухне.

— Сюзи, — сказал Брикс, — чувствую, завтра нам придется нелегко. Владимир, кажется, совсем слетел с катушек. От него, когда выпьет, всего можно ожидать.

— Брикс (как и все, она называла отца именно так), чего ты хочешь, — раздраженно ответила она, — он избалованный мажор, который ни в чем не знает отказа, вот и ведет себя как скотина. Бедная Маша! Притащил каких-то собутыльников, устроили пьянку! Убирай за ними!

— Ладно, дочь, — озабоченно проговорил Брикс, — давай тоже ложиться. Завтра предстоит тяжелый день.

— Уже сегодня.

Едва она это сказала, как кухня погрузилась в темноту. И не только кухня, а весь дом. Также погасли огни фонарей на крыльце и вдоль дорожки.

— Что это?! — тревожно вскрикнула Сюзанна.

— Черт его знает, — пробормотал Брикс, стоя в полной темноте. — Может, пробки вылетели? Где у нас фонарь?

— В правом настенном ящике.

Брикс, натыкаясь на кухонную мебель, шарил по полкам, уронил банку с кофе, чертыхнулся и наконец нащупал фонарь. Узкий свет кинжалом прорезал темноту.

— Пойду спущусь на цокольный этаж, в электрогенераторную, посмотрю пробки.

Он ушел, а Сюзанна неподвижно сидела в полной темноте. Брикс отсутствовал недолго.

— Пробки на месте, видимо, линию ураган повредил, — озабоченно произнес он. — Завтра запустим генератор, сейчас устал, да и поздно уже. Пойдем, провожу тебя.

Они молча поднялись на второй этаж, где Брикс пожелал дочери спокойной ночи, потом спустился к себе.

В доме вновь стихло. Лишь ураган снаружи также пытался ворваться внутрь мокрым снегом и дождем, дыхнуть на людей холодом. Но его бесплодные попытки лишь создавали внутри ощущение уюта и покоя.

Через два часа на полу в гостиной появилось светлое пятно. Оно двигалось, описывая дугу, и уперлось в дверь кабинета. Это был луч маленького фонарика-карандаша. Луч на некоторое время застыл на месте, потом дверь открылась, и луч бесшумно вошел в кабинет.

                                            * * *

Утро для обитателей усадьбы выдалось разное. Брикс встал рано и сходил подключить генератор, потом они с дочерью хлопотали на кухне. Шабашкин, Троекуров и Гастингс вышли в гостиную к завтраку, как и было заранее объявлено хозяином, в восемь часов. Особенно хорош был англичанин. С блеском выбритый, пахнущий дорогим парфюмом, в ослепительно белой рубашке и галстуке, он, казалось, и не ложился вовсе, а провел ночь за составлением своего туалета. Троекуров предстал помятым, лохматым, с красными глазами — сразу видно, что человек плохо спал или не спал вовсе. Шабашкин выглядел флегматично. По его виду было трудно догадаться, что у него на уме.

На завтрак были поданы хлеб, масло, джем, чай и кофе. Сюзанна также предложила компании яичницу. На это откликнулся один Гастингс, при этом пытаясь объяснить, чего он хочет. Сюзанна растолковала его слова по-своему и с удивлением уставилась на англичанина:

— Со свиньей? У нас нет свиней.

— С беконом, — вздохнул Шабашкин. — Чисто по-английски.

Сюзанна удалилась на кухню готовить Гастингсу яичницу с беконом.

Троекуров, налив себе чая, повернулся к Шабашкину:

— Как спалось?

Полковник усмехнулся:

— Что за политесы, вы ведь не об этом хотите знать?

— Вы правы. Я беспокоюсь о дочери, мне не нравится ее настроение, ее отношения с Дубровским-младшим.

— Что же вам не нравится в нем? Завидный жених, богатый наследник.

— Он все промотает. Маша будет с ним несчастна, она уже несчастна. Вы видели, как он с ней обращается?

— Видел.

— Вы мне вчера обещали, что все устроится и они расстанутся.

— Обещал. Но не торопитесь. Дождемся, когда проснется молодой человек, когда с ним поговорит папаша, когда они найдут общий язык. Все должно идти постепенно, одно за другим.

Но постепенно не получилось. Громко хлопнула дверь спальни, в которой ночевал хозяин дома. Все обернулись и увидели мрачного генерала в халате, который, не глядя на гостей, устремился в кабинет. В руках он держал какой-то листок.

Некоторое время в кабинете царила тишина, потом ее разорвал настоящий рев:

— Негодяй!

Вслед за этим из кабинета выскочил Дубровский-старший и ринулся в зимний сад. Гости поставили чашки на стол, с удивлением наблюдая за странными перемещениями генерала. Он меж тем скрылся в саду, и уже оттуда послышались крики:

— Вставай! Негодяй, мерзавец! Урою!

Гостей словно магнитом притянуло ко входу в зимний сад, и их глазам предстала довольно неприглядная картина. Дубровский-старший пытался поднять сына с дивана, на котором тот спал. Нецензурная брань сыпалась из уст генерала, словно он был на плацу:

— Ты что творишь, ворюга?!

Дубровский-младший, приподнявшись на диване, непонимающе уставился на отца:

— Ты о чем?

Этот вполне естественный вопрос привел генерала в еще большее бешенство:

— А-а, будешь прикидываться? Зашибу! Где спрятал?!

— Ты о чем? — повторил свой вопрос изумленный Владимир.

— Вы только посмотрите на него, — Дубровский-старший с деланным изумлением обернулся к гостям, словно призывая их в свидетели: — Украл, негодяй, украл! Вот! — он потряс бумагой, зажатой в руке. — Говори, где спрятал!

— Что я украл? Объясни в конце концов!

— Прикидываешься, хочешь объяснений? Изволь. Пойдем в гостиную. — Генерал кипел от негодования.

Все прошли к столу, и вот что выяснилось. Ночью пропала семейная реликвия — карманный пистолет начала XIX века, из которого, по преданию, предок Дубровских застрелил медведя в усадьбе Троекуровых. Этот факт стал широко известен благодаря повести Пушкина «Дубровский». В семье считали, что поэт был знаком с Владимиром, который служил в гвардии и рассказал историю с медведем Сергеичу, как звал Пушкина отец Владимира, Андрей Гаврилович, обедневший дворянин, сроду не выезжавший из Санкт-Петербурга. В Кистеневке жил его двоюродный брат, к нему и приехал Владимир на отдых. Разъяренного медведя он застрелил на ярмарке, когда тот сорвался с цепи и мог покалечить немало народа. В том числе и предводителя местного дворянства Кирилу Петровича Троекурова. Владимир спас ему жизнь.

Александр Сергеевич по-своему интерпретировал рассказ друга, добавил воображения и создал в итоге романтическую историю. Андрей Гаврилович Дубровский за то, что выставил его сына разбойником, прекратил отношения с поэтом и отказал ему от дома. Со временем истинные события, как это часто бывает, забылись и остался лишь миф о романтической любви, благородном разбойнике и пистолете.

Оружие хранилось в семье около двухсот лет и передавалось по наследству. В коллекции Дубровского-старшего пистолет был самым ценным экспонатом с историей, связанной с Пушкиным, более ценным, чем пара дуэльных пистолетов того же времени. За него предлагали бешеные деньги, но он не продавался. И вот пистолет исчез.

Открылась и причина гнева генерала, когда он бросил на стол листок бумаги, сложенной посередине, который оказался анонимным письмом.

— Подбросили в спальню. Читайте! — коротко бросил хозяин усадьбы и позвал Брикса: — Принеси мне выпить.

Брикс поспешил исполнить приказание, а гости сгрудились возле письма. Оно состояло всего из одного короткого предложения.

«Пистолет взял Владимир». Слова были вырезаны из какого-то печатного издания и наклеены на бумагу обычного формата А4.

— Не трогайте! — поспешил сказать Шабашкин. — Возможно, остались отпечатки пальцев.

— Вряд ли, аноним не сумасшедший, — возразил Троекуров.

— Дорогой ствол? — спросил Шабашкин генерала.

— Какой ствол! Это у тебя ствол, а это пистолет, произведение искусства, — пренебрежительно ответил Дубровский-старший. Он уже успел отпить виски из стакана и немного успокоился.

— Ты? — обратился он к сыну.

— Нет. Я не брал. — Дубровский-младший отрицательно покачал головой. — Брикс, мне тоже выпить.

— Ну да, ну да! Пистолет просто испарился.

Вдруг громко хлопнула дверь гостевой комнаты, и в гостиную вывалился Пуаро. Вид у него был совершенно дикий: всклокоченные волосы, красные глаза, опухшее лицо — все говорило, что человеку плохо. Он подошел к столу, разлепил запекшиеся губы и простонал:

— Запой.

Генерал сразу понял, что нужно гостю, и скомандовал:

— Брикс!

Брикс невозмутимо налил виски на два пальца и протянул стакан Пуаро.

— Ну вот, все в сборе, — сказал Шабашкин.

— Маши нет, — поправил его Дубровский-младший.

Часть III. Следствие

— Ураган «Федерико» продолжает хозяйничать на северо-западе России, — в тишине, почему-то наступившей после слов Дубровского-младшего, голос диктора на экране телевизора звучал особенно громко. — Ненастье продолжится еще сутки, а потом его сила начнет спадать. Температура в новогоднюю ночь составит…

— Ночью электричество вырубило, Кирила Петрович, видимо, линию повредило, — доложил Брикс.

— Включи генератор.

— Уже сделано.

— Володя, приведи себя в порядок и потом ко мне в кабинет, — обратился генерал к сыну. Он уже окончательно овладел собою, по крайней мере с виду.

— Нельзя в кабинет, — заявил Шабашкин, — это место преступления. Заявляю это как официальное лицо. Мною будет вызвана оперативная группа и открыто следствие по факту пропажи пистолета.

Слово было произнесено. Смысл понятен. Статус изменен. Каждый из компании, собравшейся весело встретить Новый год, превратился в подозреваемого.

Генерал, набычившись, сверлил взглядом Шабашкина. Тот глаз не отводил и вызов принял с нехорошей усмешечкой. Полковник вмиг оказался в своей полицейской стихии и чувствовал себя в ней уверенно.

— Ладно, — генерал начал вновь заводиться. — Володя, пройдем в спальню, поговорим там. Надеюсь, полковник, туда ты оперов не пришлешь?

— Не пришлю. Пока, — со значением добавил Шабашкин.

— У меня там грязное белье, пусть постирают.

— Понадобится — и постирают.

Дубровский-старший собирался что-то ответить, но сдержался, так что последнее слово осталось за Шабашкиным.

                                            * * *

Едва закрылась дверь спальни за Дубровскими, как отец резко повернулся к сыну:

— Скажи честно: взял?

— Нет.

— Не верю. Тебе деньги нужны, я не дал, ты решил зайти с другого конца. Верни пистолет, и все забудем. Шабашкин спит и видит, как бы повесить на тебя статью. Кстати, он предлагал мне оплатить твой долг с условием, что ты бросишь Машу.

— Гнида!

— Вот поэтому я и прошу вернуть пистолет, чтобы не давать лишнего повода этому придурку.

— Отец, у меня нет пистолета.

— Так у кого он?

— Не знаю!

— Володя! — Дубровский-старший схватил сына за лацканы куртки. — Этот урод может погубить нас!

— Тебя-то каким образом? — Дубровский-младший рывком освободил куртку.

— У него на меня есть компромат.

— Старые армейские делишки?

— Не твое дело. Верни пистолет.

— Я его не брал!

— Ну да, ну да. Ты ведешь рассеянный образ жизни, играешь, балуешься наркотой, трахаешь кого попало, делаешь долги, я за них расплачиваюсь, и думаешь, что так будет вечно. А как ты собрался содержать жену, семью? Продашь пистолет? Так и эти деньги проиграешь.

— Еще раз говорю, я пистолет не брал. И не лезь в мою личную жизнь!

— Да мне плевать на твою личную жизнь! Верни пистолет!

— Все, мне надоело выслушивать твои инсинуации! Я возвращаюсь в Питер!

— Не терпится получить деньги? Наверняка уже покупателя нашел.

Но Дубровский-младший уже не слышал этих слов. Он в бешенстве промчался по лестнице на первый этаж в гостиную и бросил гостям:

— Я уезжаю в Питер.

— Э-э нет, Владимир Кириллович! — на пути молодого человека встал Шабашкин. — Никто не покинет этот дом без моего разрешения.

— Полковник, руки уберите, — презрительно произнес Владимир. — Командуйте у себя в околотке.

Назревала нешуточная ссора, как вдруг молчавший до сих пор Гастингс произнес:

— Отпустите его, полковник, все равно молодой человек никуда не уедет, он просто не сможет. Вы в окно посмотрите.

И действительно, за окном высились сугробы, которые наметывал принесшийся невесть откуда злой ветер.

— А вдруг у него в машине краденый пистолет? Отъедет от усадьбы и выбросит. Запомнит место и вернется. Машину надо обыскать в любом случае. Владимир Кириллович у нас сейчас главный подозреваемый, — недобро усмехнулся Шабашкин.

— Пистолет крали не для того, чтобы выбросить в снег, — ответил Гастингс. — Тем более что оружия в машине нет.

— Почему вы так считаете?

— Ключи от автомобиля у меня. Вчера господин младший Дубровский их потерял, а я нашел. Утром хотел отдать их владельцу. Возьмите.

Гастингс протянул ключи Дубровскому. Тот взял и положил в карман:

— Спасибо.

— И все же надо осмотреть машину. Пройдемте, Владимир Кириллович, — упорствовал полковник.

— Попробуйте.

— Ключи, — потребовал Шабашкин.

— Много берешь на себя, полковник, как бы тебе это боком не вышло, — раздался с лестницы голос Дубровского-старшего. — Езжай, Володя, я этого черта беру на себя.

Генерал спустился в гостиную и встал напротив полковника, тем самым отрезав Шабашкина от входной двери.

— Не надо со мной так, генерал.

— А как надо?

— Вежливо. Вам напомнить наш вчерашний разговор?

— Я помню. Только и ты не забывай про свои грешки.

Хлопнула входная дверь. В гостиной на секунду пахнуло холодом, дунуло ветром и снегом. Дубровский-младший вышел в непогоду. Через минуту послышался шум включаемого двигателя.

— Зачем вы его отпустили? — зашептал на ухо полковнику Троекуров.

— Далеко не уедет. Гастингс прав. А если не прав, то сейчас позвоню в Выборг, в отдел, и там его встретят.

Но сделать это оказалось непросто. Сотовая связь не работала. Шабашкин несколько раз набирал номер своего заместителя, но все напрасно.

— Может, на улице ловит, — предположил Троекуров.

— Сейчас попробуем.

— Товарищ полковник, — неожиданно в разговор вмешался Брикс, — на крыше, возле чердачного окна, связь точно работает. Я в непогоду всегда так делаю, если надо связаться с городом.

Дубровский-старший свирепо посмотрел на Брикса: ты что вмешиваешься? Тот в ответ незаметно подмигнул генералу.

— Отлично, так и сделаем, — оживился Шабашкин.

— Леонид Вячеславович, в такую погоду это чистое безумие. Вы рискуете, — попытался остановить полковника Троекуров.

— Сколько раз в жизни я рисковал по-настоящему. А это разве риск — залезть на крышу. Проводите меня, Брикс. Да, попрошу не входить в кабинет. Там нужно все осмотреть. Андрей Гаврилович, проследите. Анонимное письмо я беру с собой, чтобы ни у кого не возникло соблазна его уничтожить.

При этом полковник многозначительно посмотрел на Дубровского-старшего. Тот, однако, уже не обращал внимания на Шабашкина. Он возмутился поведением Троекурова.

— Гаврилыч, с каких пор ты стал доверенным лицом этого оборотня в погонах? Старые друзья так не поступают. Изволь объясниться.

— Петрович, я давно тебе хотел сказать, что Маша и Владимир не подходят друг другу. Моя дочь — скромная и чистая душа, твой сын, сам знаешь, ведет разгульный образ жизни. Она будет с ним несчастна, рано или поздно он бросит ее. Я не хочу этого, она у меня единственная дочь, и я не позволю сломать ей жизнь.

— Значит, мой сын недостоин такого сокровища, как твоя дочь, — побагровел Дубровский-старший. — Рылом не вышел. А кто вышел? Шабашкин? Этот слизняк? Вот, значит, почему ты вертишься возле него. Набиваешься в родственники?

— Возможно, я бы закрыл глаза на образ жизни Владимира, но он вчера оскорбил Машу и меня. Меня — ладно. Но дочь я ему не прощу.

— Не лезь в их отношения, не лезь в дела моего сына. Ты находишься у меня в доме, в гостях, пользуешься моим гостеприимством, пьешь, ешь, спишь и при этом науськиваешь Шабашкина на Владимира. Как это называется?

— Я не набивался к тебе в гости! И жалею, что приехал. Что касается кражи, я не верю, что Владимир ее совершил. Но это должно послужить ему уроком. Может, образумится.

— Это ты должен образумиться, капитан.

— Не сметь так со мной разговаривать! К черту этот дом! Ни минуты здесь не останусь.

— Скатертью дорога! Посмотрю, как ты будешь до Выборга добираться.

— Они ссорятся? — встревоженно спросил Чапаева Гастингс.

— Нет, они спорят о том, как лучше сделать ремонт крыши.

— Зачем спорить, надо просто позвать специалиста.

— Они выбор сделать не могут.

Между тем Дубровский-старший и Троекуров разошлись, крайне недовольные друг другом. Раздраженный донельзя генерал подошел к столу и налил себе рюмку коньяку. Троекуров же поднялся на второй этаж к дочери.

Вернулся Брикс.

— Проводил?

— Так точно, Кирила Петрович.

— Там вправду ловится сигнал?

— Нет, что вы, я пошутил.

Генерал со смехом покрутил головой:

— Моло-о-одчик! Ценю. Выпьешь?

— Спасибо. Я на службе.

— Господа, что вы такие скучные? — обратился Дубровский-старший к иностранцам. — Веселей надо быть! Это не по-нашему. Новый год на носу. Кто празднику рад, тот накануне пьян. Шутка. Но выпить надо.

— Слишком рано для выпивки, — отказался Гастингс. — Я пойду к себе.

— Какой-то ты правильный, не нашенский, сразу видно, — вздохнул генерал и кивнул Чапаеву: — Не переводи. А вот Эрки — наш человек, верно? Давай махнем, и ты, Чапаев, с нами, без возражений.

Чапаев и не возражал.

— Ну что, — генерал азартно потер руки. — А теперь — в бильярдную.

— Пуаро говорит, что не умеет играть в бильярд, — перевел Чапаев.

— Знаешь, как в армии говорят: не можешь — научим, не хочешь — заставим, — засмеялся Дубровский-старший. — Брикс, сообрази нам в бильярдную, сам знаешь что.

Как только гостиная опустела, появилась Сюзанна и деловито начала наводить порядок. Она бросила взгляд на телевизор — в новостях по-прежнему говорили о метели. Потом собрала грязную посуду на тележку и увезла ее на кухню. Из бильярдной вернулся Брикс:

— Сюзи, ты где?

— Я здесь, папа.

Она вошла в гостиную, вытирая полотенцем руки.

— У нас кончаются продукты, Новый год съест последние запасы. Чем будем кормить гостей, если метель продлится еще день?

— В кладовой полно консервов, побалуем иностранцев тушенкой да перловкой. Не все же икра и балык.

— Что они о нас подумают?

— Тебя это волнует?

— Ну все же гости.

— Ты лучше вот что мне скажи: ты с ним разговаривала насчет вашего сына?

— Да.

— И что?

— Он уходит от ответа.

— Плохо. Похоже, младший Дубровский собрался жениться.

— Я знаю.

— А если знаешь, то надо действовать решительно. Он должен стать официальным отцом Бори.

— Не так-то просто это сделать.

— Надо ради вашего будущего. Если не сделаешь, я сам…

— Подожди, — остановила отца Сюзанна, — кажется, снаружи кричат.

Они замолчали и прислушались.

— Ошибаешься, это ветер.

— Тихо.

Они прислушались. И действительно, с улицы раздался едва слышный крик, заглушаемый воем метели.

— Что это? — Сюзи недоуменно посмотрела на отца.

— Крик, — усмехнулся Брикс, — и я, кажется, знаю, кто кричит. Пойду посмотрю.

— Я с тобой.

Накинув куртки, они вышли на крыльцо. Буря намела здесь приличный сугроб, и Брикс с дочерью провалились в мягкий мокрый снег. Крик раздавался слева от входа. Они спустились по ступенькам и в свете тусклых фонарей увидели две фигуры. Одна лежала в сугробе, издавая протяжные стоны, другая склонилась над ней, впрочем, не делая попыток помочь лежащему человеку.

Стоявший повернул к ним голову и оказался Дубровским-младшим. В стонущем человеке они узнали Шабашкина.

— Что вы с ним сделали? — вскрикнула Сюзанна.

— Абсолютно ничего, этот чудак упал с крыши. Хотел бы я знать, зачем он туда залез, — пожал плечами Владимир.

— Вы ранены? — участливо спросила Сюзанна.

— Кажется, я сломал ногу, — простонал Шабашкин. — Это все вы, Брикс, обманом заманили на крышу, а мобильный там не берет. Я вам этого не прощу.

— Помилуйте, Леонид Вячеславович, какой обман, вчера звонил, все работало. Сегодня, сами видите, какая погода, вот сотовая связь окончательно и отключилась.

— Что произошло? — удивился Дубровский-младший. — Как он там оказался?

— Вы же знаете, сотовая связь перестала работать в доме. Я посоветовал Леониду Вячеславовичу попробовать позвонить с крыши, там всегда берет. Ну, он полез, а дальше — вы сами видите. Кстати, а вы как здесь оказались? Вроде уехали.

— Да помогите же, черт вас всех дери! — закричал Шабашкин. — Хватит болтать!

— Это не по моей части, — уклонился Дубровский-младший и пошел в дом.

Пришлось охромевшего полковника тащить Сюзанне и Бриксу. Кое-как справились. Шабашкина уложили на диван в гостиной. Брикс принес коньяку ему и промерзшему Дубровскому-младшему. Тут же выяснилось, как он очутился на месте падения незадачливого полковника. Отъехав примерно с километр от усадьбы, Владимир потерял дорогу и застрял в огромных сугробах. Не спас и мощный «Рендж Ровер». Напрасно водитель давил на газ, машина все больше погружалась в снег. Когда колеса наполовину ушли в сугроб, Владимир выключил двигатель и побрел к усадьбе. Здесь он и стал свидетелем полета Шабашкина с крыши.

                                            * * *

Поставить диагноз полковнику не смогли — врачей в «Отрадном» не оказалось. Рассматривалось два варианта: вывих опухшего голеностопа и перелом. Сюзанна перетянула голеностоп бинтами, но это мало помогло — самостоятельно ходить Шабашкин не мог. Он попросил костыли или палочку, но Дубровский-старший с едва скрываемым злорадством сообщил пострадавшему, что ни того ни другого в доме нет.

— Так что, полковник, тебе придется вести горизонтальный образ жизни. Терпи, буря кончится, за тобой приедут.

Ввиду форс-мажорных обстоятельств застопорилось и следствие, которое едва начал Шабашкин. Это обстоятельство больше беспокоило полковника, чем травма. Бездействие злило его, и он в который раз повторял, чтобы никто не входил в кабинет, что нужно установить автора записки. Впрочем, его призывов никто не желал слушать, никто не собирался искать преступника. После утренних треволнений для всех, кроме полковника, жизнь в усадьбе постепенно входила в обычную колею.

Настало время обеда. Вышла и Маша Троекурова. Выглядела она неважно, куталась в платок, в разговоры не вступала, думая о своем.

— У нас тут ЧП, — обратился к ней Дубровский-младший, — украли семейную реликвию — пистолет начала ХIХ века. И представь, наш доморощенный Шерлок Холмс — Шабашкин — подозревает меня.

Слышавший эти слова полковник прокричал с дивана:

— Имею для этого основание!

— Он получил анонимное письмо, где говорится, что это сделал я, — прокомментировал его восклицание Дубровский-младший.

— Я в курсе, мне отец сказал, — коротко ответила Маша.

— Понятно, кроме меня, никто не мог этого сделать! — с иронией продолжал Владимир. — Как же, весь в долгах, отец денег не дает, вот я и решил поправить положение.

— Это правда? — Маша подняла на него глаза, взгляд ее был спокоен и печален.

— Что правда?

— Что ты не брал пистолет. Только не лги.

— Правда.

— Хотела бы я тебе поверить.

— Чем я могу доказать, что не брал этот чертов пистолет?!

— Правдой.

— Что ты талдычишь одно и то же! Я же сказал: нет!

— Ты столько раз обманывал меня, что я уже не знаю, где правда, где ложь.

Она внезапно побледнела, покачнулась и схватилась за живот. Дубровский-младший поддержал ее, обняв за талию:

— Тебе плохо?

Маша ему не ответила, но обратилась к отцу:

— Помоги мне, я хочу уйти к себе.

Троекурова не было довольно долго. Вернувшись, он коротко бросил:

— У Маши рвота. Ей плохо. Нужен врач. — И обратился к Дубровскому-младшему: — Ты плохо действуешь на мою дочь. Будет лучше, если ты оставишь ее в покое.

— Обойдусь без советчиков, — огрызнулся Дубровский-младший.

Обед был испорчен. Все молча разошлись по своим комнатам, даже обычно шумный генерал и тот обошелся без армейских шуток.

                                            * * *

Шабашкин был совершенно забыт на диване в гостиной. Но полковника это не встревожило. Его мысли вертелись вокруг пропажи пистолета. Ему по понятным причинам заниматься расследованием было затруднительно. Из-за урагана его сотрудники добраться до «Отрадного» не могли, и когда смогут — неизвестно. А время уходит. Преступник, а он все-таки полагал, что это Дубровский-младший, за это время мог спрятать оружие. Полковник подозревал, что пистолет уже вывезен из усадьбы и спрятан и что позднее, когда закончится ураган, Дубровский извлечет его из тайника.

«Нужно установить за этим парнем слежку, — подумал он и застонал от бессилия. — Кто, черт побери, будет следить!» И вдруг его осенило.

— Брикс, — позвал он, — принеси мне что-нибудь покрепче и лимончик. Да, и позови этого маленького иностранца и переводчика, как его, ну типа героя Гражданской… Чапаева, вот.

Через некоторое время в гостиную в сопровождении Брикса вошли англичане и Чапаев. Пуаро был неожиданно трезв, а Гастингс ожидаемо благоухал парфюмом и горделиво нес свои усы.

— Чапаев, переводи то, что я сейчас скажу, — обратился к переводчику полковник. — Только переводи точно!

— Я всегда точен, — обиделся Чапаев, но Шабашкину было не до обид какого-то Чапаева.

— Господин Гастингс, — обратился Шабашкин к иностранцу, — мне нужна ваша помощь.

— Какого рода? — вежливо осведомился Гастингс.

— Я знаю, что у себя на родине вы занимаетесь частными расследованиями.

— Я бельгиец, какую страну вы имеете в виду?

— Англию.

— Да, действительно, в Британии я иногда выполняю некоторые конфиденциальные просьбы.

— Не могли бы вы выполнить мою?

— Что за просьба?

— Вы в курсе, что у генерала украден раритетный пистолет?

— Да.

— Я, как видите, не в состоянии выполнять свои обязанности полицейского по расследованию кражи, а мои подчиненные не могут добраться до «Отрадного» из-за урагана. Мне бы не хотелось терять время, потому что преступник может замести следы. В связи с этим хочу просить вас провести предварительное следствие. — Полковник не заметил, как перешел на канцелярский язык.

— Мои услуги стоят дорого, — с тонкой усмешкой произнес Гастингс.

Шабашкин потерял дар речи — такого он не ожидал. Повисла пауза. Гастингс погладил свои щеголеватые усы и обратился к Пуаро (диалог шел на английском):

— Как вы считаете, мой дорогой друг, мы можем помочь нашим русским друзьям?

— Думаю, вы блестяще справитесь с такой простой задачей.

— Само собой, но я не об этом. Дело не в том, простая задача, или наоборот, сложная. Вы же знаете, если преступление мне неинтересно, я беру с заказчика деньги, если интересно — я работаю из любви к искусству. Нам надо решить, как поступить в этом конкретном случае.

— У русских есть поговорка: плати долг красиво.

— Долг платежом красен, — поправил Пуаро Чапаев.

— Это не простая кража, Пуаро. Я чувствую в этом деле двойное дно. Мне кажется, оно может быть довольно любопытным. Бэзил, — обратился Гастингс к Чапаеву, — переведите, я согласен. Про деньги я пошутил.

Шабашкин с облегчением вздохнул.

— Но я требую, чтобы мои распоряжения выполнялись беспрекословно, — добавил Гастингс.

— Согласен.

Выхода у Шабашкина в этой ситуации не было.

                                            * * *

Тут же составилось совещание с участием полковника, Гастингса, Пуаро и Чапаева.

Первое предложение внес Шабашкин:

— Необходимо взять под арест Дубровского-младшего. Он главный подозреваемый. У него есть мотив: долги, возможность беспрепятственно похитить пистолет. Да и сам он человек аморальный.

— Это не причина арестовать Володю, — возразил Чапаев.

— Думаю, в этом пока нет нужды. Во-первых, еще ничего не доказано, а во-вторых, он пока не сможет скрыться, — согласился Гастингс.

— Это пока, — буркнул полковник. — Как только ураган кончится, Дубровский-младший сразу же даст деру.

— Надо осмотреть место преступления. — Гастингс пропустил замечание Шабашкина.

— Надо провести обыск во всех помещениях — и очень быстро. Хотя мы и так запоздали, — отрезал полковник.

— Кто его будет проводить?

— Я, но мне нужен помощник.

— Прежде всего вам нужны костыли, — заметил Брикс, который неслышно вошел в гостиную.

— Вот вы этим и займитесь, — с заметным недовольством произнес Шабашкин.

— Распоряжения мне отдает Кирила Петрович, — флегматично ответил Брикс.

— Так позовите его!

— Хорошо.

Брикс удалился.

Через некоторое время в гостиной появился Дубровский-старший. Он выслушал просьбу Шабашкина с непроницаемым видом.

— Лежите уж, полковник, а то, не дай бог, с вами еще что-нибудь случится, — с иронией заметил он.

— Не беспокойтесь о моем здоровье, генерал.

— Все равно костылей у меня для вас нет.

Шабашкин порывался сказать что-то гневное, но Гастингс не дал разгореться спору.

— Генерал, полковник прав, но решение должны принять вы. У вас должна быть заинтересованность в том, чтобы найти вора.

— Что ж, я не возражаю. Кто будет проводить обыск? Единственный полицейский среди нас лишен такой возможности.

— Я делегировал полномочия господину Гастингсу, он известный в Англии частный детектив. Думаю, у него есть опыт в подобного рода делах, — заявил Шабашкин.

— Я обысками никогда не занимался, — ответил Гастингс.

— Я имел в виду криминальные расследования, — поправился полковник.

— Мы просто осмотрим помещения, — обратился к Дубровскому-старшему английский детектив.

— Хорошо.

— Пуаро, начнем с места преступления. Попрошу нам не мешать. После обнаружения пропажи в кабинет никто не входил?

— Я закрыл дверь на ключ, — сказал полковник. — Он у меня. Но дать гарантии, что туда никто не входил, не могу. Ключ мог быть не единственным.

— Ключ есть у меня, — произнес генерал, — но я туда не входил.

— Еще есть ключи?

— Нет.

— Что ж, Пуаро, начнем.

Они прошли в кабинет.

— Вы догадываетесь, Пуаро, что мы ищем?

— Следы преступления.

— Какие?

— Отпечатки пальцев, это же естественно.

— Напротив. Как мы сможем найти их, если у нас нет ничего для их обнаружения? И потом преступник наверняка действовал в перчатках.

— Тогда пистолет.

— Иногда вы меня поражаете, Пуаро, своей простотой. Пистолет мы вряд ли найдем, даже если перевернем дом сверху донизу. Он надежно спрятан. И боюсь, он может сыграть роковую роль.

— Гастингс, вы меня спросили, я ответил как мог, — обиделся Пуаро на колкость.

— Извините, Пуаро, я не хотел вас обидеть. Открою вам тайну: здесь мы не ищем ничего.

— Зачем тогда сюда пришли?

— Чтобы обсудить план действий без лишних глаз и ушей. Вы видели анонимное письмо?

— Да.

— Что в нем интересного?

— Дайте подумать… Оно составлено из вырезанных букв и слов.

— Браво, Пуаро, вы делаете успехи.

Гастингс редко хвалил друга, и польщенный похвалой Пуаро с воодушевлением продолжил:

— Но это нам ничего не дает. Преступник давно уже избавился от улик. Наверняка он уже сжег в камине газету, из которой вырезал буквы.

— Может быть, Пуаро, может быть, — в задумчивости пробормотал Гастингс. — Но это не факт. Мои серые клеточки говорят, что не все так просто. Кстати, а почему вы решили, что буквы вырезаны из газеты? Что-то я их здесь не видел.

— Но это же само собой разумеется.

— Да, Пуаро, на поверхности много чего лежит. Мы сейчас идем в библиотеку. Осмотрим ее. Затем для вида посетим другие комнаты. Когда выйдем в гостиную, молчите. Говорить буду я.

В гостиной на них набросились с вопросами, которые сводились к одному: что-нибудь обнаружено?

— Мы пришли к некоторым выводам, о которых я пока говорить не могу. Их надо проверить. Поспешность может навредить, — туманно ответил Гастингс. — Мы сейчас осмотрим комнаты в доме.

— Я пойду с вами, — вызвался Дубровский-старший.

— Нам бы хотелось сделать это без посторонних, — ляпнул Пуаро.

— Это я-то посторонний в своем доме?! — возмутился генерал.

— Извините, генерал, — быстро сказал Гастингс, — Пуаро неудачно выразился. Но нам действительно хотелось бы осмотреть дом вдвоем. Чтобы сосредоточиться.

— Не так он выразился, — буркнул Дубровский-старший, но смягчился.

Мир был восстановлен, Гастингс и Пуаро двинулись по лестнице наверх. Когда они поднялись достаточно высоко, детектив сердито бросил:

— Пуаро, я же просил вас молчать. Вы едва не сорвали мой план.

— Простите, Гастингс.

В молчании они поднялись на мансарду, где была устроена библиотека.

— Что вы хотите здесь найти? — задал вопрос Пуаро.

— Книгу, — коротко ответил Гастингс.

— Их тут тысячи, мы провозимся неделю. Вы думаете, что письмо было составлено из букв, вырезанных из книги?

— Если мы не нашли в доме газет, то да. Возможно, книга — это то, что нам нужно.

— Если мы не нашли газет, это не значит, что их в доме нет.

— Логично. Но я хочу проверить и такой вариант. Что же до того, что нам нужно переворачивать всю библиотеку, это не так. Я уверен, что книга лежит на открытом месте. Вы проверите письменный стол, я — журнальный столик. Начали.

Через несколько минут стало ясно, что книг там нет. На журнальном столике лежало несколько старых глянцевых журналов. Гастингс пролистал их и бросил обратно:

— Ничего. Неужели я ошибся?

— Даже великие иногда ошибаются. — Пуаро смотрел в сторону, на его лице гуляла довольная улыбка.

Гастингс не ответил. Он с минуту постоял в задумчивости, потом подошел к дивану, откинул подушку и увидел книгу. Это было «Чисто английское убийство». Несколько страниц книги были изрезаны.

— Кто здесь живет?

— Троекуров.

                                            * * *

— Клей мы искать будем? — вдруг задал вопрос Пуаро.

— Какой клей? — удивился Гастингс.

— Которым наклеивали буквы в анонимном письме.

— Мой друг, хорошо, что мы вдвоем.

— Почему?

— Потому что вас не слышит Шабашкин. Иначе нам пришлось бы бегать по дому в поисках этого самого клея. А мне очень не хочется выполнять пустую работу. Меня интересует другое.

— Что же?

— Почему книга оказалась именно под подушкой Троекурова. Явная улика, от которой любой здравомыслящий человек давно бы избавился. Все это выглядит как подстава, чтобы подозрения пали на него. И подстава грубая, которую даже не пытались замаскировать. Человек, который это сделал, либо идиот, но я так не думаю, либо ему что-то помешало и пришлось в спешке сунуть книгу под подушку. Пуаро, я сейчас сниму на смартфон страницы с вырезанными буквами на фоне спальных принадлежностей Троекурова и его комнаты. Так будет надежнее.

— Может быть, это все-таки Троекуров.

— Понимаю, это было бы удобно, особенно для Шабашкина. Вот поэтому, Пуаро, мы ничего ему не скажем про нашу находку. Это раз. Преступник понимает, что книгу мы обнаружим, но скроем находку — и это его сильно обеспокоит. Он будет искать объяснение, волноваться и может совершить опрометчивые поступки, которые его выдадут. Это два. И в-третьих, я все же хочу понаблюдать за Троекуровым. А если его Шабашкин посадит под арест, мы этого сделать не сможем. Спустимся вниз, Пуаро. И молчите, ради бога!

— Не посадит, — вдруг сказал Пуаро.

— Что?

— Шабашкин не посадит Троекурова. Он, как бы выразиться по-русски… склеивает его дочь.

— Вы опять про клей?

— Нет. Шабашкин хочет жениться на дочери Троекурова.

— Интересно. Хорошо, что вы сказали мне об этом.

— Пожалуйста.

В гостиной Шабашкин взволнованно спросил:

— Нашли что-нибудь?

— Ничего такого, что проливало бы на свет совершенное преступление.

И в этом Гастингс не покривил душой.

Часть IV. Свет погас

В два часа пополудни Брикс с дочерью подали обед. Аппетита ни у кого не было, к тому же по настоянию Дубровского-старшего на столе не оказалось спиртного.

— Надо отдохнуть, новогодняя ночь длинная, — коротко объяснил он.

Может, поэтому разговор не клеился, и вся компания инстинктивно сгрудилась возле плазменного телевизора. Шли новости. Все складывалось плохо для пленников «Отрадного».

«В районе Выборга оборвалась линия электропередач, — сексуальная дикторша на экране была предельно серьезна, что придавало ей еще большую сексуальность. — Без света остался целый район».

— Долго еще это будет продолжаться? — недовольно буркнул Дубровский-младший.

«По прогнозам синоптиков, ураган продлится еще два дня». — Дикторша обвела взглядом собравшихся мужчин.

— Прямо в глаза смотрит, — хмыкнул генерал.

— Она текст читает с телесуфлера, а не в глаза смотрит, — усмехнулся Дубровский-младший.

«Хорошая телка, — подумал Дубровский-старший, — хотя и текст читает, с удовольствием бы трахнул».

— Отойдите, вы мешаете смотреть, — проворчал с дивана Шабашкин.

Компания молча посторонилась. Каждый думал о своем. Гастингс решал, что делать с информацией, полученной в библиотеке. Пуаро проклинал эту мрачную страну и климат, усадьбу и судьбу, ситуацию, в которой они оказались. «Скорее бы убраться отсюда к чертовой матери, — думал он, — и не только отсюда, но и из страны».

Троекуров беспокоился о дочери, о ее странном болезненном состоянии, признаков которого утром еще не было.

О чем думала Маша? Она одна смотрела не в телевизор, а в окно. Несмотря на день, там стояла темнота, отражая ее размытую фигуру с искаженным, расплывшимся лицом. Внезапно ей стало жутко, и она испуганно вскрикнула. К ней бросился Дубровский-младший:

— Что?! Что случилось?!

— Кто-то там, за окном…

— Что?!

— Нет, мне показалось.

— Сейчас выясним, — решительно сказал Дубровский-младший.

— Не надо. Просто разыгралось воображение.

— Я проверю.

С этими словами он, неодетый, выскочил за дверь. Когда через минуту вернулся, Маши в гостиной уже не было, отец отвел ее в комнату.

— Нам тоже пора, — заявил Дубровский-старший. — Перед новогодней ночью всем стоит отдохнуть.

— Оставьте включенным телевизор, — попросил Шабашкин и заявил: — Мне надо в туалет.

— Ссы в карман, — злорадно загоготал Дубровский-старший.

— Вы еще об этом пожалеете, генерал, — побледнел от злости полковник.

— Возьмите стул, он с высокой спинкой, на него можно опереться. — Гастингс примирительно пододвинул стул ближе к дивану.

Внезапно в гостиной погас свет.

— Эй, что за шутки! — крикнул генерал. — Кто выключил?

— Во всем доме нет света, — завертел головой Чапаев.

— Как я доберусь до туалета? — Шабашкин с беспокойством сел на диване.

— Похоже, что-то с генератором случилось, — озабоченно произнес Дубровский-младший. — Брикс, спустись на цокольный этаж, там Паша, охранник, разберитесь.

Но Бриксу не понадобилось никуда идти. Свет включился так же внезапно, как и погас. Мужчины вздохнули с облегчением и стали расходиться по своим комнатам. Последним покинул гостиную Дубровский-старший. В гостиной остался лишь злящийся на свою беспомощность Шабашкин наедине с телевизором.

                                             * * *

Между тем на кухне бодрствовали. Сюзанна кормила маленького сына, Брикс мыл посуду. Включив мойку, он нарушил молчание.

— Есть новости?

— Ты о чем?

— Сама знаешь.

— Он отказался.

— Окончательно?

— Да! Ты будешь наконец есть?! — раздраженно прикрикнула Сюзанна на сына. — Весь в отца. Да, — повторила она, — окончательно! Сказал: тебе же на жизнь хватает, о сыне я забочусь, что еще надо. Козел!

— Но от сына он не отказывается?

— Нет.

— Это хорошо.

— Чего же хорошего? Я не хочу вечно ходить в прислугах! Я не потерплю к себе такого отношения! Я ему кто, девочка по вызову?!

— Не кричи, Шабашкин услышит.

— Пусть слышит. Еще один козел!

Злые слезы выступили на глазах Сюзанны.

— Не реви. Похоже, план А не удался, придется переходить к плану Б, — подумав, заключил Брикс.

                                             * * *

В комнате, которую занимали Гастингс и Пуаро, тоже не спали. Сыщик устроился за письменным столом на неудобном вращающемся кресле, а его помощник рухнул на кровать. Гастингс недовольно посмотрел на лежащего Пуаро и произнес:

— Соберитесь, Эркюль. Нам предстоит много работы.

— Что я должен делать?

— Слушать.

Гастингс взял лист бумаги, написал какую-то фразу и задумался. Из этого состояния его вывел голос Пуаро:

— Послушайте, Гастингс, я все думаю, кто мог взять пистолет?

— И кто же?

— Дубровский-младший, Троекуров, Маша, Брикс, Сюзанна, охранник, Чапаев — все они могли завладеть оружием. Вне подозрений Дубровский-старший, думаю, мсье Шабашкин, ну и мы с вами.

— Действительно, зачем он нам!

— В точку. Вы попали в точку, Гастингс. Это основополагающий вопрос — зачем? Зачем кому-то из них понадобился пистолет?

— Так зачем?

— Конечно, для продажи. Ведь это раритетное оружие и, как я понял, с историей. За него можно выручить большие деньги.

— Вы правы, Пуаро. Кого вы подозреваете?

— Вначале я думал, что это Дубровский-младший, но поразмыслив, пришел к выводу, что кражу мог совершить любой из упомянутых мною обитателей усадьбы. И теперь не знаю, что и делать.

— Так мы далеко не продвинемся, Пуаро, потому что подозревать можно практически всех. У всех был мотив, у всех была возможность похитить пистолет. Оставим пока это. Меня сейчас больше всего интересует вопрос: почему погас свет?

— Это легко объяснить: обычная неисправность.

— Не похоже. Даже на то, чтобы заменить перегоревшие пробки, требуется минут пять — десять, и то если знать, где искать запасные. В нашем случае света не было полторы минуты, я засек время. У меня такое ощущение, что кто-то выключил электрогенератор, а потом опять включил. И этим кем-то мог быть только охранник, потому что он единственный, кто находился в этот момент на цокольном этаже. Вопрос: для чего он это сделал? Надо будет у него поинтересоваться.

                                            * * *

Троекуров находился в комнате дочери на втором этаже. Это была детская, куда на время поместили Машу. Ей по-прежнему нездоровилось, ее знобило, и она, кутаясь в платок, забралась с ногами в кресло. Троекуров нервно ходил по комнате и возбужденно говорил:

— Теперь ты видишь, кто твой избранник. Он вор! Причем обокрал собственного отца! Так низко пасть может только человек абсолютно без чести и совести.

— Володя не брал пистолет. Я уверена.

— А кто? Кому это надо, кроме него? У него долги, их нужно отдавать, вот он и выбрал способ рассчитаться с кредиторами.

— Чего ты от меня хочешь? — устало произнесла Маша.

— Я хочу, чтобы ты с ним порвала. Пока он тебя не затянул в пропасть.

— И что дальше?

— Есть более достойные люди.

— Уж не Шабашкин ли?

— Почему и нет.

— Папа, я выйду замуж только за человека, которого полюблю.

— Неужели ты любишь этого мерзавца?

— Да, пока не будет доказано, что он мерзавец, как ты говоришь.

— Да что тут доказывать?! Это видно всем, кроме тебя, влюбленной дурочки!

— Давай прекратим этот разговор, я устала, мне нездоровится, я хочу отдохнуть.

Троекуров наконец обратил внимание на бледность и утомленный вид дочери.

— Тебе плохо? — озабоченно спросил он. — Нужны лекарства?

— Нет, спасибо, не нужно ничего. Только покой. Я, пожалуй, прилягу.

Троекуров бережно поддержал дочь, помог ей прилечь на диван и укрыл пледом.

— Звони, если что, я спать не буду.

— Хорошо, папа.

— Эх, дети-дети! — вздохнул он.

— Выключи верхний свет и зажги настольную лампу, — попросила Маша.

Троекуров исполнил ее просьбу и тихо закрыл за собой дверь.

                                             * * *

— Собирайтесь, Пуаро! — скомандовал Гастингс. — Мы идем беседовать с охранником.

— Может быть, отложим? Куда торопиться? Он никуда не денется из дома, впрочем, как и мы все. Тем более что я не вижу смысла в беседе с охранником. Что он может нам сказать? — Пуаро пожал плечами.

— Поторапливайтесь! — не стал более объясняться Гастингс.

Пуаро со вздохом подчинился. Они вышли из комнаты в гостиную, где Шабашкин бессмысленно переключал каналы.

— Где Чапаев? — спросил Гастингс, забыв, что полковник не понимает английского.

— Nicht verstehen! — по-немецки ответил Шабашкин.

— Не понимаю, — повторил он по-русски и отрицательно покачал головой.

— Ча-па-ев, — по слогам проговорил Гастингс.

— А, герой Гражданской… — протянул Шабашкин, — кабинет там. — Он показал рукой на кабинет.

Гастингс открыл дверь кабинета, но они с Пуаро не стали входить внутрь. Ситуация не требовала объяснений. В кабинете находились Дубровский-младший и Чапаев. Оба были пьяны. Но если Дубровский-младший еще держался на ногах, то Чапаев мирно похрапывал на диване.

— Чем могу, господа? — пьяно проговорил Дубровский.

— Нет, это совершенно невозможно. — Всегда невозмутимый Гастингс вышел из себя. — Россию погубит не коррупция, а пьянство.

Он с раздражением захлопнул дверь.

— Пуаро, я вам запрещаю пить.

— Русские обижаются, когда отказываешься с ними пить. Они думают, что ты либо больной, либо агент КГБ.

— ФСБ.

— Что ФСБ?

— КГБ давно нет. Теперь это называется ФСБ.

— Это неважно. Они все равно обижаются.

— Попробуем поговорить с Шабашкиным. Может быть, он нам поможет.

Гастингс подошел к дивану, на котором лежал получивший травму Шабашкин.

— Господин полковник, нас интересует охранник.

— Не понимаю, — покачал головой Шабашкин, — не понимаю тебя, сыщик, твою мать. Почему не говоришь по-русски?!

— Господа, я могу чем-то помочь? — в гостиную вошла Сюзанна.

— Вы говорите по-английски? — обрадовался Гастингс.

— Совсем немного.

— Нам надо переговорить с охранником.

— С охранником? Зачем?

— Это конфиденциально.

— Боюсь, мой словарный запас ограничен. — И она вышла.

— Пуаро, мы в тупике. А между тем моя интуиция говорит, что инцидент со светом может стать ключевым во всей этой истории.

— Гастингс, через пару часов Чапаев проспится, и вы сможете удовлетворить свое любопытство.

— Хотелось бы в это верить.

Часть V. Гастингс бодрствует

Около пяти часов пополудни дом затих. Его обитатели перед встречей Нового года отдыхали в своих комнатах, набираясь сил перед бессонной ночью.

Пуаро скинул сапоги и устало повалился на кровать. Гастингс задумчиво мерил комнату шагами.

— Гастингс, почему вы не ложитесь? Новый год, судя по всему, в «Отрадном» будет беспокойным. Вам стоит об этом подумать. Будет нелепо, если вы посреди праздника вдруг отключитесь. Что о вас подумают русские?

— Они подумают, что я слабак.

— Именно так.

— Сейчас неважно, что произойдет через несколько часов. Мои серые клеточки возмущаются против пустого времяпрепровождения. Они хотят действовать.

— Что вы задумали?

— Мне не дает покоя отключение электрогенератора. И личность охранника.

— Дался вам этот генератор. Обычная техническая заминка. А охранника вы допросите, когда все проснутся, в том числе и Чапаев. Кстати, наверняка охранник тоже спит.

— Действительно, поговорить с охранником без Чапаева я не могу. Но вот присмотреть за ним в моих силах. Отдыхайте, Пуаро, а я пойду.

— Вы куда?

— Займу выгодную позицию для наблюдения.

С этими словами Гастингс вышел. Он спустился в темный холл цокольного этажа, это позволяло видеть всех, кто мог пройти из жилых этажей на цокольный.

В холле негде было спрятаться, и Гастингс решил устроиться на пороге двери, ведущей в гараж. Он отыскал табурет, сел, прислонившись к косяку, прикрыл дверь, чтобы было видно лестницу, и стал ждать. В холле было тихо, лишь за стенкой мерно гудел генератор. Чтобы скоротать ожидание, Гастингс решил соотнести свои впечатления о России с тем, что он слышал о ней от друзей. Особенно популярна была тема спиртного. Русские пьют много водки. Спиртное и тема опьянения — важная часть русской культуры и литературы. «И это не миф, — размышлял Гастингс, — оба Дубровских, Чапаев, подозреваю, что и Шабашкин с Троекуровым тому подтверждение».

Непьющий русский скорее исключение из правила. Скорее всего, у такого человека со спиртным связана какая-то трагедия или стресс. «Выходит, что, на взгляд русских, я пережил трагедию или стресс. — Он удивленно хмыкнул. — Но возможно, путешествие по России и есть тот самый стресс?»

Не удивляйтесь, если на праздновании Нового года в России вас пригласят к столу за тридцать минут до полуночи, до шести утра вы будете употреблять коньяк, водку, шампанское, сельдь под шубой, салат оливье и жульен, потом вас уложат спать, и праздник продолжится еще три дня, предупреждали его друзья.

«Это неправда, пить в „Отрадном“ начали еще днем, — вздохнул Гастингс. — Но судя по всему, друзья правы, говоря о трех днях пьянства, это ужасно». В России не существует культуры трезвости. Характерной российской особенностью являются кухонные посиделки допоздна и разговоры «за жизнь». Гастингс вспомнил ночь на квартире Дубровского-младшего в Санкт-Петербурге и поежился. «Если суммировать все мнения друзей, то Пуаро похож на русских в части выпивки. — Впрочем, это открытие несильно озадачило Гастингса. — Надо будет спросить у него, не было ли в его родне русских корней».

Те русские, кому удалось взобраться на верхние ступеньки общественно-политической иерархии, считают нужным тыкать, указывать на это всем, кто не достиг такого статуса. Это правда. Дубровский-старший тому пример.

Русские искренне убеждены, что на Западе думают, будто в России медведи ходят по улицам. Однако этот миф про медведя — чисто русское изобретение. В Санкт-Петербурге Пуаро купил майку, на которой написано по-английски: «Я был в России. Там нет медведей». Медведей на улицах города действительно не наблюдалось.

Русские очень гостеприимны и охотно приглашают к себе домой. Гастингс иронично усмехнулся, перебрав в памяти события сегодняшнего дня: чересчур гостеприимны.

Во многих странах мира важнейшим праздником считается Рождество. Даже если вы не христианин, вы по крайней мере дарите подарки, участвуете в других аспектах праздника. Однако в России все делается немного иначе: само Рождество как праздник не отмечается — те, для кого важно это событие, просто посещают церковь и проводят там некоторое время.

С другой стороны, у русских есть собственный новогодний аналог Санта-Клауса по имени Дед Мороз. Новый год празднуется по всей стране — это своего рода советская версия Рождества. Кроме того, русские в Новый год пьют много алкоголя, хотя в зависимости от семейного положения могут и Рождество отметить. Русские ждут полуночного боя кремлевских часов — это знаменует приход Нового года.

«Мы тоже ждем боя кремлевских часов, только не думаю, что ожидание закончится чем-то приятным. Надо предупредить Пуаро, чтобы много не пил. Возможно, придется работать. Мне шепчет об этом интуиция. — Мысли Гастингса текли не торопясь, как степная река. — Все же Россия — странная страна, здесь все наоборот, но возможно, это нам только кажется. Нет демократии, но нужна ли она этой стране?»

Вдруг он услышал тихие шаги по лестнице. Кто-то спускался на цокольный этаж, и этот кто-то явно не желал быть услышанным. Гастингс насторожился и сосредоточился. Философские мысли немедленно вылетели из головы, уступив место охотничьему инстинкту.

Шаги приблизились, замерли, потом послышался шорох, который вряд ли бы услышал Гастингс, если бы не увидел фигуру, спустившуюся в холл.

Это был Троекуров.

Гастингс вскочил и приготовился выйти из своего укрытия, но одернул себя: надо последить за Троекуровым. Тот, неслышно ступая, пересек холл и вышел на закрытую террасу, откуда вел вход в котельную и в комнату с электрогенератором. Гастингс подавил в себе желание пойти следом и оказался прав. Через несколько секунд Троекуров вылетел с террасы как сумасшедший, наткнулся в темноте на Гастингса и дико закричал: «Не убивайте!»

— Тихо, успокойтесь, — скомандовал Гастингс, — придите в себя.

— А, это вы, — испустил облегченный вздох Троекуров. — Не узнал, извините.

— Что вас так напугало?

Вид у Троекурова действительно был дикий, даже в темноте было видно, что отставной капитан смертельно напуган.

— Там труп.

— Где?

— Возле двери в генераторную.

— Кто?

— Не знаю.

— Почему вы решили, что это труп?

— В свое время насмотрелся.

— Пойдемте посмотрим.

Вдвоем они проследовали на террасу и остановились возле неподвижно лежащего тела. Гастингс посветил взятым с собой фонариком, и они увидели охранника. Он лежал на животе. Его лицо, повернутое вправо, было удивленным, словно он увидел перед собой нечто странное. Гастингс опустился на колени и приложил палец к шее охранника. Пульса не было. Его и не должно было быть, поскольку в области левой лопатки еще кровоточила рана.

— Убит выстрелом, и убит недавно, кровь свежая, — констатировал Гастингс. — Ваша работа?

— Вы что, издеваетесь?! — возмутился Троекуров. Он быстро пришел в себя и уже не казался таким испуганным.

— А что вы здесь делали?

— Ходил посмотреть, как работает генератор, не сломался ли…

— Генератор исправен, что это у вас в руках?

— Книга, я читал ее, видимо, машинально взял с собой.

— Можно посмотреть?

— Это детектив, ничего необычного.

— Я вижу, просто дайте мне ее.

Троекуров с неохотой протянул ему книгу. Гастингсу не надо было открывать ее. Он знал, что это было «Чисто английское убийство», которое он ранее обнаружил в комнате Троекурова.

— Пойдемте наверх, надо поставить в известность полковника.

Они поднялись в гостиную. Шабашкин мирно спал на диване под аккомпанемент телевизора. Гастингс попробовал разбудить полицейского, но бесполезно.

— Ему кто-то подсыпал снотворного, — определил он. Взял пустой стакан, понюхал: — Коньяк.

                                             * * *

В холле вокруг тела охранника собрались все обитатели усадьбы. Пуаро красовался в майке «Я был в России. Там нет медведей». Дубровский-старший утопал в пышной белой бороде, на голове красовался красный колпак. Видимо, готовился изображать на Новый год Деда Мороза. Маша стояла строгая, бледная, запахнувшись шалью. Ее под руку поддерживал Дубровский-младший. Чапаев мучился с похмелья, видимо, еще не проснулся как следует. Сюзанна хмурилась. Брикс говорил, что в генераторе кончается солярка, что генератор скоро остановится и что дом погрузится во тьму. Предлагал пополнить запасы, но ни он сам, ни кто-то иной не сдвинулся с места, словно боясь переступить через труп. И странное дело, по одну сторону убитого стояли все, кроме Троекурова, который остался в одиночестве напротив. Труп, словно барьер, отделил его от других.

— Сюзанна, принесите, пожалуйста, простыню, — нарушил гнетущее молчание Гастингс. — Надо прикрыть покойника.

— Сейчас, — откликнулась служанка и ушла наверх, в кладовку.

— Пуаро, у вас был фотоаппарат, надо зафиксировать место преступления.

— Я забыл его в Питере, — сконфузился Пуаро.

— Если разрешите, снимем на смартфон, — вступил в разговор Дубровский-младший, — у него хорошее разрешение.

— Снимайте.

— Как это произошло? — наконец очнулся Дубровский-старший.

— Его застрелили, — откликнулся Гастингс. — Никто не слышал выстрела?

Ответом ему было молчание.

— Понятно. Кстати, выстрел был произведен из раритетного пистолета, украденного прошлой ночью.

— Как вы узнали?

— По ране, современные пистолеты не оставляют таких следов на теле человека.

— Кто мог это сделать? — спросил Дубровский-младший.

— Тот, кто украл пистолет. Это естественно. Он же подсыпал снотворное Шабашкину.

— Кого вы подозреваете? — нарушила молчание Маша.

— У меня есть версии, — уклончиво ответил Гастингс, — но это лишь версии. Одно могу сказать с уверенностью: убийца находится среди нас.

После этих слов между собравшимися пробежал холодок. Все вдруг вспомнили, что находятся в неотапливаемой галерее. Каждый думал о чем-то своем. Напряжение, которое повисло в воздухе, нарушила Сюзанна: она принесла простыню и хотела накрыть тело охранника.

— Подождите, Сюзанна! — остановил ее Гастингс. — Владимир, вы сделали снимки тела?

— Да.

— Можете накрывать.

Простыня скрыла страшное лицо охранника, остались видны лишь очертания тела. Вздох облегчения пронесся в галерее.

— Надо решить, что делать с телом. — Гастингс рассуждал деловито, отчасти потому, что хотел успокоить обитателей дома. — Это прерогатива полковника. Только он может дать команду на перемещение убитого. Или не дать — до прибытия следственной бригады. Однако он спит. А когда полицейские приедут, никто не знает. Буря может продлиться несколько дней. Кстати, куда можно перенести тело?

Этот вопрос Гастингс задал Дубровскому-старшему.

— В гараж, это самое холодное место в доме.

— Хорошо. Снимки мы сделали. Возможно, полицейским этого будет достаточно, поэтому перенесем тело в гараж. — Гастингс обвел собравшихся вопросительным взглядом: — Кто?

Добровольцев не оказалось. Сыщик развел руками:

— Прошу вас, Пуаро.

— Один я не справлюсь.

— Брикс, помоги, — скомандовал Дубровский-старший.

Управляющий заворчал, но подчинился. Оба они были дюжими людьми, поэтому с неприятной задачей справились.

— А теперь я бы хотел побеседовать с каждым из вас в отдельности, — обратился Гастингс к тесному кружку, который образовался как бы сам по себе. — Пройдемте наверх.

— Через полчаса в доме отключится электричество, — раздался голос Брикса. — Солярка на исходе.

— Заправь генератор, — хмуро бросил Дубровский-старший Бриксу.

— Я один здесь не останусь, — категорически заявил Брикс.

— Папа, я помогу тебе, — вызвалась Сюзанна.

Гастингс на минуту задумался.

— Я бы хотел, чтобы вы все держались вместе, но вижу, что это невозможно в данной ситуации. Мне придется поговорить с Бриксом и его дочерью здесь. Всех остальных, кроме Чапаева, попрошу подняться в гостиную и не расходиться. Пуаро, проследите.

                                             * * *

Пока Брикс заправлял генератор соляркой, Гастингс поговорил с Сюзанной. Существенного узнать удалось немного. По словам молодой женщины, они вместе с отцом вымыли посуду, прибрали гостиную и разошлись по комнатам отдыхать.

— Полковник уже спал?

— Точно не могу сказать, по-моему, нет.

— Вы видели пистолет?

— Нет, конечно.

— В котором часу вы поднялись к себе?

— Было, наверное, часов шесть.

— И ничего подозрительного не заметили?

— Нет. Все это крайне неприятно.

— Вы слышали выстрел?

— Конечно, нет. А вы слышали?

— Не слышал, — вынужден был признать Гастингс.

— То-то же. Шторм.

— Вы видели кого-нибудь, кто проходил в это время в гостиной?

— Нет.

— Как коньяк оказался у Шабашкина?

— Не знаю, меня в это время не было в гостиной. Когда я пришла, бутылка уже стояла возле дивана.

Ответы Сюзанна давала односложные. Было видно, что она расстроена. Впрочем, как и все остальные обитатели дома.

— Спасибо, — поблагодарил Гастингс.

Сюзанна кивнула и поднялась наверх. В это время из комнаты, где стоял электрогенератор, вышел Брикс, вытирая руки тряпкой. Гастингс задал ему те же вопросы, что и Сюзанне. Брикс почти слово в слово повторил то, что говорила его дочь.

— Вы видели, кто принес коньяк Шабашкину?

— Да, генерал.

Гастингс сделал себе пометку.

Отвечая на вопрос, спал ли Шабашкин, когда они уходили, Брикс без колебаний ответил, что тот не спал и даже пожелал им спокойной ночи. Это удивило Гастингса, не тот человек был полковник, чтобы вежливо желать кому-либо спокойной ночи. Но вслух он сказал:

— Брикс, выключите на минуту генератор.

— Зачем? — удивился управляющий.

— Только на минуту.

— Хорошо. — Брикс повернул выключатель, и воцарилась кромешная тьма.

Гастингс включил фонарь и внимательно обследовал генератор. Это действительно заняло у него минуту. После чего он удовлетворительно хмыкнул и сказал Бриксу:

— Включайте.

Брикс включил.

— Теперь я попрошу оставить меня одного.

— Но господин Гастингс… — начал Чапаев.

— Прошу вас.

Пожав плечами, Чапаев повернулся к выходу из галереи. Постояв в нерешительности с минуту, за ним последовал Брикс. Спустя некоторое время к собравшимся в гостиной присоединился Гастингс.

                                             * * *

Оба Дубровских вместе с Пуаро поправляли здоровье. К ним присоединился Чапаев.

— Я бы попросил на некоторое время воздержаться от спиртного, — произнес Гастингс.

— Мы у себя дома, — огрызнулся Дубровский-младший, — что хотим, то и делаем.

Гастингс промолчал.

— Сынок, пусть дядя сыщик делает свое дело, — успокоил сына Дубровский-старший. — Чем скорее он найдет того, кто это сделал, тем лучше. А то мне что-то неуютно рядом с убийцей. Тем более что Шабашкин спит и видит, как сделать тебя козлом отпущения.

— Ты, отец, в точку попал. Посмотри на полковника, — усмехнулся Дубровский-младший, показывая на спящего Шабашкина. — А как вы, Гастингс, намереваетесь искать грабителя и убийцу? Обыскивать всех подряд, снимать отпечатки пальцев?

— Я не применяю полицейские методы, у меня для этого нет ни полномочий, ни желания. Пользуюсь ими в исключительных случаях, когда нет другого выхода.

— А какими методами вы пользуетесь, позвольте узнать? Дедукцией, серыми клеточками своего мозга или есть другой метод, неизвестный детективным писателям?

— Меня интересуют логически необъяснимые события. Мелочи, — спокойно ответил Гастингс.

— А если их нет?

— Обычно так не бывает, но если нет, то это самые сложные дела.

— Наш случай из какого разряда?

— Пока неясно.

— Володя, прекращай, — вмешался в разговор Дубровский-старший. — Мы так можем спорить весь вечер. Господин Гастингс, делайте свое дело. Мы все в вашем распоряжении. Я готов дать показания. Куда идти?

Местом для бесед — допросами их Гастингс не называл, чтобы не смущать людей — все же он неофициальное лицо, — сыщик выбрал зимний сад. Его в разговоре с генералом интересовала личность охранника.

— Как охранник попал к вам в дом?

— Паша служил одно время со мной прапорщиком, был моим земляком — мы оба из Выборга. Когда я демобилизовался, встретил его в городе, он был без работы. Я начинал тогда строить этот дом, мне необходим был водитель, я его и пригласил к себе на работу. Параллельно он выполнял функции охранника.

— Давно он у вас?

— Лет пять.

— Что он за человек?

— Туповат, но исполнителен. Армия приучила, а мне большего от него и не надо было.

— Семья у него есть?

— Он разведен. Сын взрослый, живет в Выборге.

— А он где жил?

— Постоянно в «Отрадном».

— Он законопослушный человек?

— Смотря о чем говорить, — усмехнулся генерал, — в армии воровал помаленьку, как и все прапорщики. У меня — нет, боялся.

— Как вы считаете, если бы у него появилась возможность проявить свои мелкие криминальные наклонности без того, чтобы о них узнали, Пол (Гастингс назвал Пашу на английский манер) ими бы воспользовался?

— Это украсть, что ли, безнаказанно?

— Примерно так.

— Думаю, да.

— У него были материальные затруднения?

— Если и были, то мне об этом неизвестно.

— Теперь поговорим о Бриксе. Вы тоже с ним служили?

— Да, мы вместе вышли в отставку.

— Он надежный человек?

— Мы вместе лет двадцать. Никогда не подводил.

— Вы ему доверяете?

— Насколько в наше время это возможно.

— Кирила Петрович, вы отнесли коньяк Шабашкину?

— Я, — усмехнулся генерал. — Вы, наверное, думаете, что и снотворное я подмешал?

— Я пока собираю факты.

— Я пил из этой бутылки. Поэтому когда Шабашкин попросил коньяку, я ее полковнику и отнес. Так что снотворного в бутылке точно не было.

— У вас есть в доме аптечка?

— Конечно, на кухне.

— Там было снотворное?

— По-моему, да. Точно не знаю, не пользую, предпочитаю вот это. — Дубровский-старший показал на стакан с коньяком. — Вы лучше у Сюзанны спросите.

— Кто имеет к аптечке доступ?

— Любой желающий.

Дубровский-младший и Чапаев пили в кабинете, и показания у них были неотличимы друг от друга. Никого не видели, ничего не слышали. Они обеспечивали друг другу алиби, и Гастингс тут ничего поделать не мог. Машу опросить не удалось, она ушла к себе, сославшись на нездоровье. Гастингс решил, что ничего от этого не теряет. Девушку можно было опросить и позже. Аптечку он проверил, снотворное там было, но это ничего не значило, поскольку неизвестно было количество таблеток, взятых из пузырька. Выстрела никто не слышал. Но Гастингс уже знал почему.

Часть VI. Гастингс анализирует

— Гастингс, — начал Пуаро, когда они остались одни, — у вас есть ответы на эти вопросы?

— Что вы имеете в виду, Пуаро?

— Кражу пистолета и убийство.

— На мой взгляд, это одна задача и один вопрос.

— Вот как?

— Я вам уже говорил об этом. Мы имеем дело с уравнением с одним неизвестным. Повторяю, тот, кто украл пистолет, совершил и убийство. Это очевидно.

— Вы догадались, когда обнаружили труп. Кто же это мог быть?

— Труп, вообще-то, обнаружил Троекуров. Но дело не в трупе, а в орудии убийства. Убили охранника из старинного пистолета.

— Вы подозреваете Троекурова?

— Скажем так, он очевидный подозреваемый, слишком очевидный. Но сбрасывать его со счетов пока рано. Пусть побудет в прикупе.

— Кто еще?

— Круг на первой стадии решения задачи обширный. Пока приходится подозревать всех.

— Даже невесту Дубровского-младшего? Но какой у нее мог быть мотив убивать охранника?

— Пуаро, началось все с кражи пистолета. Если мы поймем мотив кражи, поймем и все остальное.

— Но какой мотив у девушки красть пистолет?

— Месть жениху. Вы же видели, они в ссоре. Или наоборот, помочь жениху выпутаться из тяжелой финансовой ситуации.

— Дубровского-старшего вы тоже подозреваете?

— В краже, пожалуй, нет. Но убийство он совершить мог.

— Что-то я вас не понимаю, Гастингс.

— Я сам многого не понимаю, Пуаро. Поэтому задаю вопросы. Чем больше я их задам, тем скорее наступит понимание. Но надо задавать правильные вопросы. А я пока не знаю, какие вопросы правильные. Я пока иду на ощупь в темноте, Пуаро. Понимаете?

— Не очень.

— Ну хорошо. Давайте дальше решать задачу. Начнем вновь с кражи пистолета. Еще раз пройдемся по персоналиям. Кто мог украсть пистолет? Троекуров, Дубровский-младший, Чапаев, Маша, Брикс, Сюзанна?

— Мотив?

— Пожалуйста. Троекуров — личная неприязнь к сыну генерала, из-за чего он мог подставить Дубровского-младшего. У последнего огромные долги, отец отказал в помощи. Брикс, Сюзанна — мотивов не просматривается, их пока в прикуп. Дочь Троекурова — отомстить жениху за какую-то обиду, или наоборот, помочь ему рассчитаться с долгами. Чапаев — украсть и продать.

— Вы забыли охранника, Гастингс.

— Да, охранник. Ну, здесь тоже банальная причина, как и в случае с Чапаевым.

— Почему тогда он не сделал этого раньше? Возможностей было предостаточно.

— Ответ элементарный. В этом случае вычислить преступника было бы очень просто. Он дождался удобного момента, когда в доме много гостей и сложнее обнаружить грабителя. И вот пистолет украден, но что-то пошло не так. Но что? Знаете, Пуаро, мне не дает покоя момент, когда вдруг погас свет, а потом сразу же включился.

— Гастингс, это такая мелочь, не стоит обращать внимания. Какая-то техническая неисправность.

— Хотел бы я, чтобы это было так.

— По крайней мере, охранник к убийству непричастен.

— Пуаро, — улыбнулся Гастингс, — иногда вы попадаете в самую точку.

В дверь внезапно постучали.

— Кто там?

— Господин Гастингс, это Чапаев. Шабашкин проснулся. Просит вас.

— Одну минуту. Пуаро, с полковником буду говорить сам. Вы просто молчите. Или чего-нибудь выпейте. Только немного.

                                             * * *

Гастингс вышел в гостиную. Полковник сидел на диване, хлопая себя по щекам. Ему уже сообщили об убийстве охранника. Дубровский-младший не преминул съязвить по этому поводу:

— Наша полиция верна себе: проспала убийство в прямом смысле слова.

Полковник лишь внимательно посмотрел на шутника, но промолчал.

— Гастингс, нам надо поговорить наедине.

— Ничего не получится, без мсье Чапаева нам не обойтись.

— Чапаев, — полковник обратился к переводчику, — обо всем, что будет сказано, ты обязан молчать. Иначе привлеку к ответственности. Понял?

— Так точно, товарищ полковник, — при этом лицо у Чапаева сделалось таким, что стало ясно: расскажет.

Но деваться было некуда. Полковника переместили в кабинет генерала, где Гастингс сообщил Шабашкину предварительные результаты расследования.

— Скверно, — сказал полковник, — очень скверно. Вначале это было похоже на глупую выходку, я ожидал, что воришка одумается и вернет пистолет на место. Но теперь это зашло слишком далеко.

— Полковник, вы помните, кто последним приносил вам коньяк, в котором, как оказалось, подмешано снотворное? — задал вопрос Гастингс.

— Конечно, помню. Генерал, — ответил Шабашкин и удивленно воскликнул: — Уж не думаете, что Дубровский-старший подмешал туда снотворное? Да, мы находимся не в самых хороших отношениях, но чтобы пойти на такое…

— Я понимаю, что вы хотите сказать, — продолжил мысль Гастингс. — Нужно иметь на то особые причины. Нет, я не думаю, что это генерал. Значит, каким-то образом снотворное оказалось в бутылке до того момента, как Дубровский-старший отнес ее вам.

— Гастингс, пока оставим эпизод со снотворным. Мне не терпится узнать подробности убийства.

— Охранник Пол, по моему мнению, был убит в промежутке между пятью и шестью часами вечера, потому что в седьмом часу, когда я спустился в гараж, он уже был мертв.

— Что вы делали в гараже?

— Ждал одного человека, который, по моим расчетам, должен был появиться там.

— Кто этот человек?

— Господин Троекуров.

— Он имеет отношение к убийству?

— Возможно, но скорее к краже пистолета.

— Каким образом? Он украл?

— Он хотел избавиться от улики, от книги, из которой были вырезаны буквы в том письме, где сообщалось, что пистолет украл Дубровский-младший. Книгу я нашел в комнате господина Троекурова. И оставил ее там. Я хотел посмотреть, что будет делать с ней Троекуров.

— Если он хотел от нее избавиться, то зачем спускаться на цокольный этаж?

— Здесь находится котельная. Видимо, он хотел ее сжечь.

— И вы ему помешали?

— Не совсем так. Господин Троекуров увидел труп, нервы его не выдержали, он побежал обратно и встретил меня.

— Книга у вас?

— Да, у меня.

— Это улика. Вы думаете, что пистолет украл Троекуров?

— Так кажется на первый взгляд. Но уж слишком явно эта улика бросалась в глаза в комнате Троекурова. Она прямо-таки вопила: найди меня!

— В любом случае его нельзя исключать из списка подозреваемых.

— Я не исключаю. Но вернемся к убийству. Охранник был убит выстрелом из украденного пистолета. Выстрела никто в доме не слышал, хотя звук работающего телевизора, например, достигал наших с Пуаро ушей. Это одна загадка. Вторая — меня удивило расположение трупа. Он лежал лицом вниз в направлении выхода из галереи.

— Что ж в этом странного?

— Рана у него была на спине, значит, стреляли ему в спину.

— Ну и что?

— Он кого-то ждал и стоял лицом ко входу в галерею. Убийца же появился сзади, очевидно, он вышел из гаража, там есть выход через кладовую. Выстрелил и незаметно покинул галерею. Пистолет унес с собой.

— Но был большой риск, что его увидят.

— Убийца не мог избавиться от пистолета, ему ничего другого не оставалось, как забрать его с собой.

— Ему повезло, никто его не видел.

— В этом смысле — да. Но он оставил другую улику.

— Какую?

— Самодельный глушитель.

— Самодельный что?..

— Глушитель, приспособленный из масляного фильтра. Убийца выстрелил через него, поэтому никто выстрела и не слышал. Потом бросил его в ящик с запчастями, завалил другими деталями. Брать глушитель с собой он не решился — спрятать бы пистолет. Преступник справедливо решил, что никто не будет искать самодельный глушитель среди запчастей, потому что никто не мог и предположить, что такое возможно. Но я никак не мог найти ответ на вопрос, почему никто не слышал выстрела. И нашел единственный ответ, парадоксальный чрезвычайно, потому что к пистолету начала XIX века заводские глушители не подошли бы. На это и был расчет убийцы. Однако я не поленился порыться в автохламе — и вот результат.

— Глушитель у вас?

— Да.

— Но что это нам дает?

— Это дает то, что использовать масляный фильтр в качестве глушителя мог только военный или отставной военный.

— Значит, Брикс, генерал и Троекуров под подозрением в первую очередь, — утвердительно сказал полковник.

— Пока я не был бы столь категоричен.

— У вас мало времени, Гастингс, через сутки ураган закончится, прибудут мои сотрудники, делом займутся официальные органы.

— Кто бы им ни занимался, главное — найти убийцу.

— Это вы верно сказали.

                                             * * *

Последней, с кем беседовал Гастингс, была Мария Андреевна Троекурова. Выглядела она плохо. От Гастингса не укрылось ее беспокойство.

— Вы чем-то встревожены? — участливо спросил он.

— Право, не знаю, о чем вы. — Она старалась казаться холодной, но это ей плохо удавалось.

— Мне неясна роль вашего отца во всех этих… — Гастингс медленно подбирал слово, чтобы не обидеть девушку, — таинственных происшествиях.

— Говорите прямо: кража и убийство. Так вот: отец не виноват ни в первом, ни во втором случае. Я его знаю, как никто другой. Он не мог этого совершить.

— Некоторые улики прямо указывают на него.

— Мне кажется, что вы и сами в это не верите.

— Я верю только фактам.

— У каждого факта есть и обратная сторона.

— Вы хотите сказать, что эпизод с книгой можно истолковать иначе?

— Это ваша профессия — переворачивать факты. Но я твердо уверена, что мой отец невиновен. Точка.

— Тогда чем вы обеспокоены?

— Мсье Гастингс, — иронично усмехнулась Маша, — где ваша хваленая проницательность? Я абсолютно спокойна.

Гастингс действительно увидел, что девушка успокоилась, и решил зайти с другого конца.

— Какие отношения у вас с Владимиром Дубровским?

Гастингс понимал, что сильно рискует, задавая этот вопрос, потому что здесь присутствовал Чапаев, который успел подружиться с Дубровским-младшим. И несомненно, передаст этот разговор своему новому другу. Понимала это и Маша, поэтому она сказала лишь одно:

— Мы собираемся стать мужем и женой.

— Это уже всем известно.

— Более ничего добавить не могу и не хочу. Вы меня поймете, — твердо добавила она.

Повисла пауза.

— Вы ничего не видели необычного в ночь, когда произошла кража?

— Ночью я обычно сплю, тем более моя комната находится на втором этаже, а кража произошла на первом. По поводу убийства тоже ничего не могу сказать. Я в это время, представьте себе, отдыхала.

В ее голосе слышалась неприкрытая ирония. Маша полностью овладела собой.

— Я могу идти?

— Да, конечно.

— Я вам не нужен? — спросил Чапаев.

— Спасибо, нет.

Гастингс задумчиво смотрел, как девушка выходит из зимнего сада, и вдруг понял, что ее беспокойство связано вовсе не с отцом, а с Дубровским-младшим. Вот за кого она опасалась! «Любопытный персонаж, — подумал Гастингс, — игрок, наркоман и в то же время достаточно обаятельный молодой мужчина. Женщин он, несомненно, должен привлекать: их почему-то тянет к порочным и опасным особям противоположного пола».

Потом его мысли переключились на пропавший пистолет. Для того чтобы глубже вникнуть в происходящее в «Отрадном», он даже прочитал произведение «Дубровский» старинного русского писателя Алекса Пушкина, коего в России почитают классиком. Он счел поединок русского офицера Дубровского с медведем художественным вымыслом. Там же упоминался пистолет, который был украден прошлой ночью. То ли это оружие, о котором упоминает классик? Хороший вопрос. Но Гастингса больше всего заинтересовала история фамилий Дубровских и Троекуровых в исторической перспективе. Как случилось, что богатеи Троекуровы превратились в нищих, а бедняки Дубровские возвысились? Впрочем, к нынешним событиям это отношения не имело. Не имело?

                                             * * *

Между тем дом окончательно проснулся, оживился, зашевелился. Предновогодние хлопоты на время заслонили ужасное происшествие, случившееся несколько часов назад. Жизнь продолжалась. В гостиной Сюзанна постелила на стол белоснежную скатерть и расставляла посуду и приборы. Маша с сыном Сюзанны перевешивали игрушки на елке, которые, по мнению барышни, были развешаны беспорядочно и безвкусно. Из кухни тянуло соблазнительными ароматами. Там колдовал Брикс.

Мужчины, кроме Гастингса, который сказал, что задержится, собрались у камина. Беседа, начавшаяся с разговора о погоде, опять скатилась к обсуждению убийства охранника, хотя ни у кого не было ни малейшего желания это обсуждать. Страшное происшествие и непогода имели некоторую связь. Начал генерал.

— Закончится ураган, и нагрянут менты, — досадливо поморщился Дубровский-старший. — Превратят дом в черт знает что. Шабашкин, — он кивнул в сторону смотревшего телевизор полковника, в разговоре участия не принимавшего, — уж покуражится, скотина. Я его знаю. Всю душу вымотает.

Дубровский-младший внезапно засмеялся.

— Чего ржешь, ты у него первый на подозрении.

— Надо Шабашкину еще подсыпать снотворного.

— Будь серьезнее, дело опасное. Чапаев, ты все время с этим англичанишкой, он кого-то подозревает?

— Если и подозревает, то вслух не говорит, скрывает. Единственное, что могу сказать: он нашел существенную улику.

— Какую? — не сговариваясь, хором вопросили остальные.

— Масляный фильтр, который послужил глушителем при убийстве.

— А что это дает?

— А то, что только военный или бывший военный мог догадаться использовать фильтр таким образом.

Дубровский-старший и Троекуров тревожно переглянулись.

— Ну и ну… — медленно протянул Дубровский-младший.

Неловкое молчание нарушила Сюзанна:

— Мужчины, давайте к столу. Пора провожать старый год.

Часть VII. Гость

Старый год начали провожать традиционно. Наконец-то все обитатели усадьбы собрались вместе, Шабашкина посадили на стул, Дубровский-старший вновь нацепил красный колпак и бороду — исполнял роль Деда Мороза. Он и сказал первый тост. Прозвучало символически:

— За хорошую погоду в Новом году! Во всех смыслах.

Но едва успели выпить по рюмочке за хорошие слова, закусить икоркой и балычком, как раздался звонок у входной двери. Все замерли, и случилась немая сцена, совсем как в «Ревизоре».

— Кого это черт несет? — испуганным шепотом произнес Чапаев.

И вправду, кто тот безумец, что решился бросить вызов сумасшедшему урагану? Этот вопрос был написан на всех лицах. В гостиной повисла тревога, словно кто-то невидимой рукой повернул регулятор напряжения на максимум. Отчего-то стало понятно: от звонка ничего хорошего ждать не придется.

— Я открою. — Брикс пришел в себя прежде других.

Вернулся он с необычайно толстым человеком в маленьких очках, что нелепо смотрелись на широком лице. У вновь прибывшего господина волосы, лицо и плащ — все было мокрым. Тем удивительнее выглядел дымящийся огрызок сигары, казалось, неподвластный влаге и зажатый в углу рта незнакомца.

— Добрый вечер! — приветствовал толстяк. — С наступающим Новым годом!

Было очевидно, что новый гость нисколько не смущен. Он быстро оглядывал из-под очочков всю компанию острым взглядом, качая головой, словно находя подтверждение своим наблюдениям.

— Ты кто? — пришел в себя Дубровский-старший.

— Я? — удивился человек тому, что кто-то мог его не знать. — Я Герман.

— Как ты сюда попал, чудо? — продолжал генерал.

— На бронетранспортере. А что?

— Как что?! — взорвался до сих пор молчавший Шабашкин. — Ты угнал бронетранспортер?

— Ну что вы, я чту Уголовный кодекс.

— Да не слушайте его, он нас разводит, какой к черту бронетранспортер! — раздраженно бросил Чапаев.

— Обижаете, господа! — человек обиделся или сделал вид, что обиделся. — Я говорю чистую правду! Сюда меня доставил на бронетранспортере сержант — за две бутылки водки. Солдатикам тоже надо отмечать Новый год.

— Кто, кто позволил?! Кто был за рулем? Под суд пойдет! — Шабашкин привстал и тут же рухнул на стул, ступив на больную ногу.

— Вообще-то, у бронетранспортера нет руля, даже я об этом знаю, — примирительно сказал толстяк. — А вот кто меня сюда доставил, не скажу, не хочу подводить людей.

— Все равно узнаю, — мрачно пообещал Шабашкин.

— Это как угодно, а я, как честный человек, не могу открыть тайну.

— Да уж, — вдруг засмеялся Дубровский-младший, — самый честный человек во всем Питере! У него в рукаве всегда два туза.

— Ты его знаешь? — спросил генерал.

— Герман, известный в Питере карточный игрок, — представил нового гостя Дубровский-младший. — Получите и распишитесь.

— А вот вас, Владимир Кириллович, мне и надо, — расплылся в улыбке толстяк, но глаза у него оставались жесткими, острыми и неулыбчивыми. Не спрашивая разрешения, он скинул плащ, небрежно бросил его на диван и остался в пиджаке, обсыпанном сигарным пеплом, ни дать ни взять — добрый дядюшка-эльф.

— Володя, какие у тебя могут быть дела с этим господином?

Дубровский-младший молчал.

— Три карты, Вова, три карты, — густым голосом пропел толстяк. — Нам надо поговорить. Наедине.

— Мне не о чем с тобой говорить.

— Не желаешь тет-а-тет, можем и при свидетелях. Но неприятно будет. Ну как?

— Хорошо, — уступил Дубровский-младший.

— Вова, что за тайны? — генерал уже всерьез начал сердиться.

— Отец, это мое личное дело.

— Очевидно, из тех твоих личных дел, что потом становятся моими личными.

— Я разберусь.

— Как знаешь.

Дубровский-младший и Герман удалились в зимний сад, который стал средоточием секретов всех обитателей дома.

— Черт возьми! — буркнул генерал. — Скоро двенадцать, Новый год, а мы тут занимаемся разборками с какими-то скользкими проходимцами.

— Уж Герман близится, а полночи все нет, — Чапаев постучал вилкой по пустой рюмке, привлекая внимание собравшихся. — Господа, давайте наконец выпьем! Оставим неразгаданные тайны в прошлом году, и пусть они будут разгаданы в будущем.

                                             * * *

Герман и Дубровский-младший зашли в зимний сад и остановились у фонтанчика. Владимир Дубровский понимал, что предстоит неприятный разговор, но оставался спокоен.

«Неприятностью больше, неприятностью меньше», — с фатализмом думал он.

Герман явился за старым карточным долгом, которому было не менее двух лет. Тогда, тоже под Новый год, Дубровский-младший влез туда, куда не надо было — в игру с человеком, у которого была репутация шулера. Товарищ отговаривал, но Дубровский был изрядно пьян, на кураже, в азарте, ну и сел за стол. Конечно, проиграл, и немалую сумму, тысяч десять долларов. Отдавать, естественно, было нечем, но Герман и не требовал немедленного расчета — тогда он был при деньгах. Только расписку попросил, и Дубровский-младший, как честный человек, ее написал. Потом Герман исчез из Петербурга. По слухам, у него начались неприятности. То ли он обыграл какого-то криминального авторитета и был пойман на передергивании, то ли у него начались неприятности с правоохранительными органами. Так или иначе, Герман исчез с горизонта, и Дубровский-младший успокоился. Постепенно история забылась. А следовало бы вспоминать.

— Владимир Кириллович, — начал Герман, когда они остались вдвоем, — я человек прямой и буду говорить откровенно. У меня безвыходное положение. После инцидента в Петербурге с одним человеком мне спешно пришлось покинуть город. Но это не самое страшное. Самое хреновое произошло потом: фактически мне объявлен запрет на профессию. Ну вы знаете какую. Я персона нон грата в больших городах, не могу там играть, иначе меня ждут крупные неприятности. А в малых моя профессия ничего не стоит в прямом смысле слова, поскольку там практически нет богатых людей, которые подвержены карточной страсти. Так вот, этот человек, которого я, к своему несчастью, обыграл, имеет влияние в определенных кругах и через своих людей мои приметы передал в том числе на юг, в курортные города, и теперь, как вы догадываетесь, я стал безработным. Если бы я знал о последствиях, никогда бы не сел играть с таким человеком. Но я возомнил себя королем карточной игры и думал, что это навсегда. Вот до чего доводит гордыня!

«Если бы я не был должен этому человеку, я бы посмеялся над злоключениями старого картежника, — подумал Дубровский-младший. — Но увы, я не в том положении, чтобы смеяться. С другой стороны, какие у него рычаги давления на меня, если я не отдам долг? Никаких».

Герман, заметив колебания Дубровского-младшего, пыхнул сигарой и угрожающе произнес:

— Судя по вашему лицу, вы задумались, отдавать ли долг человеку, загнанному в угол. Что он, мол, мне сделает? К бандитам он не обратится, к ментам тоже. Я прав? Так вот, Владимир Кириллович, оставьте эти мысли. У меня найдется способ истребовать свои законные деньги. Возможно, я и потеряю кое-что, но вы точно расплатитесь и, скорее всего, отдадите больше, чем должны. Я не требую с вас проценты.

Дубровский догадался, что Герман перепродаст его расписку другим лицам, а что это за лица — легко представить.

— Я подумаю, — сказал Дубровский.

Герман был занят потухшим огрызком сигары. Он достал из кармана спички и пытался снова его разжечь. Дубровский-младший уж было подумал, что его собеседник не расслышал сказанное, когда вдруг Герман холодно произнес.

— У вас есть время до Нового года. Просто скажите мне «да» или «нет» без всяких объяснений.

— Я понял.

Они вышли из зимнего сада в гостиную и направились к новогоднему столу.

— Герман, вам здесь делать нечего, — возразил генерал.

Старого картежника не смутил холодный прием, он нисколько не стушевался:

— Посижу на кухне. Мы не гордые. Помните, Владимир Кириллович, у вас время до Нового года. Как часы пробьют двенадцать, так у вас должен быть готов ответ.

— Что за ответ? — потребовал Дубровский-старший.

— Они знают, — Герман издевательски употребил множественное число.

— Отец, нам надо поговорить наедине, — обратился Владимир к генералу.

— Опять! Мне надоело распутывать твои делишки! Знай: денег не получишь! Что за Новый год — то кража, то убийство, то какие-то проходимцы шастают по дому и требуют денег.

— Выслушай меня!

Генерал кипел, но повернулся и пошел в кабинет вместе с сыном. Разговор, естественно, пошел на повышенных тонах.

— Володя, кто следующий?! — Дубровский-старший уже не сдерживался.

— В каком смысле?

— Кто следующий будет требовать с тебя долги?!

— Таких больше нет.

— Ты уверен?!

— Уверен. Но я хотел поговорить о другом.

— О чем же? Вновь о деньгах? Вспомни, сколько раз я тебя выручал. Володя, ты взрослый мужик, пора образумиться. Ты что творишь?! Играешь, пьешь, нюхаешь всякую дрянь! Еще жениться хочешь! Да я первый буду против! Не хочу, чтобы дочь моего боевого товарища с тобой мучилась! Возьмись за ум.

— Я о Германе.

— Что не так с Германом?

— У меня предложение. У него моя расписка, мой долг. Что если мы заберем ее у него? Тогда проблема решится сама собой.

— Ты хочешь сказать: отнимем?

— Ну, пусть будет так.

— Да-а… хорош сынок, ничего не скажешь.

— Я не вижу другого выхода.

— Наивный, ты думаешь, этот прощелыга держит расписку при себе?

— Хотя бы попробуем. Или выкупим за небольшую сумму.

— Так выкупай. Нет? Ладно, попробуем.

Генерал открыл дверь кабинета и крикнул:

— Брикс, пригласи к нам Германа.

Толстяк явился мгновенно.

— Я вижу семейный совет? До чего договорились?

— Герман, отдай расписку по-хорошему, — без церемоний начал Дубровский-младший.

— У меня ее нет. Она в надежном месте. Вы думаете, старый еврей не подумал, что у вас возникнет соблазн присвоить мою драгоценную бумажку? Я вас умоляю. Даже не думайте играть в эти игры: типа мы его уберем, и дело с концом, нет человека — нет проблем. Но не в этом случае. Я подстраховался. Если со мной что-нибудь случится, мой человек об этом узнает. Тогда вы заплатите в десять раз больше, чтобы откупиться от тюрьмы.

— Ты блефуешь.

— Проверьте.

— Выверни карманы, сука! — закричал выведенный из себя Дубровский-младший.

— Пожалуйста, только не нервничайте. Не дай бог, кондрашка хватит, с кого я тогда буду требовать мои деньги.

— Насмехаешься, козел! — Дубровский-младший занес кулак для удара.

— Остынь, Володя, этим ты не поможешь. Я его насквозь вижу, старого пройдоху. Просто так его не возьмешь.

— Золотые слова, — согласился Герман и начал вытаскивать содержимое карманов.

Конечно, расписки там не оказалось.

— Снимай пиджак, — приказал Дубровский-младший.

Герман с трудом стащил со своего живота мокрый, грязный пиджак.

— Никакого уважения к старому человеку, — укоризненно пробасил он.

— Мошенники уважению не подлежат, — ответил Дубровский-младший, обыскивая пиджак. — Ну и вонища! Ничего нет.

Он бросил пиджак обратно толстяку.

— Штаны снять? — Герман с готовностью начал стаскивать с себя подтяжки.

— Не надо. — Дубровский-младший брезгливо покачал головой. — У меня нет желания смотреть на твое грязное исподнее.

— Зря, — не обиделся Герман, — а вдруг у меня там расписка?

— Издеваешься, гнида! — вновь вскипел Дубровский-младший. — Дождешься, я тебя точно кончу.

— Это не в ваших интересах, молодой человек.

— Что ты знаешь о моих интересах?! В моих интересах, чтобы тебя не было.

— Наши желания не всегда совпадают с нашими возможностями.

— Пошел вон!

— Как скажете. — Казалось, на толстяка ничего не действует.

— Мерзавец! — воскликнул Дубровский-младший, когда за Германом закрылась дверь кабинета.

— Сам виноват, — произнес Дубровский-старший. — Скажи-ка, у тебя есть еще скелеты в шкафу? Я имею в виду долги. Только честно, чтобы заранее подготовиться.

— Нет.

— Точно?

— Точно.

— Что ж, будем считать, эта тема закрыта.

                                            * * *

Герман вышел из кабинета с чувством огромного облегчения. Внутри него бушевала буря, он едва не оказался летящим в пропасть, но его лицо — лицо игрока в покер — не выражало никаких эмоций.

Герман блефовал, когда говорил, что расписки у него нет, как и не было человека, который мог бы прикрыть его задницу. Ему не к кому было обратиться за помощью. Ибо за время, когда он фактически находился в бегах, он растерял многие связи, а немногие люди, с которыми он поддерживал отношения, ни при каких обстоятельствах не стали бы ему помогать. Протянуть руку толстяку — значило иметь крупные неприятности от авторитетного человека. Герман был прокаженным.

Расписка была зашита в подкладку пиджака так искусно, что если не знать, ни за что не догадаешься. Это во-первых. Во-вторых, Герман никому не доверял.

Придав себе невозмутимый вид, Герман вошел в гостиную. Несмотря на сонное выражение лица, мозг его усиленно работал, проигрывая возможные варианты, в частности если Дубровский-младший не отдаст долг. Герман мог предложить расписку Дубровского известному в Питере антиквару, ювелиру и владельцу ломбарда. Антиквар занимался и кое-чем другим: давал в долг под немалые проценты, скупал золото, драгоценные камни и ювелирные изделия — естественно, краденые. Однако шаг этот был небезопасен: человек был связан с авторитетами, которые обеспечивали ему крышу. Человечек мог Германа сдать. Но другого варианта у толстяка не было. Взвесив все «за» и «против», он принял решение поскорее выбраться из «Отрадного» и в Питере продать расписку антиквару. Герман знал, что получит едва ли половину карточного долга Дубровского, но выбора у него не было. Другой вопрос: как выбраться из усадьбы? Пока бушевал ураган, это было неосуществимо.

В гостиной появились отец и сын Дубровские. Заметив стоящего у новогоднего стола Германа, Владимир процедил:

— Кое-кто здесь лишний.

— Да пусть остается, под присмотром будет, — примирительно заметил Дубровский-старший. — Только пиджак сними. Воняет, дышать невозможно. Повесь возле камина, пусть просохнет.

— Никак не могу, Кирила Петрович, — ответил Герман, — мне холодно.

— Тогда проваливай, — раздраженно бросил Дубровский-старший, — нечего гостей травить.

«Все равно на виду будет», — подумал Герман и снял пиджак, повесил его на стул, стул пододвинул к камину.

— Ну что, господа, до Нового года остался час. Давайте по-человечески проводим старый, — Дубровский-старший оттянул бороду и опрокинул стопку водки. — Закусывайте, не стесняйтесь!

Гости давно освоились и не думали стесняться. Пили кто что: Дубровский-младший, Чапаев и Герман — виски, Пуаро и Троекуров — водку, Гастингс и Маша — вино, полковник — коньяк. Толстяк хотел прикурить сигару, но ему не разрешили. Он пожевал губами и, не выпуская огрызка сигары изо рта, выпил виски — получилось как-то уж совсем удивительно.

Разговор вертелся о погоде, урагане, ущербе от него, женщинах, генерал начал рассказывать армейские анекдоты, опуская нецензурные выражения. Без них терялась соль, и все лишь вежливо смеялись. В общем, компания складывалась хорошо.

— Где пиджак?! — неожиданно взревел Герман.

И новогоднее настроение собравшихся вмиг улетучилось. Вдруг вспомнилось, что в доме Дубровских не все благополучно: призраки кражи и таинственного убийства явственно всплыли в гостиной.

— Где мой пиджак?! — кричал Герман. — Где он?!

— Что ты орешь, — попытался осадить толстяка Дубровский-младший. — Зачем он тебе? Давно пора выбросить эту тряпку.

Его слова только добавили Герману злости. Он с неожиданной для такого толстого человека резвостью забегал по гостиной в поисках пиджака, не переставая кричать.

На крик из кухни вышла Сюзанна:

— В чем дело? — спросила она.

— Пиджак! Мой пиджак! Вы не видели мой пиджак?!

— Видела. Я отнесла его в бельевую стирать, — спокойно ответила она.

— Что?! В бельевую?! Да как вы смели?! — заревел Герман.

— Он, извините, вонял.

— Почему меня не спросили?

— Вы были заняты разговором.

— Черт бы вас побрал!

— Не кричи на Сюзи, мудак! — повысил голос Дубровский-старший.

Но Герман его не слышал. Уточнив у Сюзанны, где находится бельевая, он, топая, как бегемот, бросился на цокольный этаж.

Дубровские переглянулись между собой.

— Тебе тоже показалась странной реакция Германа? — спросил Владимир.

Генерал кивнул.

— Давай-ка спустимся в бельевую.

Германа они застали за лихорадочным переворачиванием корзин с грязным бельем. В помещении было душно, и толстяк вспотел от напряжения и теплого воздуха, пахнущего, как обычно пахнет в прачечной, горячей мыльной водой. Вытряхнув все из трех огромных корзин и не найдя своего пиджака, он уставился на груды белья с каким-то тупым недоумением.

— Нет! — заревел Герман. — Нет!

Он с ненавистью пнул корзины, поддел ногой какой-то свитер и, как футбольный мяч, отправил в угол. При этом он поскользнулся на мокром полу и грохнулся на несвежие простыни. Владимир с нескрываемым злорадством следил за действиями старого картежника. Герман не умел проигрывать!

— В стиралке посмотри, — меж тем произнес Дубровский-старший.

— А? — непонимающе уставился на генерала толстяк.

— В стиральной машинке посмотри, — повторил Дубровский-старший.

Герман проворно вскочил, что было удивительно при его комплекции, и бросился к стиральной машинке. Он рывком открыл крышку, запустил руку и вытащил свой пиджак. Лицо его выражало нескрываемое облегчение.

— Фу-уф! — шумно выдохнул Герман. При этом вместе с выпущенным из груди воздухом с толстяком произошла замечательная метаморфоза: со лба его прошла по лицу легкая волна, словно мылом стершая признаки волнения, и Герман вновь предстал игроком в покер. Как и прежде, он заговорил учтиво-иронично: — Ваша служанка заставила бегать старого толстого еврея.

— Так зачем же вы бегали, Герман? Ваш пиджак на самом деле нуждается в стирке. Пусть его, постирался бы, причем бесплатно. Может быть, дело совсем в другом? А, Герман? — Дубровский-младший пристально посмотрел на собеседника. Владимир чувствовал себя совершенно спокойно, на этот раз все козыри были у него на руках.

Но чутье подвело Германа, он не понял, что ситуация изменилась.

— Мне срочно нужно в Питер. Я не могу ждать, когда пиджак просохнет. Господа, разрешите-ка, я поднимусь наверх

— Не задерживаем, только пиджак оставьте здесь.

— Зачем вам вонючий пиджак?

— Мы его постираем.

— Да не нужно, мне и так сгодится.

Герман собирался протиснуться между отцом и сыном Дубровскими, но был решительно остановлен.

— Снимай пиджак, гнида! — заорал выведенный из себя Дубровский-младший.

— Я, я… не понимаю, чего вы хотите, — запинаясь, произнес Герман.

— Пиджак! — Дубровский-младший пребольно двинул кулаком ему в печень. Герман обмяк и, чтобы не упасть, прислонился к стиральной машинке.

Дубровский-старший рывком сдернул с жирных плеч толстяка пиджак, перекинул его через руку и сказал:

— Пошли, Володя.

Дубровский-младший с презрительной усмешкой осмотрел безвольно распластанную на машинке фигуру Германа и последовал за отцом. Он не увидел, как по щекам толстяка катятся слезы.

— Я вам этого никогда не прощу, — вытирая глаза, злобно проговорил Герман.

Дубровские прошли в кабинет генерала, оторвали подкладку и нашли злополучную расписку. Развернули, прочитали.

— Вот она, родная, — младший Дубровский прижался губами к мятой, захватанной бумажке. — Конец мерлезонского балета!

Он вышел в гостиную и бросил расписку в камин. Это, как и пиджак Германа в руках Дубровских, заметил лишь внимательный взгляд Гастингса.

Часть VIII. Новый год

Происшествие с Германом ненадолго отвлекло компанию. Тем не менее до начала Нового года осталось совсем немного. Вышедший из кабинета вслед за сыном Дубровский-старший энергично хлопнул в ладоши, привлекая внимание собравшихся.

— Дамы и господа, нас немного отвлек от праздничных хлопот наш новый гость… Кстати, где он? Ну да ничего, скоро Герман к нам присоединится. Давайте выпьем!

— А мне Дед Мороз игрушку под елку положил, — раздался звонкий мальчишеский голос. — Смотрите!

Сын горничной Сюзанны, а это был он, поднял над головой большой макет спортивной машины.

— Управляемая, — похвастался он, — сейчас покажу.

— Боря, — одернула его мать, — тебе пора спать!

— Ну мама, еще немного!

— Нет. Время позднее.

— Пусть играет, — вступилась за малыша Маша.

— Он нарушит режим, — не сдавалась Сюзанна.

— Сюзи, пусть мелкий встретит Новый год, — поддержал Машу Дубровский-старший.

Сюзанна хотела возразить, но под взглядом генерала передумала.

— Только не мешай взрослым. Возьми бутерброд и иди к окну, поиграй там, — сказала она сыну.

Мелкий схватил бутерброд, сунул его в зубы, раскинул руки в стороны и побежал. Обежав по периметру обширную гостиную, он скрылся на кухне.

— Как бы чего не натворил, — встревожилась Сюзанна.

— Да пусть бегает, — ответил Дубровский-старший. — Лишь бы под ногами не мешался. — Генерал отвернулся от Сюзанны, давая понять, что разговор окончен, и обратился к гостям: — Почему не налито?

Он снова оттянул привязанную резинкой дедморозовскую бороду и вылил в рот рюмку водки.

— Шустрый мальчишка, очень шустрый, — промолвил Гастингс, — интересно, кто его отец. Нет. Переводить не надо. — Он знаком остановил Чапаева.

— Разве это так важно? — ответил тот.

— Может, нет, а может, да. Как у него фамилия?

— Брикс, конечно.

— Ах да, как же иначе.

Между тем до полуночи оставалось всего полчаса. Компания встряхнулась — отчасти от спиртного, отчасти от ожидания Нового года. В воздухе осязаемо парило нервное напряжение, словно кто-то невидимый крутил динамо-машину, которая в любой момент могла разрядиться электрическим разрядом.

Гастингс с бокалом вина в руке наблюдал за собравшимися вокруг праздничного стола. Дубровский-старший в своем красном колпаке и белой бороде походил скорее на коверного клоуна, чем на Деда Мороза. С вилкой в руке он рылся в тарелке с солеными маслятами. Дубровский-младший что-то шептал на ухо Маше Троекуровой. Та слушала с непроницаемым видом, кутаясь в шаль, хотя в гостиной было жарко. Рядом с недовольным видом стоял Троекуров — он явно был не в восторге от близкого соседства Владимира. Раскрасневшийся от выпитой водки, но с трезвым взглядом, полковник Шабашкин сидел на стуле в торце стола. Острый взгляд, который он бросал на своих соседей, говорил, что полицейский помнил о своих обязанностях. Чапаев рассказывал скабрезный анекдот Пуаро, стараясь точнее передать значение русского мата. Оба смеялись: Чапаев над Пуаро, который ничего не понял, Пуаро вместе с Чапаевым. Эти двое были довольны жизнью.

Контраст с остальными представлял мрачный, превратившийся в руины Герман: подтяжки сползали с плеч, очки съехали набок, лицо странно расползлось. Однако взгляд, который он изредка бросал на Дубровских, горел ненавистью. «Кто-то из них убийца», — подумал Гастингс.

Но он ошибался.

— Бах, бах! Все убиты! — раздался вдруг звонкий мальчишеский голос. Разом смолк нестройный разговор, прекратился стук вилок и посуды. Компания повернулась на возглас: в дверях кухни стоял мальчик и целился из пистолета. Раритетного. Семейной реликвии Дубровских! Похищенного злоумышленником. Орудия убийства.

Первым опомнился генерал.

— Боря, дай мне это, — вкрадчиво произнес он.

— Пистолет не заряжен? — осторожно поинтересовался Чапаев.

— Почем я знаю, — ответил Дубровский-младший. — Пуаро, да опустите вы руки, не смешите людей.

— Боря, — генерал сделал шаг вперед по направлению к мальчику, — отдай пистолет.

— Не-а, это моя игрушка!

— Борис! — строго окликнула сына Сюзанна. — Это еще что такое! Это не баловство! Отдай!

— А вот и нет! — было видно, что мальчишке нравится эта игра, нравится быть в центре внимания, нравится испуг взрослых.

Дубровский-старший сделал еще шаг в направлении Бориса. Мальчишка засмеялся:

— А вот и не поймаешь! — и кинулся обратно в кухню.

Генерал с неожиданным проворством ринулся вслед за ним. Туда же устремилась и Сюзанна. Мальчишка наискосок пересек кухню, выскочил через проходную дверь на террасу, а потом в зимний сад.

— Надо блокировать двери из сада в гостиную, — произнес Троекуров.

— Они должны быть закрыты, — возразил Чапаев.

— Я их только что открыл, — едва успел произнести Дубровский-младший, как двери распахнулись, и из них вывалился хохочущий мальчуган.

— Заблокируйте лестницу на цокольный этаж, — закричал Чапаев.

Дубровский-младший кинулся туда. Боря, видя, что путь к побегу заблокирован, побежал в кабинет. Следом за ним, громко топая, пробежал Дубровский-старший. Следом, хромая, последовала Сюзанна — у нее сломался каблук.

Из кабинета послышался громкий голос разъяренного генерала и плач мальчика.

— Кажется, операция успешно завершена, — констатировал Чапаев.

Из кабинета, сжимая в руках пистолет, вышел побагровевший Дубровский-старший. Он потерял колпак, борода висела на шее. Следом Сюзанна вела плачущего сына.

— Дайте мне пистолет, — потребовал Шабашкин, когда генерал подошел к столу.

— Обойдешься, — огрызнулся Дубровский-старший. Он повернулся к Борису и требовательно спросил: — Где взял, паршивец?

— В саду-у-у, — подвывал Боря.

— Показывай.

Дубровский-старший подтолкнул мальчика в направлении зимнего сада. Следом не сговариваясь двинулась вся компания, за исключением обезноженного Шабашкина.

— Следы не затопчите! — крикнул он вслед. Но его никто не слышал.

Борис подвел генерала и гостей к небольшому фонтанчику, располагавшемуся в центре сада, и указал на шар, нанизанный на метровый шпиль в середине фонтана. Шар нажатием кнопки мог вращаться вокруг своей оси, создавая световые и звуковые композиции. Сбоку находился технологический люк для обслуживания электронной системы, создающей комбинации цветомузыки. Внутри этого шара и был спрятан пистолет.

— Кто здесь ночевал? — задал вопрос Дубровский-старший. Впрочем, он мог и не спрашивать. Все знали, что в зимнем саду из-за отсутствия свободных комнат располагался Дубровский-младший.

— Этого не может быть, — нарушил тягостное молчание Владимир. — Надеюсь, вы понимаете, что этого я не мог сделать. Зачем мне прятать улику у себя под боком? Я еще не выжил из ума.

Он умолк, по очереди оглядывая хмурые лица. На них было написано недоверие. Повисшую тяжелую паузу нарушил бой часов по телевизору и громкий возглас Шабашкина:

— Двенадцать! Новый год!

Все молча потянулись в гостиную. Настроение было испорчено окончательно. Генерал отдал пистолет Шабашкину. Тот понюхал дуло.

— Ну и чем пахнет? — криво усмехнулся Дубровский-старший.

— Это — улика, — со значением произнес полковник. — А вот чем пахнет или кем, я все равно узнаю.

— Флаг в руки.

Гастингс, казалось, не слышал пикировки генерала и полковника. Похоже, он вообще ничего не замечал вокруг, глубоко погрузившись в размышления. «Все-таки топорно сработано с пистолетом или нет? — думал он. — Для чего преступник подкинул пистолет Дубровскому-младшему? Бьет в одну точку? А если я ошибаюсь? И Владимир действительно виноват? Мотив у него был. Наверняка охранника убили за то, что он стал свидетелем кражи пистолета. Стал шантажировать вора и получил пулю. Еще немного, и я поверю в виновность Дубровского-младшего».

Между тем компания начала потихоньку распадаться. Почти сразу после новогоднего поздравления президента Маша, сославшись на плохое самочувствие, поднялась к себе наверх. Выглядела она действительно неважно, это заметили все. Дубровский-младший вызвался ее проводить, но она решительно отказалась.

— В свете последних событий я уже жалею, что так получилось, — произнесла она, глядя при этом на Владимира. — Извините, я устала.

— Не понимаю, о чем ты говоришь. — Дубровский-младший был явно озадачен.

— Может, это и к лучшему.

Произнеся эти странные слова, Маша покинула гостиную. Вслед за ней поднялся и Троекуров.

«Что бы это значило, — размышлял Гастингс. — Слова девушки явно были адресованы Дубровскому-младшему, хотя их смысл он, по-видимому, не понял. На что она хотела намекнуть молодому человеку? Тут есть о чем подумать». Вслух же он сказал, обращаясь к Пуаро:

— Эркюль, не пора ли и нам честь знать?

— Джон, пожалуй, я останусь. Когда я еще встречу Новый год по-русски!

— Хорошо, только не увлекайся.

— Ты меня знаешь.

— Да, и очень хорошо.

Сюзанна тоже встала из-за стола:

— Пойду уложу Борю.

Брикс с Германом расположились на кухне, и в гостиной осталось пятеро мужчин. Затем они продолжили встречу Нового года во дворе без Шабашкина, пускали фейерверки. Возвратившись в дом, позубоскалили тихонько над уснувшим полковником. Разошлись мужчины около трех часов сильно навеселе. Брикс с дочерью собрали посуду со стола, выключили свет в гостиной и пожелали друг другу спокойной ночи. Дом наконец затих.

                                             * * *

Под утро ураган начал успокаиваться. Ветер заметно утих, подморозило, дождь превратился в мелкие ледяные крупинки, которые с шелестом падали на землю. Рассвело поздно, и это была какая-то молочная мгла — от остывающей земли шел пар, поднимающийся вверх.

Вставали обитатели тоже поздно. Первой проснулась Сюзанна. Было слышно, как она мыла на кухне посуду. На помощь ей пришел отец — он гремел пустыми бутылками, засовывая их в мусорные мешки. Затем вместе с другим мусором вынес их на крыльцо: на цокольный этаж, куда обычно доставлялись отходы перед их вывозом, ему идти не хотелось. Он не любил вид мертвецов, хотя в Афганистане и Чечне видел их немало.

— Похолодало, — сообщил он Сюзанне, когда вернулся в дом, — но ветер стих, может, погода наладится. Уж поскорей бы гости уехали, а то хлопот с ними хватили — не приведи господь. Никогда еще так Новый год не встречали.

— Не надейся, нескоро уедут гости, — возразила Сюзанна. — Ты забыл, что в доме труп. Понаедет полиция, мало не покажется.

— Пойду посмотрю прогноз погоды, — сказал Брикс.

— Там Шабашкин спит, смотри на кухне, сейчас телевизор включу, — ответила Сюзанна.

Словно в ответ на ее слова, в гостиной заработал телевизор.

— Шабашкин проснулся, спрошу, что ему на завтрак приготовить.

— Завтрак буду готовить после того, как проснутся все, — отрезала Сюзанна. — Иначе я от плиты не отойду. Могу сделать кофе или чай.

— Им надо чего-нибудь покрепче.

— Покрепче в баре.

После этих слов Сюзанны в гостиной одновременно появились ночные герои — Дубровский-старший, Пуаро и Чапаев — и направились к бару.

— Услышали, что ли? — удивилась Сюзанна.

Из гостиной послышалось звяканье стаканов.

— Шабашкин, тебе налить? — раздался голос генерала.

— Нет, — ответил Шабашкин.

— Как хочешь.

Постепенно в гостиную подтянулись и другие обитатели. Сюзанна подала на стол яичницу, сосиски, масло, джем, хлеб, чай и кофе. Все принялись за еду.

— А где Володя? — внезапно спросил Дубровский-старший. И действительно, Дубровского-младшего за столом не оказалось.

— Что такое, — заворчал генерал, — сколько можно спать. Брикс, посмотри, что с ним.

— Когда мы сможем поблагодарить господина генерала за гостеприимство? Что говорят синоптики? — спросил Гастингс.

— Торопитесь уехать? — усмехнулся Дубровский-старший. — А как же ваше расследование?

— Оно закончено, — коротко ответил Гастингс.

— Вы раскрыли кражу и нашли убийцу? — изумился Дубровский-старший.

— Это одно лицо.

— И кто же это?

— Давайте дождемся вашего сына.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что это Володя?

— Никто из усадьбы не уедет, — подал голос Шабашкин, — до приезда полиции и произведения следствия.

Никто не слышал, как из зимнего сада появился Брикс. Лицо его выражало тревожное недоумение и еле сдерживаемое волнение.

— Кирила Петрович, — окликнул он Дубровского-старшего, — извольте пройти в сад.

— Что, что такое? — раздраженно спросил генерал.

— Там с Володей непонятно. Я его бужу, а он не встает.

— Что ты хочешь сказать? Отказывается?

— Нет. Сами посмотрите.

— А черт! — выругался генерал. — Поесть не дают. Пойдем.

Он бросил салфетку и вместе с Бриксом направился зимний сад.

Через некоторое время Брикс выбежал обратно и закричал:

— Кириле Петровичу плохо. Кажись, Володя умер!

Часть IX. Гастингс исправляет ошибки

Дубровский-младший, видимо, умер ночью. Первое впечатление — от передозировки наркотиков. Рядом с диваном, на котором он спал, валялся шприц и все сопутствующие наркоманские причиндалы, которые требуются для подготовки и введения в вену дурмана.

Шабашкин, который приковылял последним, запретил что-либо трогать. Он дал свой смартфон Гастингсу и попросил сделать снимки места происшествия.

— Как вы думаете, — обратился полицейский к англичанину, — мы имеем дело с несчастным случаем или произошло нечто более серьезное?

— Вы имеете в виду убийство? — без обиняков спросил Гастингс.